Принесли чай, и Ира тоже схватила чайную ложечку, только в отличие от Светланы, принялась вертеть её между пальцев, всё отчаяннее желая запустить ею в стену, и крепко выругаться при этом. Ругаться не очень умела, но в этот момент хотелось.
— А что происходит?
Света растерялась от её вопроса, неловко кашлянула, после чего обличительным тоном проговорила:
— Вы знаете.
Ира посмотрела на неё.
— Вы имеете в виду меня? А я имею в виду Лёшу. Он как-то не так себя ведёт?
Света прищурилась, пыталась решить, что стоит Ире говорить, а что нет.
— Я на самом деле хочу попросить вас оставить моего мужа в покое, — в итоге сбилась она на банальность, но это был самый простой путь, как оказалось. — У вас же есть свой муж. Вам не стыдно?
Ира глаза опустила, затем головой качнула.
— Нет, не стыдно. За свои отношения… с вашим мужем, мне не стыдно. Мне стыдно за свою слабость и за своё предательство. И за его предательство, но это тоже слабость. — Губы затряслись, и потребовалось несколько секунд, чтобы с этим справиться. После чего на Свету посмотрела. — Поверьте, я знаю, как он любит сына. И вас он любит. И, вообще, у него всё замечательно, я всё порчу. Но это было выше наших сил.
— Зачем вы мне это говорите?
— Не для того, чтобы уязвить. Хочу, чтобы вы поняли, он… очень любит сына. И ценит свою семью, всё, чего добился.
— Он вам рассказывал? — тихо спросила Света.
— Да. И я знаю, что мне нечего ждать. Только терпеть, а я совсем не уверена, что мне хватит моральных сил. Любви хватит, а вот сил… Я слабая, — призналась она. — Это большой недостаток. Мне легче спрятаться, и придумать свою вот такую счастливую семью. Бороться надо за своё.
Света чуть наклонилась к ней через стол.
— А он — моё. Мой муж.
— Да.
— А ты разбиваешь две семьи.
Вот они перешли на «ты» и обличительный тон. Света так смотрела на неё в этот момент, растеряв остатки сдержанности, и перешла в наступление. Оно не было продуманным, оно выплёскивалось через край вместе с негодованием и болью.
— Ты приехала за ним из Лондона, я правильно понимаю? Ты приехала за ним. И ещё говоришь, что ничего не ждёшь? Оставь мне мужа, — продолжила она после короткой паузы. — Не мучай его.
— Он не уйдёт от тебя, — как заклинание повторила Ира.
— Ты в этом убедилась? Да, он не уйдёт, но будет разрываться между нами, и это, по-твоему, жизнь? И ради чего всё это? Ради встреч на съёмной квартире и вечеров в клубах, куда жён не водят? Понимаю, там место любовницам. И это предел мечтаний? — Света казалась не на шутку разгневанной, даже смотрела на Иру с праведным огнём в глазах. — Ты испортила жизнь себе, теперь портишь жизнь нам, — подвела она неутешительный итог.
Её слова и тон всё-таки уязвили. Ира всё выслушала, и если минуту назад собиралась стойко принять все упрёки, надо признать, что справедливые, то сейчас вышла из себя.
— Это не предел мечтаний, и ты это знаешь. Я его люблю, и не тебе судить о моих чувствах. И не я виновата, что он женат.
— Наверное, в этом виновата я! — Света от такой наглости даже усмехнулась, хотя было совсем не до смеха, руки уже в кулаки сжались, и успокоиться никак не получалось.
— Нет. В этом виноват он. Он всё знает, Света, он знает, в чём он виноват — и перед тобой, и передо мной, и перед своим сыном. Поэтому я и предлагала тебе поговорить с мужем, а не со мной. Что ты хочешь от меня услышать? Что я больше к нему не подойду, не увижусь с ним, не отвечу ни на один его звонок? Я включала утром телефон, и видела количество пропущенных. И поэтому ты здесь. И поэтому ты просишь меня… — сглотнула, — оставить его в покое. Потому что в нём нет покоя, и ещё долго не будет.
— Будет. Как только ты исчезнешь с его горизонта. Пройдёт немного времени, и он успокоится.
— Ты хочешь в это верить?
— А ты хочешь верить, что он будет по тебе страдать до конца жизни? — Света искренне рассмеялась над её доверчивостью, и Ира на самом деле почувствовала себя глупо. В Лёшкины бесконечные страдания она точно не верила. — У него семья, жена и сын. У него есть родители и любимая работа. Как долго у него будет хватать времени на тебя? Или ты предлагаешь, чтобы он жил на две семьи?
