Юлия Резник 

Двое под одной крышей 

Аннотация:

Он, она… И совершенно неожиданно - одна на двоих квартира, где за каждой стеной - снизу, сверху и вбок - соседи. И у каждого своя жизнь, и своя история. А вокруг… вокруг осень. 

Глава 1

Серые голые стены. На противоположной стороне комнаты - небольшое окно со свисающими обрывками защитной пленки. И хлипкая входная дверь. Почему тучная дама-риелтор называла её железной, для Кирилла оставалось загадкой. И хотя мужчина не слишком разбирался вот в этом всем, даже ему было понятно - не может называться железной дверь, которую при желании можно согнуть пополам.

- Ну, что скажете?! По-моему, идеальный вариант!

На скромный взгляд Кира, до идеала данной квартире было, как до луны, но не с его финансами - перебирать. Все равно денег на лучшую у него не было. И бог с ним, с санузлом, в котором, при закрытой двери, сидя на унитазе, колени приходилось задирать едва ли не выше головы, и пофигу, что ванна там не помещалась в принципе. Хоть бы душ вместить… Нет денег - нет хорошей квартиры. Аксиома, которую он усвоил за время не слишком успешных поисков. Снимать жилье не имело смысла – платеж за съем был попросту грабительским, а после раздела имущества с бывшей женой хватало только на это… Именно так - в среднем роде. Вообще, у них с Танюхой была хорошая трешка. Только в области. За половину ее стоимости в столице что-либо купить было достаточно проблематично. И вот он здесь… Высоченный новострой неподалеку от работы. И это… то, что стоящая напротив дама гордо именовала «квартирой-студией». В больном воображении Кирилла студии выглядели немного по-другому. Огромное пространство, пронизанное светом, струящимся из больших – от пола до потолка – окон, кирпичная кладка «под старину» и большой г-образный диван. И книги… Много-много книг, красиво расставленных на полках высоких стеллажей. Но, раз тетка называет вот это «студией», то кто он такой, чтобы спорить?

Из-за хлипкой двери вдруг раздался громкий стук каблуков. И пока Кир раздумывал на тему, что еще интересного он сможет услышать, учитывая отсутствие какой бы то ни было шумоизоляции в жилье, позиционирующемся, как идеальное, дверь с грохотом распахнулась. Отлетела к стене, жалобно ухнув. Мужчина с неким удовольствием даже отметил, что пополам дверь все-таки не согнулась. Ту только слегка повело… Ну, и бетон посыпался. Стены не жалко – их все равно еще штукатурить, и штукатурить. Поскольку причиненный квартире ущерб волновал Кирилла гораздо больше, чем все остальное, на ворвавшуюся в комнату женщину он обратил внимание в последнюю очередь. Тогда, когда она заговорила:

- Фира Львовна, как прекрасно, что вы уже здесь! А это, очевидно, прораб? Вы уже составили смету? Я вам скинула утром исправленный расчет! Не хорошо, Петр Васильевич, – дамочка помахала прямо перед носом Кирилла вытянутым указательным пальцем, и тут же продолжила: - К ранее оговоренной смете вы прибавили лишние метры кабеля и четыре точечных светильника.

- Кира Эдуардовна! Вы все совершенно неправильно поняли! Это не ваш прораб. Это вообще не ваша квартира! Вы опоздали на просмотр на сорок минут, и на этот объект нашелся другой покупатель! – вмешалась в разговор риелторша.

- Вот этот, что ли? – Палец снова метнулся в его сторону и, очертив в пространстве широкую дугу, застыл немым укором прямо у груди Кирилла.

- Именно так!

Кира Эдуардовна резко повернула к нему лицо, приблизилась на шаг, очаровательно улыбаясь. Впрочем, чары вмиг рассеялись, стоило только ей пренебрежительно похлопать его по плечу и произнести:

- Простите, уважаемый, но эта квартира уже продана!

- Что, и соответствующий документ имеется? – не растерялся Кирилл, чихая от строительной пыли, которая уже, казалось, проникла в каждую пору на теле и забилась в нос.

- Это сугубо дело времени. Фира Львовна, проводите, пожалуйста, господина! – Кира сморщила нос и смерила Кирилла презрительным взглядом, всем видом демонстрируя, что никакой он не господин. А так… недоразумение. Подобного хамства мужчина уже не стерпел:

- Никто и никуда провожать меня не будет. Вы опоздали на свое время. Я – успел. Мне квартира понравилась. Я ее покупаю. Фира Львовна, готовьте сделку.

