– Можешь, распрекрасно можешь, – сказала Шейла, слизывая с пальцев плавленый сыр, – расскажи-ка мне для начала, что у тебя стряслось. Нет, сначала послушай меня. Ты говоришь, что незадолго до смерти Миранда работала над каким-то потрясающим сюжетом. Знаешь, честно говоря, я сильно в этом сомневаюсь. За все то время, что я здесь работаю, Миранда ни разу не привнесла в «Неприятные новости» ни одной живой идеи. Она иногда фигурировала, правда, в титрах в качестве сценариста, но это всегда были сюжеты, заимствованные ею у кого-то другого. Она слишком заботилась о том, как выглядеть на экране, чтобы у нее оставалось время подумать над смыслом нашей работы.

– А ты до сих пор так ей завидуешь, что не можешь говорить спокойно.

– Хорошо, пусть так. Но ты должна понять, Касс… пойми, я не хочу задевать твои родственные чувства, но ты должна мне поверить: твоя сестра была порядочная стерва, и больше ничего. Самоуверенная и надменная стерва.

– Я знаю, – ответила Касси, подходя к окну. Утренняя суматоха только начиналась. Всего одна женщина вышла из остановившегося напротив автобуса. Это была уже довольно пожилая элегантно одетая дама. Она медленным шагом двинулась по Шестой авеню, разглядывая витрины магазинов. Наверное, она уже на пенсии, решила Касси, и у нее много свободного времени. Вот сейчас прогуляется, обойдет все магазины, потом приготовит что-нибудь вкусное и пригласит к себе на обед подругу. А Миранда уже никогда не будет пожилой, никогда ей не придется вот так прогуливаться… – Я знаю, но все равно этого недостаточно для того, чтобы ее убивать.

Шейла чуть не подавилась. Судорожно проглотив кусок ветчины, она пробормотала:

– Ты соображаешь, что говоришь?

– Да, к сожалению, да. Я, правда, не знаю, кто это сделал. Но я знаю, почему. У нее в руках была информация, достаточная для того, чтобы сломать жизнь трем влиятельным людям. Я бы очень хотела, чтобы ее смерть оказалась просто несчастным случаем, но это не так. Видишь ли, она просила меня о помощи. Она знала, что ей грозит опасность. Помнишь, ты говорила мне о телохранителе. Это подтверждает мои догадки. И вся эта информация касалась людей, которых она очень хорошо знала, людей, очень к ней близких.

– Боже, что ты говоришь? – спросила Шейла шепотом. Она оглянулась, увидела, что дверь открыта, и кинулась затворить ее. – Ты уверена в том, что говоришь? Откуда тебе это известно?

Касси внимательно посмотрела на Шейлу:

– Я не могу тебе этого сказать и прошу просто поверить мне на слово. Лучше тебе не знать подробностей. – Шейла, подумала Касси, была ей другом. Пусть они знакомы недавно, но все же Касси уже начала ей доверять. Но захочет ли она поверить в то, что Магнус может быть причастен к смерти Миранды? Сможет ли она быть беспристрастной, когда речь идет о женщине, которую она так ненавидела? Насколько чувство справедливости вообще сильнее, чем личные привязанности? Касси тут же подумала о Джесоне и решила, что сама не знает ответа на этот вопрос. А уж тем более она не может требовать этого от Шейлы.

– Что… что ты хочешь от Макферсона? – спросила Шейла, и голос ее дрогнул.

– А ты что, согласна мне помочь?

– Конечно. Но не ради памяти Миранды, не думай. Просто, если то, что ты говоришь – правда, это значит, что существует некий сенсационный материал, который если и станет известен кому-либо, то только нам. А посему наш журналистский долг – вести расследование.

– Что ж, наверное, ты права, – ответила Касси, а сама подумала о дискете, лежавшей у нее в сумочке: надо будет получше ее спрятать.

Возможность проникнуть в сейф, как и рассчитывала Шейла, выпала два дня спустя. Собрание было назначено на три часа, а перед этим мистер Макферсон обязательно будет просматривать подшивку с графиком, хранящуюся в сейфе. Она дождалась того момента, когда он, наконец, сел перекусить. Обычно он уплетал свой ленч, не выходя из кабинета.

– Скажите, Мак, когда вы вставите в график наш сюжет о Бронксе? – спросила Шейла, просовывая голову в дверь. – Ой, извините, что я вам помешала.

– Господи, как будто это кого-то волновало! – угрюмо ответил Макферсон. – Кажется, единственное время, когда мне удавалось спокойно съесть свой ленч, так чтобы никто не мешал, это когда «Метс» играли на Международном чемпионате в 1986 году. Тогда в перерыв все толклись у телевизора и не прибегали не теребили меня. Целую неделю я мог спокойно есть. Да, чудесная была команда.

– Извините еще раз, – сказала Шейла, стоя в дверях, – я зайду попозже.

