— Я три дня о тебе думал.
Её взгляд метнулся вверх, они глазами встретились, и от его требовательности, Ира нервными мурашками покрылась.
— А ты не позвонила.
— Ты тоже не позвонил.
Он взял её за подбородок, заглядывая в глаза, большим пальцем обвёл её нижнюю губу, снова наклонился, но Ира увернулась от очередного поцелуя.
— Мы не должны здесь быть, кто-нибудь может войти. И… там твоя жена.
— Ирка, ты меня бросила, — словно не слыша её, сказал он.
Она же горько усмехнулась, правда, в сторону.
— Как бы я хотела тебя бросить, Лёша. Нам бы обоим стало куда проще.
— Я три дня о тебе думал.
— Кажется, ты меня в этом обвиняешь.
— Нет. А в том, что ты пришла с этим…
— Если ты не замолчишь, мы опять поссоримся.
— Давай поссоримся, — явно горячась, согласился он, и глаза недобро сверкнули.
Ира попыталась освободиться от его рук на своём теле.
— Ты этого хочешь?
Он нервно дёрнул плечом, не отводя взгляда, и Ира вдруг согласилась.
— Хорошо, давай ссориться. С чего начнём?
Алексей пристально смотрел на неё, потом вдруг на его губах мелькнула усмешка, он снова голову опустил, прижимаясь к ней, и вздохнул.
— Ир, я, правда, не хочу…
— Я знаю, — успокоила она его, пригладила его волосы. Неожиданно сглотнула. — Я тоже не хочу, Лёш. И ты пьян. Тебе нужно вернуться в зал… к жене. Тебя все должны видеть, ты победитель сегодня. — Она помедлила ещё и всё-таки сказала: — Я очень тобой горжусь.
— Ты придёшь завтра?
Он был требователен и отказ принимать не собирался. Её пальцы пробежались по его груди, по линии пуговиц на рубашке, если честно, избегала смотреть ему в глаза в этот момент, потом кивнула.
— Приду. — И выдохнула, неожиданно ощутив жуткую усталость. Обняла его в последний раз. — Конечно, я приду к тебе. А теперь возвращайся в зал, пожалуйста.
— Нас нет всего пять минут.
— Это тебе так кажется. И больше не пей.
Он кивнул.
— И не злись.
— Ир, хватит, — буркнул он, и она решила согласиться.
— Хватит. — Коснулась его щеки на прощание, а Алексей снова её поцеловал. И тут же выдвинул условие:
— Завтра утром, в десять.
Она рискнула в шутку возмутиться:
— С ума сошёл!
Вновь ухватил за подбородок и заглянул в глаза. А когда коснулся её губ, повторил:
— В десять.
11
Света остановилась в дверях спальни, наблюдая за тем, как муж застёгивает рубашку, стоя перед зеркалом. Алексей выглядел призадумавшимся и сосредоточенным, видимо обдумывал, что он этим вечером должен сказать Тимуру Катаняну, который придёт с семьёй к ним на ужин. А может и не об этом он думал, Света уже ни в чём уверена не была. В последние дни Лёша снова начал пропадать вечерами, зато, как Света сама печально шутила, его рассеянность и отстранённость не так бросались в глаза. Мысли мужа были заняты чем-то посторонним, и как это ни грустно, Света всё чаще приходила к выводу, что не чем-то, а кем-то. Это было больно, несправедливо и обидно, а ещё противно оттого, что ей всё чаще хотелось за ним проследить. Чтобы перестать гадать, чтобы перестать изводить себя подозрениями, узнать бы всё, и тогда уже принимать решение — ненавидеть или бороться.
Никогда не думала, что ей за мужа бороться придётся. Верила, что у них всё будет хорошо, что они всегда смогут договориться, не будут бояться обсуждать и обговаривать проблемы, верила, что с изменой ей столкнуться не придётся. Кому как не ей, прожившей с мужчиной больше семи лет, знать, чего он боится и чего не любит, практически не терпит. Лёшка никогда не одобрял ветрености своего отца, хоровода женщин вокруг Андреаса, и ещё совсем недавно Света не могла мысли допустить, что Алексей настолько изменится. Превратится в мрачного, отстранённого человека, который если и смотрит в её сторону, то словно сквозь неё. Конечно, она допускала, что Лёша порой увлекался другими женщинами, замечала его интерес и оценивающие взгляды, которыми он провожал впечатливших его девушек, но, в конце концов, эти взгляды ему в наследство от отца достались, в комплекте со всеми остальными генами и греческой горячностью. Но ничего серьёзного, что бы Свету могло всерьёз обеспокоить, не случалось, ничто их семейную жизнь не тревожило. Лёша обожал их дом, который сам когда-то спроектировал, он с радостью возвращался домой вечерами, до безумия любил сына, и её, конечно же, её. И что же, что прошли годы и та страсть, которая когда-то вспыхнула между молодыми людьми, пошла на убыль. Но они оба понимали, что на смену страсти пришло что-то более важное и умиротворяющее. По крайней мере, до последних событий Света была уверена, что они понимали это оба. А потом что-то случилось, и Лёша отдалился в момент. Будто его кто-то увлёк, увёл в сторону от семьи, и даже не заметно, чтобы он этому сопротивлялся. Очень бы хотелось думать, что дело не в женщине. Очень бы хотелось, но никак не получалось… Ведь не зря говорят, что жена без сомнения почувствует появление любовницы. Которая уводит, отнимает и окручивает. И в один момент на тебя сваливается понимание того, что нужно бороться, отстаивать и даже драться. А как драться, если ты не готова, да и не приучена? Как бороться, если не знаешь с кем?
