Элизабет Хейтер - Двое в заброшенном доме

На самом деле звонил Скотт, но Челси кивнула, стараясь не скрыть страх.

– Но мы сняли с тебя подозрения. И арестовали Харта. Дело закрыто.

Она все прекрасно понимала. Убедить, что она будет держать язык за зубами, невозможно. Она агент ФБР! Так он ей и поверил! Она напрягла память. Что известно о Рубинштейне? Чутье подсказывало, что она для него пустое место. Это самовлюбленный эгоист или социопат. Как он отзывается о людях, которых использовал, а потом убил! Нет, такой выстрелит не задумываясь. Она постаралась сосредоточиться. Надо доказать, что ее убийство не в его интересах. Но как? Ее все сильнее охватывала паника.

Она готовилась умереть, прямо здесь, на кухне у Скотта. Как жаль, что она не боролась за работу, которую так любила. Не воспользовалась представившимся шансом сблизиться со Скоттом. Дело принимало серьезный оборот, провести переговоры должным образом не удавалось. Может быть, это судьба. Коннорс утер ей нос год назад, но это была лишь отсрочка окончательного вердикта. По крайней мере, на сей раз никто, кроме нее, не пострадает.

Размышляя так, она уловила какое-то движение за спиной Рубинштейна и вздрогнула. Стараясь, чтобы голос не дрожал, она предупредила:

– Сейчас тебе самое время уйти. Убив меня, ты подпишешь себе смертный приговор!

– Ну, я тебе слишком много рассказал. И теперь у меня нет выбора, сама понимаешь.

За ним в проеме гаражной двери стоял Скотт с пистолетом. Но она понимала, что позиция для стрельбы неудобная. Рубинштейн прислонился к кухонному столу, полка сверху закрывала его голову. Скотт мог выстрелить ему в живот. Но тогда Рубинштейн, падая, мог выстрелить ей в голову. Это был бы смертельный выстрел.

Переходить в комнату Скотту тоже опасно. Рубинштейн мог его увидеть и тоже выстрелить. Скотт отличный боец, но противник тоже хорошо подготовлен. Челси не знала, кто победит в поединке, да и не хотела знать. Если Скотт откроет дверь шире, Рубинштейн его увидит и нырнет под стол, если ударит Рубинштейна, наверняка получит удар в ответ. Ей не хотелось такого развития событий.

– Вот что мы сделаем, – продолжил Рубинштейн, – ты расскажешь, о чем вы говорили с Коннорсом, что вы еще накопали. А я тогда пойму, какие меня ждут неприятности.

Челси сжала кулаки. По взгляду Рубинштейна поняла, что тот следит, не потянется ли она к кобуре под одеждой. Он не знал, что она не вооружена. Это можно использовать в своих целях. «Надо его раскусить, – вспомнила она переговорные тренинги. – Понять, чего он хочет, и придумать способ ему помочь. И, таким образом, избежать кровопролития».

Скотт за спиной Рубинштейна начал медленно, очень медленно двигаться.

Челси едва не прикусила язык от страха, заговорив быстро и, по возможности, доверительно.

– У тебя только один способ избежать неприятностей. – Одновременно она качнула головой в надежде, что Скотт увидит и поймет, как ему действовать.

Он застыл позади Рубинштейна. Периферийным зрением она увидела, что его терпение вот-вот лопнет. Он жаждал действия, ворваться к ним и, если понадобится, погибнуть, но спасти ее.

– Я весь внимание, – с наигранной веселостью отозвался Рубинштейн.

За его сарказмом Челси уловила неподдельный интерес. Она сумела внушить ему доверие своим голосом. Нащупала слабое место. Она сделала это! «Доверяйся своему чутью», – призвала она себя.

– Итак, у тебя только один выход, ты наверняка его знаешь. – Он нахмурился. Видимо, решил, что она тянет время. – Тебе надо немедленно отсюда уйти.

Он хохотнул, стараясь выглядеть беззаботным.

– В противном случае, если выстрелишь, сильно себе навредишь. Если убьешь меня, ФБР будет искать тебя, пока не найдет.

– Они…

– Я полторы недели жила в безопасном месте. Занималась только вашим делом. Из чего следует вывод, у Харта был сообщник.

Рубинштейн посуровел еще сильнее. Чтобы лишить возможности раскинуть мозгами и направить его мысли в нужном ей направлении, она воскликнула:

– Ты сейчас уйдешь, а я расскажу им, что это ты. В любом случае ты единственный, кого я подозревала.

