Екатерина Риз - Дурман

— Значит, решила? — Тамара смотрела на неё, нахмурившись, потом отвлеклась на сыновей, которые с горки катались, и погрозила тем кулаком, когда они особо разбушевались.

Ира криво усмехнулась.

— Хочешь, билет покажу?

— Зачем мне твой билет? Ты мне так скажи.

— Наверное, решила.

— Наверное, — передразнила её Тома. — Сама себя в железную коробку запираешь.

— Если я останусь, мы всё равно мимо друг друга не пройдём. И эта пытка никогда не кончится. По крайней мере, пока меня не выжмут, как лимон. Одна шкура останется. А я и так… на грани.

Тома пытливо смотрела на неё.

— А родители?

— Ждут, не дождутся, кода отправят меня восвояси.

— Ну, не говори так.

Ира вздохнула.

— Не говорю. Это я со зла, конечно. Но они рады, что мы с Мишей… помирились. И я их понимаю.

— А вы помирились?

Она плечами пожала.

— Не знаю. Вот вернёмся, и через неделю-другую я тебе скажу.

— А если не получится, Ир?

Ира молчала, наблюдала за племянниками и другими детьми, которые с радостными визгами носились по детской площадке. Думала над перспективами.

— Там у меня бизнес. Клиенток опять соберу. Выживу, Том.

— Останешься там?

— Не знаю. — Ира голову опустила, потом зажмурилась. — Ничего я не знаю. Я уехать хочу. Мне нужно успокоиться, не вздрагивать от звонившего телефона, и тогда я пойму.

Тамара недовольно хмыкнула, облокотилась на декоративную ограду, рядом с которой они стояли.

— Что это только за любовь такая, что снос башки. Поделилась бы хоть впечатлениями.

— Впечатлениями? — Ира на сестру посмотрела и сделала широкий, но бессмысленный жест. — Да забирай. Выть хочется от безысходности, вот какая любовь.

— Ну, так может, поборешься тогда, — предложила Тамара осторожно. Ира непонимающе посмотрела.

— С кем? С ребёнком? Или с Лёшкиной страстью поступать правильно? А самое неправильное во всём этом — это я. С самого начала я червоточина в его честолюбивых планах. Я могу бороться с женщиной, но не с ним самим. Он хочет, чтобы я осталась, Том, он хочет, чтобы я была с ним, он говорит, что любит, при этом я знаю, что он не сможет просто так уйти. И не уйдёт. Да и она его не отпустит. И, в конце концов, кто останется в стороне и виноватой? Я. Потому что у них ребёнок, а я разбила семью.

— Да, Ирка, попала ты в переплёт. И знаешь, что самое поганое? Что все мужики, даже самые выдающиеся экземпляры, по сути, мямли и трусы. Они ненавидят принимать важные решения. Вот если бы вы с его женой договорились на стороне, без драки и крови, он бы с удовольствием подчинился вашему решению. И все были бы счастливы, он в первую очередь. А если женщины договориться не сумели, так и будет метаться из стороны в сторону. — Замолчали, после чего Тамара в задумчивости хмыкнула. — А Мишка, неужели простит?

Ира лишь плечами пожала.

— Не знаю. Говорит, что простит, говорит, что я глупая, что запуталась и, вообще, первая любовь — это испытание, и его нужно пережить. Не всем удаётся сделать это вовремя.

Тамара хмыкнула, оценив.

— Писатель, блин.

— Писатель, — снова вздохнула Ира.

Возможно, когда-нибудь Миша напишет роман об измене и предательстве, ему дадут какую-нибудь важную премию, а Ира будет им гордиться, и чувствовать себя причастной к его творчеству. Интересно, к тому моменту вина и стыд уйдут, и она сможет в полной мере насладиться успехами мужа? Или так и будет вынужденно улыбаться, как родителям последние два дня?

— Ира.

Она возвращалась домой, шла по улице, оставалось лишь в подворотню с аллеи сквера свернуть, и уже будет виден родительский дом, а тут Лёшкин голос, и Ира замерла, кажется, даже споткнулась, и застыла с забившимся сердцем. Не обернулась, только слышала, как хлопнула дверь автомобиля, потом его шаги, и он остановился рядом, разглядывая.

— Ир.

— Ты зачем приехал?

Он усмехнулся, достаточно зло.

— А ты всерьёз думала, что я не приеду? Просто отпущу, позволю улететь и…

— Господи, Лёша, сколько слов.

Он взял её за локоть и развернул к себе. Но и тогда Ира постаралась не встречаться с ним взглядом, уставилась на расстёгнутый ворот его рубашки, и почувствовала, как по телу расходится жар. И от его прикосновения, и от близкого присутствия, от запаха его одеколона. Сделала глубокий вдох, стараясь справиться со слезами.

