— А дверь кабинета? Сейф?

Анна только махнула рукой.

— Блестяще, Аннет, — искренне повторил Анциферов. — Просто великолепно, других слов у меня нет. Что же вы намерены делать дальше?

— Разве у меня большой выбор? — Анна медленно опустилась в кресло, боясь, что через минуту она просто упадет. Силы уходили, как песок сквозь пальцы, отчаянно кружилась голова, от монотонного стука дождевых капель по стеклу хотелось кричать.

— Что мне остается делать? Подождать, пока вы вернете мне эти бумаги… после того, как узнаете из них все, что вам нужно. Отнести их на место до возвращения Сандро из Берлина. Под любым предлогом разорвать помолвку. И быть снова к услугам вашего превосходительства.

Наступило молчание. Анна сидела не двигаясь, до боли сцепив пальцы под кистями скатерти. Анциферов, положив тяжелую ладонь на закрытую папку, пристально, в упор разглядывал графиню.

— Вы потрясающая женщина, Аннет, — наконец произнес он. — Отрадно сознавать, что я в очередной раз не ошибся в вас. Право, мне вовсе не хочется вас огорчать… но дело в том, что вернуть эту безделицу на место вы не сможете.

Короткое молчание. Анна повернула к Анциферову бледное застывшее лицо.

— Вот как? Отчего же?

— Оттого, что эти бумаги мне нужны. Нужны для того, чтобы свалить не только Газданова, но нынешнего министра иностранных дел. Вернее, даже не его, он человек слабый и не представляющий никакой опасности, а того «серого кардинала», который правит сейчас империей и которому так преданно служит ваш… м-м… экс-жених. В принципе, удар направлялся не на него, Газданов — лишь переходное звено цепи… впрочем, для вас эти подробности вряд ли представляют интерес.

— Что будет с Сандро? — не дослушав, перебила Анна. — Отставка?

— Вероятно… Не делайте скорбного лица, моя дорогая, это так часто случается на высших ступеньках управления империей, что давно уже не является трагедией. Кстати, отставку он вполне может получить, если и дальше будет козырять связью с вами. Однако как вы бледны… Неужто князь имел у вас больший успех, нежели я предполагал?

— А моя судьба окажется, вероятно, еще печальнее?.. — Анна не сводила с Анциферова неподвижных глаз, словно смотря на что-то за его спиной. Голова внезапно стала легкой и ясной, ушла давящая тяжесть, пропал монотонный шум в ушах, и даже на мгновение захотелось рассмеяться. Испугавшись, что это преддверие истерики, Анна изо всех сил сжала кулаки, вонзив ногти в ладони, и от острой боли немного успокоилась.

— Когда пропажа документов обнаружится, Сандро сразу поймет, кто мог это сделать, не так ли?

— Боюсь, Аннет, что именно так, — не стал отпираться Анциферов. — Но вам, я убежден, ничего не грозит. Доказательств не имеется, да и князь не тот человек, чтобы подставлять женщину. К тому же вы сами понимаете, в каком идиотском положении он окажется. Мало того, что налицо пропажа ценнейших бумаг, так еще и очевидно, что за этим стоит дама, которую он полагал своей невестой…

— Довольно, ваше превосходительство!

— … Кроме того, он отлично понимает: за вами — я. А свалить меня ему не удастся ни при каких обстоятельствах.

— О, я уверена в этом, господин Анциферов, — подтвердила Анна, не сводя с него блестящих от слез глаз. — И, насколько я понимаю, теперь я получаю полную свободу? Ведь если наша с вами связь выходит на поверхность, стало быть, она теряет всякий смысл.

— Совершенно верно, девочка моя.

— И мы с вами в расчете?

— О да. Хотя я всегда говорил: вы ничего мне не должны.

— Последний вопрос, ваше превосходительство. — Анна почувствовала, что слезы все-таки выкатились из глаз, и поспешно отвернулась к окну. — Разумеется, вы можете не отвечать. Я вот уже какой год пытаюсь понять: к чему была эта ложь о вашей любви ко мне?

— Мои слова — чистая правда, Аннет.

Анна коротко рассмеялась сквозь слезы и спрятала лицо в ладони. Анциферов смотрел на нее в упор, но по его глазам, как всегда, ничего нельзя было прочитать.

Через несколько минут Анна встала. Тщательно вытерла глаза платком, вздохнула, протянула Анциферову мокрую от слез руку.

— Прощайте, ваше превосходительство.

— Прощайте, девочка моя.

Анна повернулась и, не оглядываясь, почти выбежала из кабинета. В приемной секретарь помог ей накинуть горжетку, протянул зонтик, и она вышла прямо под дождь.