– Тебе надо…

– Я ведь называла твое имя, так? Это есть и в наших документах, Марк. ФБР обязательно, рано или поздно, тобой займется. Даже если ты не оставишь здесь никаких следов, что невероятно, сам понимаешь. ФБР не успокоится, пока не найдет убийцу своего сотрудника. Тебе, конечно, и это известно.

Он еще раз хмыкнул, но уже невесело.

– Хочешь сказать, мне в любом случае крышка?

– Я хочу сказать, что тебе надо бежать. И полагаю, лучше это сделать без убийства агента ФБР.

– И что потом? Ты им обо мне расскажешь, и ФБР все равно за мной придет. – Он покачал головой, но, как и прежде, что-то в нем изменилось. Она поняла, он прислушивается к ее доводам. Значит, у нее получилось!

– Если ты уйдешь, не причинив мне вреда, нам сложно будет обвинить тебя в убийстве Данверса и Коннорса, хотя у нас и есть возможности для тщательного расследования гибели двух человек, которые планировали стрельбу. Если же ты меня убьешь, ФБР тебя найдет и на дне океана.

Рубинштейн выругался.

– Какая разница? Все равно всех собак спустят на меня, когда ты расскажешь, о чем мы тут беседовали.

– Мои слова – просто слова. Весомых улик против тебя нет. Ну, что тут еще сказать? Убьешь меня – станешь единственным подозреваемым. А мою гибель ФБР будет расследовать столько, сколько потребуется.

Рубинштейн чуть опустил руку с пистолетом и посмотрел на нее, явно размышляя над ее словами. Выбор у него был небогатый. Бежать – и тогда его ждала встреча со Скоттом. Попытаться ее убить. Или – возможно, хотя маловероятно, – покончить с собой.

Ей следовало приготовиться к любому варианту. Поэтому она шагнула к нему и чуть вправо, вынудив тем самым повернуться вслед за ней.

– Что ты делаешь? – Он слегка отодвинулся от кухонной стойки.

Достаточно ли этого для смертельного выстрела Скотта? Как знать.

– Ты умеешь скрываться, – периферийным зрением она увидела, как Скотт немного переместился. – Не давай повода ФБР развешать везде твои фотографии как подозреваемого в убийстве их агента.

Рубинштейн скривился, а она поняла, что зашла слишком далеко и вывела его из себя. Его имя и так будут полоскать во всех выпусках новостей, и ему это прекрасно известно.

– Ты можешь спастись единственным способом. Выйти через эту дверь.

Рубинштейн взглянул себе под ноги, а когда снова посмотрел на нее, она все поняла.

Все ее усилия оказались напрасными. Он пришел сюда ее убить, и именно это собирался теперь сделать.

Он начал поднимать пистолет, она поняла, что промедление смерти подобно. Оставалось уповать на свою счастливую звезду и на Скотта.

– Сейчас! – крикнула она, падая на пол.

Два выстрела раздались так быстро друг за другом, что нельзя было понять, кто спустил курок первым.

На полу остались лежать два тела.

– Хорошо, будем считать это первым свиданием. – Челси широко улыбнулась, в ее голосе прозвучала гордость.

Эта улыбка – слишком широкая для ее лица и заразительная – пленила его сразу, как только он с ней познакомился. Скотт, не удержавшись, улыбнулся в ответ.

– Ты согласна?

– Мне надо кое в чем помочь Мартину Дженнингсу, но вообще – да.

Разве она могла отказаться? Скотт скользнул взглядом по ее волосам пшеничного цвета, медальону-сердечку и брючному костюму, а когда он снова поднял глаза, она зарделась. Взяла его под руку и прошептала:

– Еще два свидания.

Накануне вечером он пригласил ее на первое свидание, исходя из договоренности. Он мог бы сделать это неделей раньше, но после выстрела в него Рубинштейна Челси настояла, чтобы он лежал в постели, пока врач не разрешит вернуться к работе.

Он пытался возражать, что пуля лишь задела ногу, с ним бывало и хуже, но она ничего не хотела слушать. Возможно, потому, что вся его кухня была в крови. Челси поселилась в гостевой комнате, чтобы ухаживать за ним, ему не приходилось жаловаться на неудобства. Нечего и говорить, что, когда Андре вышиб пистолет из руки Рубинштейна, она голыми руками, вопреки всем инструкциям, пыталась остановить кровотечение, а потом окружила его всевозможным вниманием, просто потому, что любила его.

Она любила его. Осознание этого заставило ее улыбнуться еще шире. Не хотелось ждать следующего свидания.

– А сегодня считается? – Он приблизился к ней так, что при каждом шаге их тела соприкасались.