Света за мужем наблюдала, потом собралась с силами и спросила, надеясь, что её голос прозвучал нейтрально:
— Пиджак наденешь?
Алексей застегнул пуговицы на рукавах рубашки, головой дёрнул, отвлёкшись от раздумий, кинул на жену быстрый взгляд.
— Думаешь, надо?
— Думаю, нет. У нас же неформальный ужин.
— Вот и я так думаю.
Она в комнату вошла, закрыла за собой дверь. Стала раздеваться, сняла с вешалки приготовленное для этого вечера платье. Через плечо оглянулась, увидела, что Алексей устроился в кресле у окна, уткнулся взглядом в телефон. В комнате повисло молчание, но смущало оно, кажется, только её.
— Молнию застегнёшь?
— Конечно.
Даже глаз не поднял, и это разозлило, но возмущение в себе Света старательно задавила. Повернулась спиной, и помимо быстрого прикосновения, удостоилась мимолётного поцелуя в макушку.
— Отлично выглядишь.
— Лёша, ты даже не посмотрел. — Это был укор, правда, достаточно лёгкий, но Алексей повернулся к ней, вскинул брови, вроде удивлённый её словами. Окинул её взглядом, и повторил:
— Ты отлично выглядишь. У меня никаких сомнений нет в этом уже очень давно.
— Как мило.
— Что такое, Свет?
— Да нет, ничего. — Усмехнулась, подошла к зеркалу и принялась вставлять в ухо серёжку. — Просто недавно с подругами об этом говорили. Чем дольше ты замужем, тем более замыленными становятся комплименты мужа. И в итоге, остаётся один на все времена.
— Да перестань. — Лёша руками развёл и даже улыбнулся. — Что сделаешь, если моя жена выглядит отлично всегда?
— Ну конечно. — Подошла к нему, и он без лишних слов наклонился к ней и прижался губами к её губам. Прижался, крепко, и даже душевно, но на настоящий поцелуй это было мало похоже. И Света застыла ненадолго, после того, как Алексей отошёл от неё. Долг свой исполнил и ушёл, а ей потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и осознать… А потом заставить себя эти мысли откинуть и вспомнить об обязанностях хозяйки дома.
Тимур Катанян был личностью весьма любопытной. Шумный, настойчивый, разговаривающий с определённым акцентом, который не смогли исправить даже годы жизни в Москве. Хотя, скорее всего он и не старался что-то в себе исправить, он гордился своими корнями и предками, за что Алексей его и уважал. А ещё Тимур Вазгенович жил в уверенности, что своей семьёй он управляет также ловко, как и большим бизнесом. И со стороны так и могло показаться, две дочери Катаняна — Карина и Марина, слушались отца беспрекословно. Как скромные порядочные кавказские девушки, с отцом не спорили и опускали глаза, встретив его взгляд в упор, вот только длилось их смирение ровно до того момента, пока Тимур Вазгенович пребывал рядом с ними в непосредственной близости. Как только он выходил из комнаты, просыпался вулкан. По крайней мере, в Карине. Марина была спокойнее и разумнее, не столь шумной, как говорили люди. Не столь пустоголовой, как говорил Алексей. Марина была младше сестры на два года, оканчивала институт, и по слухам, собиралась замуж за молодого человека, которого ей подобрал отец, сына то ли друга, то ли партнёра по бизнесу, то ли даже дальнего родственника. Но судя по тому, что Марина не спорила с решением отца, его выбор пришёлся ей по душе. Алексей, сведя с Мариной хоть и не близкое, но знакомство, знал, что упрямством и решительностью, она отцу не уступит. А значит, совет да любовь.