Анна медленно брела через Кузнецкий мост, — безлюдный в такую погоду. Даже у модных магазинов не было видно экипажей, возле дверей не толпились нарядные женщины и щегольски одетые мужчины. Дождь стал мельче, по небу неслись клочковатые тучи, ветер трепал еще голые ветви лип и кленов, сырость забралась под горжетку Анны, и ее начало знобить. Она, машинально передернув плечами, ускорила шаг. Нужно было как можно быстрее попасть домой.

Слава богу, что все расчеты кончены, словно в полусне думала она, сворачивая на пустую, серую от ранних сумерек, покрытую лужами Петровку. Слава богу, что теперь от нее ничего уже не зависит, что ей больше не нужно никого спасать, что минули те времена, когда у нее на шее были малолетние сестры и разоренное имение, что и Соня, и Катя давно взрослые и сами, как могут, устраивают свои судьбы. Значит, она, Анна Грешнева, наконец свободна. И сейчас можно будет прийти домой, отпустить прислугу, написать несколько писем и достать из нижнего ящика комода пакетик с белым порошком, о котором она мечтала столько лет, с того самого дня, как ее, семнадцатилетнюю выпускницу Смольного института, лишил девичества старик опекун. Тогда Анна не решилась это сделать: удержала мысль о том, что сестры без нее погибнут. А теперь — она сама себе хозяйка, и в своей жизни, и в смерти. Вот и всё…

Впереди уже виден был знакомый поворот в Столешников, до него оставались лишь аптека, шляпная мастерская мадам Дюффо и большой ювелирный магазин, возле витрины которого графиня невольно остановилась: две недели назад они с Сандро приходили сюда, и Газданов, преодолев отчаянное сопротивление Анны, купил для нее изумрудное колье «в цвет глаз». Острая, отчаянная боль вдруг сжала сердце так, что молодая женщина покачнулась и прислонилась лбом к холодному, забрызганному дождем стеклу витрины.

— Мадам дурно? — осторожно спросил стоящий у дверей служащий.

— О нет, нет… Не беспокойтесь, — сквозь слезы улыбнулась Анна.

Собравшись с силами, она отошла от витрины, мельком взглянула сквозь нее в ярко освещенное нутро магазина… и вдруг беззвучно ахнула. И, машинально запахнув промокшую насквозь, безнадежно испорченную горжетку, шагнула к дверям. Служащий попятился, изумленно посмотрел на нее, но Анна этого не заметила.

Магазин был почти пуст. Лишь у самого входа склонился над витриной с запонками почтенных лет господин в суконном пальто, а у дальней стойки, окруженная почтительно кланяющимися служащими, стояла молодая пара. Мужчина, высокий и стройный, в хорошем шевиотовом костюме, с переброшенным через руку макинтошем, что-то весело говорил своей даме, показывая на разложенные на черном бархате прилавка бриллианты, а та тихо смеялась, отворачиваясь, и кокетливо поправляла маленькую шляпку с вуалью. Ошеломленная Анна увидела черный гладкий узел волос, резкую линию скулы, чуть раскосые зеленые глаза. И, не помня себя, выкрикнула:

— Катя?!!

Молодая дама повернулась на возглас. Обернулся и ее спутник: со смуглого лица холодно, ничуть не испуганно блеснули светлые, почти прозрачные, знакомые Анне глаза.

— Катя… Сергей?.. Боже… — прошептала она, чувствуя, как пол уходит из-под ног и разноцветные огоньки бриллиантов, качаясь, начинают кружиться в глазахЧья-то сильная жесткая рука сжала ее локоть, и Анна, растерянно оглянувшись, увидела рядом с собой того самого немолодого господина, который минуту назад так внимательно изучал запонки в витрине.

— Мадам все же надо принять воздуха, — непринужденно заметил он, увлекая полубесчувственную Анну к дверям. — Здесь крайне неудобно лишаться чувств, поднимется лишний шум, кому это интересно?..

— Но позвольте, там моя сестра!

— Это я понял…

— Аня, не беспокойся, я здесь, — послышался знакомый голос, и Анна сама не заметила, как очутилась на улице, перед магазином, под тем же непрекращающимся дождем, и высокий черноволосый человек крепко держал ее за локоть, а перед ней, хмуро улыбаясь, стояла Катерина. Валет вышел из магазина последним, аккуратно прикрыл за собой тяжелую стеклянную дверь, посмотрел на Катерину, на Анну, на стоящего рядом с ней мужчину. Огорченно присвистнул: