Татьяна Бочарова - Две свечи

— А ужин? — запинаясь, пробормотала Ксюша.

— Он нам не нужен, — стихами ответил Николай…

…Потом она все-таки решилась. Сделала глубокий вдох, стиснула ладони.

— Ты… любишь меня?

— Люблю.

У нее отлегло от сердца, но не до конца, а лишь наполовину.

— А Ольгу? Тоже любишь?

В его глазах мелькнула боль.

— Не знаю. Ксюша, честное слово, не знаю. Еще позавчера любил. А сейчас… — Он замолчал.

— Сейчас, — тихо, но настойчиво повторила Ксюша.

— Я ни о ком кроме тебя и думать не могу. Не то, что любить. — Он поглядел на нее беспомощно и потерянно, почти с отчаянием.

«Слава матушке Иоанне!»

— Значит, ты любишь только меня. Меня одну. — Она притянула к себе его голову, гладила русые волосы, повторяя пальцем контуры завитков. — Мы скажем ей?

— Ольге? — глухо переспросил Николай.

— Да. Скажем?

Он кивнул.

— Надо, наверное. Только я не знаю, как.

Ксюша вздохнула.

— И я не знаю.

— Тогда… может подождем? — произнес он с надеждой.

«Ты-то возможно, и подождешь, — подумала Ксюша. — А я не могу. И заявление в ЗАГСе лежит».

Она ничего не ответила, промолчала. Он был рад ее молчанию. Ему так было легче, она видела это.

«В сущности, все мужчины одинаковы. С удовольствием бегут от проблем».

Ксюша поднялась с постели.

— Пойду, разогрею жаркое, не то мы умрем с голоду.

Ольга стала похожа на тень. Она ходила, говорила, работала — все автоматически, будто робот. Николай вот уже неделю не появлялся у нее. При встрече отводил глаза. Разговаривал скупо — «привет», «пока». Ей хотелось крикнуть: «А как же свадьба? Наша свадьба — ведь мы подали заявление вне очереди, по знакомству».

Зачем вне очереди? Куда было спешить? Ей, Ольге, и так было хорошо. Ей не нужна была эта свадьба. Но он хотел. Настаивал, уговаривал — и уговорил. И вот теперь — он молчит. Что случилось? Разлюбил? Полюбил другую?

Она спросила напрямик.

— Коля, объясни, в чем дело? Мы больше не жених и невеста?

— С чего ты взяла? — Он говорил с трудом, губы едва шевелились, лицо было чужим, холодным и бесчувственным, как маска.

— Ты не приходишь ночевать.

— У меня дела. Разве у меня не может быть дел?

— Но ты хотя бы сказал. Что за дела? Я бы помогла.

— Нет, спасибо. Справлюсь сам.

Неужели, это он? Ее Коля, Колька, Колечка, самый нежный, самый ласковый? Быть того не может. Словно его заколдовали, превратили в чудище. И вот — он смотрит мимо нее. Куда?

— Если завтра ничего не изменится, я забираю заявление. — Ольга сказала, и почувствовала, что умирает.

Как она будет без него? Неужели судьбе не хватит Игоря? Неужели нужно еще одно наказание? За что, за что?

Николай криво улыбнулся. Он теперь всегда так улыбался, общаясь с Ольгой.

— Ты делаешь из мухи слона. Собственно, в чем причина?

— Причина в том, что я собиралась замуж за другого. — Она повернулась и пошла.

Ровная, прямая спина, пряди высветленных волос на макушке. Лица ее он не видел, но знал, что она плачет. Знал, и чувствовал себя мерзавцем. Он был болен Ксюшей. И выздоравливать не собирался.

Лучше просто не смотреть вслед уходящей Ольге. Думать о том, что будет сегодня вечером и ночью. Произносить про себя заветное имя. Видеть глаза — яркие и прозрачные, как у фарфоровой куклы. И рот, как у куклы, и ресницы. Только бы не разбить, не сделать ненароком одно неосторожное движение, не растрепать золотистые кудри, не стереть розовый румянец с матовых щек!

Пальцы Николая сжались в кулаки. Он резко развернулся и скрылся за дверью спортзала.

Ольга зашла в кабинет. Глаза красные от слез, губы дрожат.

— Все кончено. — Она упала на кушетку.

— Что кончено? — Ксюша подошла поближе. — Оль! Я только что чистую простыню постелила.

— Прости. — Ольга не двинулась с места.

— Да что там у вас происходит каждый раз? Вчера на тебе лица не было после разговора, сегодня вообще смотреть больно.

— Он меня больше не любит. Не знает, как отвязаться.

— Разве так бывает?

— Как видишь. Жаль, платье уже готово. Придется теперь продавать. — Ольга вздохнула горестно и встала.

Она больше не плакала. Лицо ее стало спокойным и бесстрастным. Ксюша почувствовала облегчение.

«Кажется, пора ей открыть правду. Но как? Не скажешь же прямо в лоб, что Николай теперь принадлежит мне? Позвоню Соньке, — осенило ее. — Посоветуюсь, как быть».

Она действительно позвонила Соньке. Та ужасно обрадовалась, узнав, что приворот удался.

— Я же говорила! — В голосе ее звучало торжество. — А ты, дурочка, еще сомневалась! Гляди как, с первого раза и на сто процентов! Такое только матушка Иоанна может сотворить, больше никто.

— Софа, мне нужен совет, — пробилась сквозь поток ее восклицаний Ксюша.

— Какой совет?

— Как быть с Ольгой?

— Ольга — это соперница? — догадалась Сонька.

— Она самая.

— Послать ее подальше.

— Не могу. — Голос у Ксюши дрогнул. — Она моя лучшая подруга.

— Ну ты даешь! — Телега присвистнула. — Отбила мужика, а теперь каешься. Подруга, не подруга — разница не велика. Впрочем, если не хочешь напрямую с ней объясниться, есть другой выход.

— Какой? — с надеждой спросила Ксюша.

— Стибри у своего любимого какую-нибудь вещицу. Зажигалку, например.

— Он не курит.

— Ну, тогда что-нибудь еще. Но чтобы этот предмет был только у него одного, и твоя Ольга прекрасно его знала.

Ксюша вспомнила, что у Николая есть забавный брелок: две крохотные фигурки борцов, сцепившихся друг с другом в поединке. К нему прицеплены ключи от тренажерного зала. Они с Ольгой обе заметили этот брелок еще давным-давно, когда только-только стали вместе обедать в буфете. Пожалуй, для этой цели он подойдет.

— Хорошо, — проговорила она в трубку. — Дальше что?

— Дальше положи улику на видное место, и пригласи подругу в гости. Пусть увидит, кто у тебя бывает. Остальное случится само собой.

Ксюша кивнула. Она уже думала о том, о чем сейчас говорила Телега. Пожалуй, это единственный выход из создавшегося положения. Конечно, будет скандал, крик, ругань. Но, в конце концов, Ольге придется смириться — насильно мил не будешь.

— Ладно, — сказала Ксюша Соньке. — Ты права. Я так и поступлю.

— Удачи тебе, — пожелала та. — Помнишь наш договор?

— Разумеется, — рассеянно произнесла Ксюша и повесила трубку.

Тем же вечером она тайком вытащила из кармана брюк Николая брелок, благо назавтра был выходной, и спрятала его у себя в тумбочке.

Утром Николай уехал к отцу, обещав вернуться часам к пяти. Ксюша сбегала в магазин, наскоро прибралась и позвонила Ольге.

— Привет. Что делаешь?

— Реву, — ответила та.

— Перестань, — превозмогая стыд и угрызения совести, проговорила Ксюша. — Приезжай лучше ко мне. Посидим, поболтаем.

— Разве ты дома весь день? — удивилась Ольга.

— Дома. Взяла тайм-аут. Давай, скоренько собирайся и выезжай.

Ольга на том конце провода заколебалась.

— У меня настроение не для гостей.

— Брось. Ко мне можно и без настроения.

— Да? — Ольга еще немного подумала и, наконец, произнесла. — Ну, ладно. Буду через час.

Ксюша повесила трубку и почувствовала острое желание плюнуть себе самой в физиономию. Ужас, во что она вляпалась, но теперь уже ничего не исправишь. В борьбе за Николая все средства хороши. А что? Некоторые из-за любви идут на преступления, вон, в каждой газете про это статья: то муж любовника жены топором зарубил, то жена сопернице в лицо плеснула кислотой. Так что, нечего убиваться, нужно быть стойкой и идти до конца.

Ксюша занялась приготовлением обеда, предварительно положив брелок на пол у кровати. Николаю можно будет наврать, что он случайно выпал, когда тот одевался. А Ольга непременно заметит — у нее глаз-алмаз.

Салат давно был готов, в духовке томились пухлые, румяные пирожки, на столе красовалась бутылка кофейного ликера. Ксюша ходила взад вперед по комнате, вся вытянувшись, как струнка, готовая отразить внезапную атаку.