– Откуда ты это знаешь? Ты ведь ни разу не целовал меня.
– Тот поцелуй, о котором ты говоришь, – это результат того, что уже произошло в твоем сердце, а не начальная точка. – Доминик старался говорить серьезно.
– Давай поспорим, что это не так. Множество романов начинается именно с поцелуя, не говоря уже о постели. Взять хотя бы Джоанну и Люда. Это был настоящий взрыв чувств!
Доминик опустил глаза и уставился на бокал вина.
– Я хочу, чтобы ты поцеловал меня, Доминик.
Он взглянул на нее, и его проницательные серые глаза попытались определить, как далеко готова зайти Эбби в своем желании.
– Сейчас, во всяком случае, ни у меня, ни у тебя никого нет. Впереди уик-энд, мы могли бы провести его вдвоем, и если…
– На эти выходные я останусь в городе. Сестра с мужем приезжают из Англии. Ты помнишь Пэм и Сирила? Буду рад, если ты пообедаешь завтра с нами.
В ее озорных карих глазах вспыхнули искорки, а губы сложились в радостную улыбку.
– Потрясающая идея. Это будет просто здорово! Слушай, а ты действительно этого хочешь? Я имею в виду, что не собираюсь навязываться тебе.
– Мы прекрасно проведем время, – ответил он.
В то же время Доминик сознавал, что могут возникнуть осложнения. Памела и Сирил наверняка решат, что он рехнулся, если завел роман с кузиной Алексис столько лет спустя.
– Понимаю, что я не в твоем вкусе. Тебе нравятся красивые блондинки.
– Почему ты так решила? – удивился он. – Алексис, если ты помнишь, шатенка. И хотя в красоте ей не откажешь, меня больше привлекало ее жизнелюбие.
– Но ведь уродина тебе вряд ли понравилась бы.
– Зачем брать крайности? Давай остановимся на том, что я ценю в женщинах привлекательность разного рода.
– Многие мужчины так говорят, но я им не верю. Такие женщины, как я – хрупкие маленькие брюнетки, – вышли из моды в пятидесятых годах. Теперь в чести высокие блондинки с плоской грудью и длинными ногами.
Доминик погрузился в задумчивость и налил себе еще вина. Он не привык пить во время ленча и теперь чувствовал себя немного не в своей тарелке, поэтому надеялся, что после полудня не будет никакой срочной работы.
– Я заметила, как ты только что проводил взглядом блондинку. Казалось, что ты готов проглотить ее целиком. И не вздумай отрицать.
– Хорошо, не буду, – смирился Доминик, который принял эту женщину за Джоанну.
– Ну вот. Я же говорила, что такой тип сейчас в моде.
– Для меня это не имеет значения, – устало вздохнул он. – Если бы это было так, я утешился бы ее сестрой.
Эти слова вырвались у него невольно, и Эбби тут же заинтересованно уставилась на него. Господи, пожалуй, он и вправду перебрал!
– Хочешь десерт? – поспешно поинтересовался Доминик, чтобы перевести разговор на другую тему.
– Чьей сестрой? – Эбби сосредоточенно нахмурилась. – Нет, спасибо, я не хочу десерт. Только кофе. – И вдруг ее осенило: – Джоанна! Господи, как же я сразу не догадалась! В Амстердаме вы с ней… ну конечно! Но разве ты не знаешь, что…
– Прошу тебя! Прошу, – потребовал Доминик. – Больше ни слова. Я настаиваю.
Он подозвал официанта. Эбби вертела в руке чайную ложечку и смотрела на Доминика из-под полуопущенных ресниц. Он густо покраснел. Эбби никогда прежде не видела, чтобы Доминик настолько терял над собой контроль.
– Надин, вероятно, совсем поправилась, – заметила Эбби, помешивая кофе. – Я слышала, что она поступила в театральную труппу.
– Да, я знаю, – ответил Доминик и поморщился, обжегшись кофе.
– Ты говорил с ней в последнее время? – не унималась Эбби.
– Да, два или три раза. Очень кратко.
Эбби вдруг поняла, что Доминик ничего не знает о том, что Джоанна рассталась с Людом. Стоит ли сказать ему об этом? Но ведь он сам только что запретил ей говорить на эту тему.
Она попыталась вспомнить, как Джоанна отзывалась о Доминике в Амстердаме. Точных ее слов она припомнить не смогла. Но Джоанна не проявила тогда большого интереса к Доминику. Интересно, изменится ли ситуация теперь?
– Чем дольше я смотрю на твои волосы, тем больше мне нравится такая прическа, – сказала Джоанна, с восхищением разглядывая новое изобретение Надин. – В стиле сороковых годов и вполне современно. С платьем яркой расцветки будет смотреться замечательно.