— Да, я думала, что ты не приедешь. Прошло два дня, ты не звонил больше. Мне показалось, что ты ко мне прислушался.

Он разглядывал её и боролся с желанием приподнять ей подбородок, чтобы в глаза ему смотрела, а не отворачивалась глупо и некрасиво.

— Андрюшка болеет, температура высокая, а няни нет.

Ира печально улыбнулась, после чего кивнула.

— Я понимаю.

— Да ничего ты не понимаешь.

Ира осторожно освободила свою руку, отступила от него на шаг.

— Послезавтра я улетаю, — сообщила Ира. — Миша закончит все дела, и мы уедем.

— Значит, ты решила…

— Да.

— Вернуться к мужу.

Её взгляд скользил по его рукам, пуговицам на рубашке, потом Ира вдруг испугалась, вспомнила, что они на улице, вокруг полно людей, огляделась с опаской, но ни одного знакомого лица не заметила. Хотя, сказать по правде, даже если бы и увидела кого в двух шагах от себя, вряд ли бы узнала. У неё даже голова кружилась от волнения, хотелось лицо руками закрыть и головой помотать, чтобы очнуться. Вместо этого кивнула, как болванчик китайский, и повторила за ним:

— Решила вернуться к мужу. — И произнесла его любимое: — Так будет правильно. Разве ты так не считаешь?

Алексей волосы взъерошил, отвернулся от неё на минуту, забегал взглядом по улице.

— Я не знаю. Отпустить тебя кажется невероятным. Думать о том, что ты где-то далеко, с другим…

— Он не другой, Лёша. Это ты другой, а он муж. Нужно было оставить всё так, как есть. Чёрт бы с ней, с той ночью в Лондоне. То, что мы натворили после… Как теперь это исправить?

Он посмотрел на неё.

— Ты меня любишь?

Она нервно усмехнулась, слёзы вытерла.

— Что ты сделаешь, если я скажу «да»? — Повернулась к нему и в глаза посмотрела. — Украдёшь меня у мужа? Вот только ты понятия не имеешь, что со мной дальше делать.

— Имею, — ответил он негромко. От интимных ноток, прозвучавших в его голосе, Ира покрылась взволнованными мурашками, и поторопилась глаза отвести.

— Я создана не только для постели. Хотя, это может тебя удивить.

Он всё-таки протянул руку и коснулся её волос. Ира с трудом удержалась, чтобы не отступить и в то же время не разрыдаться. Дыхание затаила, ожидая его слов.

— Ты создана для того, чтобы тебя любили. — Он голову опустил. — Я хочу, чтобы ты всегда об этом помнила. И если поймёшь, что он любит недостаточно… — «Вернись», мысленно закончила она, а Алексей сказал: — Исправь это.

Она отвернулась от него, снова слёзы вытерла.

— Уходи, Лёша. Уходи, или я с ума сойду.

— Не посмотришь на меня?

Она отчаянно замотала головой, но он сам подошёл и обнял. Уткнулся лицом в её волосы, Иру же всю сковало от напряжения, она даже кулаки сжала, запрещая себе прикасаться к нему, цепляться за него. Ногти впились в кожу, до боли, в горле встал ком, и дыхание пропало вовсе. А Лёшка ещё прижался к ней, будто пытаясь её всю прочувствовать и запомнить. Губы скользнули по её шее, потом шепнули:

— Пока, Ириска.

Он не сказал «прощай», он сказал «пока», и оставил её. Ира даже покачнулась, когда он её отпустил. Не могла дышать, не могла говорить, не сразу, но повернулась и посмотрела ему вслед, Лёшка уже в машину садился. Всё это показалось настолько несправедливым, но пенять было не на кого, только на судьбу, а это самое неблагодарное дело, и бесполезное.

— Я хочу уехать, хочу уехать, — твердила она до самой родительской квартиры. — Хочу уехать, — повторила она потеряно, захлопнув за собой дверь и без сил опускаясь на стул. Повторила, а внутри пустота.

Мама теперь обращалась с ним, как с больным, и Алексея это не на шутку раздражало. Она отказалась уезжать, вызвалась сидеть с внуком, чтобы они со Светой чувствовали себя посвободнее, или хотя бы имели возможность немного отдохнуть, пока ребёнок температурил. Правда, помощь мамы была весьма формальной, она больше тютюшкалась и ребёнка развлекала, чем всерьёз помогала, но они и этому были рады. Если бы ещё Алексей раз от разу не ловил на себе настороженные взгляды матери, словно та всерьёз опасалась, что уже в следующую минуту он забудет о благоразумии и сделает какую-нибудь глупость, например, поедет и на развод подаст, то и вовсе высказал бы искреннюю благодарность.