- Эй-эй! Я не опоздала, а задержалась. Пробка на съезде. Да и согласилась на покупку квартиры еще на прошлой неделе. Я вообще не понимаю, почему ее кому-то показывают! Фира Львовна, вы мне не объясните, что здесь происходит?

- Отчего же не объяснить? Вы, Кира Эдуардовна, никаких реальных шагов для приобретения указанной недвижимости не осуществили.

- Я встретилась с вашим прорабом! – вознегодовала молодая женщина.

- И только. Никакого залога, никакого предварительного договора… Ничего!

- Ну, вы ведь в курсе моей ситуации… Я же вам все объясняла!

- Кира Эдуардовна, я не могу верить на слово каждому потенциальному покупателю. Если бы я так делала, то разорилась бы. Мне нужно продать эту квартиру, и точка. Кирилл Владимирович изъявил желание ее купить. Завтра мы подписываем все бумаги. Я правильно понимаю? – Риелтор повернула голову к мужчине, который, флегматично сложив руки на груди, наблюдал за разыгравшимся представлением.

- Но вы же обещали эту квартиру мне! – не сдавалась Кира. – Я точно помню, что мы договаривались, иначе, зачем бы я встречалась с прорабом? Мы ведь даже стоимость ремонта оговорили!

О, как! А это уже интересно. Он о ремонте ни сном, ни духом. Даже и не думал еще, как будет приводить квартиру в порядок. Точнее, до появления дамочки он совсем не был уверен, что действительно купит эту коробку… Но теперь купить – святое дело. А хоть бы и для того, чтобы ей не досталась! Типа, «так не доставайся же ты никому», как сказал Карандышев в «Бесприданнице». Ага, логика хромает… Помнится, плохо дело кончилось, ну, да ладно. Купит, а то – ишь, какая наглая. Он терпеть не мог наглых баб. Этих эмансипированных, застегнутых на все пуговицы стервоз. И эта такая. Как пить дать. Темная помада, строгий пучок волос, светло-бежевый «официальнее-некуда» костюм. Шпильки… Кто сказал, что это сексуально? Лично его шпильки пугали. Он сразу прикидывал, какие повреждения, в случае чего, эти каблучище могут нанести. В руках большой кожаный портфель. Тоже весь такой «о-статусе-говорящий». Так почему позарилась на такую сомнительную недвижимость? Или все деньжата на понты уходят?

- Послушайте, вам следовало подписать предварительный договор. Вы этого не сделали.

- Я ведь объяснила! Мне задержали выплату бонусов, – понизив голос, зашептала горе-покупательница. Видимо, стыдно было вслух признаваться в своей неплатежеспособности. Однако номер не удался. В пустых серых стенах даже шепот разносился эхом. Бабенка это поняла. Зыркнула на Кира, недовольно насупив брови, будто бы он был в том виноват.

- Извините, Кира Эдуардовна, но дело не терпит отлагательств. Если Кирилл Владимирович готов завтра подписать все бумаги…

- Я тоже готова!

Фира Львовна тяжело вздохнула. Вся скорбь еврейского народа сосредоточилась в ее печальных глазах. Острых, цепких глазах дельца… Кира поняла, что та ни перед чем не остановится, в желании поскорее избавиться от балласта в виде несуразной студии, которую она была вынуждена купить. На лучшую недвижимость Кира еще не заработала. А жить с отцом, который окончательно спился – больше не могла. Не осталось сил. Ни моральных, ни физических. В душе поселилось опустошение. Дома находиться не могла, возвращаться туда день ото дня становилось все тяжелее. Надоело. Устала бороться. Сдалась. Невозможно помочь человеку, который не признает своей проблемы. Все впустую. И дорогие клиники, и всяческие кодировки… Дошло до того, что собственную комнату пришлось запирать. Да-да, от своего родного, некогда совершенно нормального, папки. Нет, он всю жизнь выпивал, как и большинство мужчин. По праздникам, или в компании… Но после смерти матери попойки стали едва ли не каждодневными. Кира не заметила, когда это началось. Она как раз получила повышение. На нее свалилась куча работы, и домой девушка приходила поздно, едва держась на ногах от усталости. Вот и упустила… Ругала себя потом очень, но уже было поздно. Никогда не забудет, как выводила отца из запоя в первый раз. Ей потом в кошмарах снилось то время… Нет. Она больше не может. Четыре года боролась, и вот теперь сдалась. Ей двадцать восемь. А она четыре года жизни потратила на спивающегося родителя. На себя времени не было совершенно. А ей о семье следовало подумать. Порой так хотелось простого женского счастья…