— Да ничего я не предлагаю! — сорвалась вдруг Ира.
Света удовлетворённо кивнула.
— Это я и хотела услышать. А ещё лучше, если бы ты уехала из Москвы. И тогда ты увидишь, как быстро он перестанет тебе звонить.
Понадобилось некоторое время, чтобы справиться с дыханием и удушающим комком в горле. Ира отодвинула от себя чашку с остывшим чаем, который так и не попробовала, схватила сумку и порывисто поднялась. Но напоследок сказала:
— Возможно, ты права. Возможно, это самообман, всё, что у нас с ним было. Он перестанет мне звонить, а я перестану о нём думать. Но перестанешь ли ты думать о том, что твой муж тебе изменил? Знаешь, вчера мой муж спросил меня: а смогла бы я простить измену? И мне нечего было ему сказать. Задай себе этот вопрос, прежде чем разворачивать военные действия по возвращению мужа в семью. Что ты будешь делать с отвоёванной территорией.
Выдохнула всё это на одном дыхании, кивнула Светлане на прощание, и почти бегом кинулась к выходу из кафе. Оказалась на улице, в духоте после прохлады кондиционеров, и замерла на крыльце, только в этот момент осознавая, что сопернице наговорила. И даже раскаялась. Нужно было просто уйти. Нужно было пообещать ей, что угодно — не встречаться с её мужем и не звонить никогда, и уйти. Так было бы правильно. Думается, мама бы поддержала именно такой исход этого непростого разговора, но Ира не сдержалась. Правда, не принялась доказывать Свете всю состоятельность их с Лёшкой отношений, намекать на долгую историю и общие волнующие кровь воспоминания. Пусть она останется лишь любовницей, которая появилась и её уничтожили противотанковой пушкой, так напугали, что она сбежала, заливаясь слезами. Кстати, слёзы на самом деле имеют место быть. Ира поспешно их вытерла, достала из сумки тёмные очки и водрузила их на нос. Голову вскинула, гордо вздёрнув подбородок. Она не будет больше из-за него плакать. Ей хватило истории пятилетней давности и минувшей ночи, когда она заснула лишь под утро, заливая слезами подушку.
Она пережила эту встречу и этот ужасный разговор. Она смотрела Лёшкиной жене в глаза, и даже сумела что-то сказать в свою защиту. Она не слабая, она ей соврала. Просто сильной быть не всегда удаётся. Она такой середнячок, которому и выжить удастся и с ума не сойти…
— Что ты здесь сидишь?
Надо признать, что она на самом деле сидела на лавочке в парке достаточно долго. В офис так и не вернулась, оставила там свой ноутбук, и не вернулась за ним. Поехала в сторону дома, свернула в сквер и села на неудобную покатую лавочку напротив небольшого фонтанчика. Сидела и думала о случившемся разговоре, а ещё предположения строила. О том, как Света домой вернётся, что Лёшке скажет, расскажет ему или нет, устроит ли скандал, хотя вероятнее, что промолчит. Она ведь спокойная и правильная, Лёша очень ценит эти качества в жене, а вот Ира бы устроила, если не скандал, то ссору бы точно, просто ради того, чтобы прояснить всё окончательно. Она бы и сейчас устроила и вопросы бы ему задала, важные и опасные, но не сделает этого. Потому что, если и не пообещала Свете, то всё равно просто отмахнуться от её просьбы оставить ей мужа, не может. Ей ведь тоже потребовалось неимоверная сила воли и смелость, чтобы решиться встретиться с любовницей мужа, и через себя переступить пришлось, чтобы ещё о чём-то просить, хотя, скорее всего, больше хотелось Ире в волосы вцепиться. Ира бы даже поняла и простила, и это было бы не так обидно, как Светины слова о том, что Лёша очень быстро о ней позабудет, если она исчезнет из его поля видимости. Забудет, перестанет её хотеть, любить перестанет… А ведь любит? Говорил, что любит. Совсем недавно говорил, даже на часы пересчитать можно. И вот Ира сидела на лавочке в сквере, не дойдя до дома каких-то ста метров, и считала эти самые часы. Пальцы загибала, и время от времени поднимала руку к лицу, чтобы слёзы вытереть.
А потом пришёл Миша, и сел рядом с ней на лавочку, и будничным голосом поинтересовался, зачем она здесь сидит. Будто сам не видел заляпанных от частого снимания линз дорогущих очков и покрасневшего носа.