– Да, ладно уж, входи, раз пришла. Кстати, достань-ка мне подшивку с графиком. – Макферсон протянул ей ключ от сейфа. Все знали, что сейф находится за копией Матисса, которая висела над кожаным диваном, стоявшем в углу.

Макферсон был так поглощен едой, что Шейла могла преспокойно порыться в сейфе и извлечь оттуда конверт, на котором было написано: «Миранда Дарин». Она спрятала конверт в колготки. Сегодня она специально надела такую широкую юбку, чтобы ничего не было заметно. Улыбнувшись своей ослепительной улыбкой, она положила перед Макферсоном подшивку с графиком и медленно направилась к двери.

– Это так же хорошо сработано, как и сюжет о полицейских? – спросил он.

– Даже лучше. Это очень злободневно.

– Отлично, я поставлю его на следующую неделю. Надеюсь, тебя не очень затруднит закрыть за собой дверь?

Вечером того же дня, дождавшись, когда все уйдут, Касси открыла маленький конверт. Там лежали два листа бумаги, исписанные по-детски размашистым почерком Миранды.

– Речь идет, по-моему, о предварительных выборах, – сказала Шейла, читая написанное через плечо Касси. – Видимо, о выборах сенаторов. Видишь, здесь упоминается Энтони Хаас. Его должны в этом году переизбрать.

– А каковы его шансы? – спросила Касси.

– Он прорвется, будь уверена, – ответила Шейла, зевая. – Ты что-нибудь понимаешь? Мне кажется, Миранда хотела сделать сюжет о Хаасе. Он ведь был приятелем Вэнса.

– Да, я знаю, – пробормотала Касси. – Кажется, он связан и еще кое с кем.

20

– Приемная сенатора Хааса.

– Добрый день. Могу я поговорить с сенатором?

– Простите, а кто звонит?

– Я… по личному делу.

– Но это его офис, мэм. У сенатора очень насыщенный график, и все свои личные дела он решает в нерабочее время.

– Я уверена, что он не откажется от разговора со мной. Я сестра Миранды Дарин.

Последовала пауза. Затем девушка на том конце провода произнесла:

– Знаете что, я соединю вас с одним из его помощников. Не вешайте трубку и ждите. Через полминуты Касси услышала бодрый мужской голос:

– Джеффри Меллон слушает. Чем могу вам помочь?

– Добрый день, меня зовут Касси Хартли. Я сестра Миранды Дарин.

– И чем я могу вам быть полезен?

– Мне нужно увидеться с сенатором.

– Видите ли, это его офис. Вам лучше позвонить ему вечером домой, мисс… Хартли.

– Но мне нужно увидеть его как можно скорее. Это очень важно. И очень срочно. Скажите ему об этом, пожалуйста. Я подожду у телефона.

Когда Касси только собиралась позвонить сенатору, она была уверена, что не сможет говорить спокойно, и у нее будет дрожать голос. Она не спала всю ночь, думая о том, какое отношение сенатор может иметь к смерти Миранды. Но сейчас она почему-то совершенно не волновалась, а была преисполнена решимости выяснить все. Если уж она решила выяснить обстоятельства смерти сестры, то начать нужно именно с сенатора. К тому же смерть Миранды – «удачный повод», чтобы начать расследование грязных делишек сенатора, а это был, по словам Шейлы, их журналистский долг.

– Я записал вас на прием на половину пятого, – сухо сказал Джеффри Меллон. – У сенатора будет пятнадцать минут. Больше я ничего не могу вам предложить.

Нью-йоркский офис сенатора Хааса располагался в Линкольн-Билдинг, неподалеку от Гранд Централ-стейшн на Сорок второй улице. Позолоченные арки и роспись на потолке в его приемной говорили не только об отсутствии у сенатора хорошего вкуса, но и о наличии больших денег.

Энтони Хаас, выросший в Бронксе в семье, где отец был немцем, а мать итальянкой, с детства знал цену деньгам и научился беречь каждый цент. И даже теперь, когда его состояние перевалило за шесть миллионов долларов, ему было все еще мало. Такую непреодолимую страсть к деньгам можно сравнить только с влечением к наркотикам у одних и к женщинам – у других.

Но, увы, сенаторы получают гораздо меньше, нежели бизнесмены, юристы или даже врачи. А ведь для того, чтобы совершать увлекательные путешествия или устраивать роскошные приемы, денег нужно о-го-го сколько! Очень много, гораздо больше, чем позволяет жалованье политического деятеля. И Энтони Хаас нашел способ «зарабатывать» деньги. В то время как брокеры продавали акции на бирже, а бизнесмены торговали партиями товаров и технологиями, Энтони Хаас стал – естественно, не бесплатно – помогать тем, кто нуждался в поддержке влиятельного сенатора. Сначала он помог получить правительственный заказ одному, потом другому – и так оно и пошло и поехало. На отсутствие клиентов Хаас пожаловаться не мог: найти их ему помогала его итальянская пронырливость.