Надин была благодарна сестре за комплимент. Она налила Джоанне еще кофе. Сестры обедали дома у Надин.
– Мне надоело чувствовать себя твоей копией. Довольно того, что у меня внутри твоя почка. Я решила сменить гардероб и прическу, если не могу поменять внешность и обречена быть как две капли воды похожей на тебя.
– Может быть, я тоже захочу сделать такую прическу, – пошутила Джоанна.
– Давай, если думаешь, что это твой стиль.
– Я перестала понимать, какой стиль мой, а какой нет.
– Ты скучаешь без Люда, да? – виновато взглянула на нее Надин.
– Нет, не особенно. Мне грустно оттого, что нет рядом дорогого человека. Не обязательно Люда. Мне было хорошо с ним. Но Люд Хейли не тот мужчина, рядом с которым хочется спокойно жить и состариться. И…
– И Калифорния не то место, где хочется спокойно жить и состариться. Ты что-нибудь знаешь о нем?
– Нет. Я и не ждала, что он как-то проявится. Он позвонил мне из аэропорта, когда улетал, и сказал, что все равно не смирится с моим решением. Я думаю, он просто не мог пережить того, что его впервые в жизни отвергли.
– Да. Не сомневаюсь, что в Лос-Анджелесе он развернул бурную деятельность, в том числе и сексуальную. Он всегда был готов закрутить роман с любой молоденькой дурочкой, мечтающей стать звездой.
– Жестокие слова. Надеюсь, ты не думаешь так на самом деле.
– Они жестоки по отношению ко мне самой, – вздохнула Надин. – Я тебе удивляюсь. На твоем месте я была бы в ярости.
– Знаешь, я рассталась с Людом по-хорошему, у меня нет к нему злобы. Просто он не может дать мне того, что я хочу, а мне нужно очень многое. Он не скрывал своего истинного отношения ко мне, а я была ослеплена и не сумела его вовремя разглядеть.
– Со мной произошло то же самое.
– Главное, наш фильм выйдет на экраны уже в январе.
– Да, и все увидят, как паршиво я сыграла. Только теперь, в театре, я поняла, как мало умею на самом деле. Мне будет неприятно видеть себя на экране в роли Сюзанны.
– Тогда ты будешь смотреть на меня.
– На самом деле, если ты хочешь сделать доброе дело, то договорись со Сторманом, чтобы в титрах было твое имя. Я предпочла бы появиться на слуху у зрителя через год, когда кое-чему научусь и стану серьезной актрисой.
– Если я это сделаю, меня заставят сыграть еще какую-нибудь деловую женщину, – рассмеялась Джоанна. – Мне ничто в жизни не давалось с большим трудом, чем эти съемки.
– Еще бы! Отдать мне свою почку было легче, да?
– Да, кстати… А что?..
– Доктор Мак говорит, что я в полном порядке. На этой неделе меня обследовали. Так что, похоже, я беру у тебя почку в долгосрочную аренду. Во всяком случае, он в этом не сомневается.
– Ему можно верить. Этот человек говорит правду, прежде чем вспарывает людям животы.
– Я знаю, – кивнула Надин. – Он…
– …прекрасный хирург. И замечательный человек. Иначе те органы, которые он пересаживает, не приживались бы.
– Будем надеяться, что так и будет. Я не перестаю радоваться тому, что снова могу вести нормальную жизнь. Я ценю каждый день, каждую минуту. Так может чувствовать себя только приговоренный к смертной казни человек.
– Не говори ерунды! Ведь нет никаких признаков отторжения!
– Сейчас нет, но они могут в любой момент появиться. И потом, я все еще пью таблетки и должна постоянно следить за тем, не появятся ли побочные эффекты. У меня ослаблен иммунитет и повышено кровяное давление.
– Тебе нужно всего лишь строго следовать рекомендациям доктора Мака. Он лучше нас с тобой разбирается в трансплантатах, – поспешно ответила Джоанна.
– Да, конечно. И все же я счастлива, что живу. Все это благодаря тебе и доктору Маку. Я стала по-другому относиться ко времени, мне жаль его терять попусту. Вероятно, скоро мне дадут роль в новой постановке.
– А не слишком ли тяжело это будет для тебя? Все же один-два спектакля в день. – Джоанна опустила глаза.
– Это же не главная роль, и мне не придется постоянно находиться на сцене. Для главных ролей я уже стара. А вот характерные роли кажутся мне интересными. Ведь у меня самой довольно выраженный характер. Знаешь, для какой пьесы я гожусь более всего? «Чья это жизнь?» В любом случае никто не помешает мне лежать за кулисами на постели в промежутках между выходами на сцену.