Склонить его жертвы на свою сторону вышло даже легче, чем я себе представляла. Всех их съедает хорошо знакомая мне жажда возмездия. Она требует выхода, болит, словно воспаленный аппендицит. И я предложила простую операцию по их излечению. Один надрез скальпелем — и больше не будет беспокоить.
Адреналин растекается по венам, вызывая дрожь в пальцах, сердцебиение в горле, шум в ушах. Я почти не чувствую ног, когда покидаю здание "Маффина". Лицо горит от пережитого минутами ранее стресса. На телефон то и дело приходят СМС от моих козырных дам, подтверждая, что дело сделано. Теперь ему не отвертеться. Я заложила бомбу и поставила ее на таймер.
Совсем скоро рванет.
Этим же вечером я вылетаю домой. Чемодан даже не собираю, потому что через несколько дней возвращаться обратно, но лишь с одной целью — написать заявление на увольнение. Могла бы и сегодня, но тогда моя игра была бы не настолько впечатляющей, скорее истерично, и это не сыграло бы в мою пользу.
Перед взлетом начинаю нервничать. Это не страх полетов, он напрочь стерт годами, а просто накатывающий отходняк. День был не из простых. Горячее дыхание на моей шее. Жадные пальцы на бедрах. "Ещё, ещё". Прикрываю глаза, в надежде избавиться от наваждения. Мерзавец слишком хорош, я это знала, я была к этому готова. Жалеть не о чем, я все сделала правильно и даже получила удовольствие. Финал был эпичен.
Мы взлетаем, я открываю глаза и наблюдаю в иллюминатор за вечерней Москвой. Она прощается со мной темными улицами и вереницей загоревшихся в сумерках фонарей. Отзывается тянущей тоской, потому что совсем скоро мы попрощаемся навсегда.
Дома меня не ждут. Я добираюсь до хутора поздней ночью, тихо открываю дверь и сразу проскальзываю в спальню сына. Матвей спит, как маленький ангел. Его белокурая головка обрамлена ореолом лохматых завитков, которые я так и не добралась подстричь в минувшие выходные. Одеяло скинуто, маленький носик тихо сопит. Я стою у его кроватки бесконечное количество минут, глажу его по голове, вдыхаю его детский запах, и мое сердце сжимается от переполняющей его нежности. Он — это лучшее, что со мной случилось. Невероятно, что такое чудовище, как Александр, мог породить такое чудо, как мой Матвей. Возможно, это его искупление, о котором он не просил.
— Я думал, кто-то пробрался в дом! — шипит отец, когда я выхожу из спальни сына. В его руках я вижу страшное оружие.
— Ты что, спишь с тяпкой?
— Я владелец крупной фермы, я вообще не сплю, — смеется он, приобнимая меня. — Что ты здесь делаешь, почему не предупредила, когда Матвей сегодня звонил?
— Хотела сделать сюрприз, — шепчу ему куда-то в плечо.
— Все нормально?
— Все хорошо, пап. На самом деле… все отлично. Все кончено. Я свободна.
— Так ты возвращаешься? — тихо спрашивает отец.
— Да, — улыбаюсь, не в силах сдержать свое ликование. — В понедельник пишу заявление и все. Представляешь?
Папа смотрит на меня долгим пронзительным взглядом и, наконец, улыбается.
— Слава богу.
Утро начинается с радостного вопля "мама" и килограмма клубники на завтрак. Я сообщаю сыну, что скоро так будет всегда, и я никуда-никуда больше не уеду. Прижимаю к себе его макушку и улыбаюсь так широко, что кажется, отвыкшее лицо может лопнуть. Мы проводим самые удивительные два дня, планируя, чем займёмся, когда я вернусь домой. Матюша загорается идеей, что теперь я буду отвозить его в детский сад и все, наконец, увидят его маму.
Сердце сжимается в очередной раз. Я была лишена слишком многого в погоне за местью. Сейчас самое время нагнать упущенное.
Утро субботы выходит очень суматошным. Отец мечется, приводя в порядок старый костюм, пылящийся на антресоли не один год. Матюша собирает в чемодан "самые необходимые" игрушки, без которых даже не представляет поездки в большой интересный город. Я упаковываю себе клубники и ловлю последние лучи солнца, которых в Москве не сыскать.
В самолёте Матвей заваливает меня вопросами: как это работает, а что будет дальше, а когда нас будут кормить. Я терпеливо отвечаю на всё и уже представляю, как мы проведем время в городе моего детства, пока отец будет отмечать юбилей давнишнего приятеля. Как я свожу его в центральный парк покормить белок, как покажу дом, где росла, как мы посетим зоопарк и ВДНХ. Он будет в восторге от дома бабочек.
Возле моего дома мы шумно выгружаемся из такси. Я отправляю отца с Матвеем вперед, а сама расплачиваюсь с водителем. Как только машина отъезжает, мой взгляд цепляется за ярко-голубые глаза, и сердце падает прямо вниз, обрывая все нити спокойствия.
Только не сейчас.
Пожалуйста.
Глава 48. Александр
На меня снизошло откровение.
Третьи сутки на одном кофе и паре пачек сигарет не потому, что хочется, а просто кажется необходимым. Без душа, нормального сна и адекватного восприятия реальности. Вся моя жизнь — маленькая жестяная банка, в которой я заперт, и в ней только одна цель — выяснить правду.
Я порывался вломиться в этот чертов подъезд, а затем и в каждую квартиру, не важно, откроют мне добровольно или нет. Я хотел встать под окнами и просто тупо горланить, так громко, чтобы стерва услышала и вышла наружу. Думал даже сделать анонимный звонок в полицию — отголоски шкодливого детства — пусть приедут с собаками и ищут бомбу, которой нет, эвакуируют жильцов, подадут мне Алису на блюдечке. Но потом протрезвел.
И тогда мозг, наконец, начал подавать признаки жизни. Собирать информацию по крупицам, выстраивать ее в длинную логическую цепочку и подкидывать очевидные вещи, те, которые лежали на поверхности все это время и кричали о своей значимости. Каждое действие, каждый разговор, движение, вздох, взгляд — были выверены до мелочей. Давили именно на те болевые точки, о которых никто не мог знать.
Моя жажда адреналина.
Мои вкусовые пристрастия.
Мое либидо.
Есть только один очевидный пробел: ее мотивы. Сколько бы я не перебирал в уме причины, по которым стерва сотворила все это со мной, не мог найти тот самый ответ. Бесконечное количество раз выискивал ключ от двери, ведущей к разгадке, но когда, казалось бы, открывал один замок, сразу же наталкивался на другой. Кто-то захотел убрать меня. Кто-то за ней стоит. На пути к вершине карьерной лестнице я собрал немало врагов, те, кто метил на мое место, кто жаждал добраться до власти, кто просто боялся меня.
Но если все так, и девчонка действовала по чьей-то указке, появляется еще один пробел: на кой черт ей сдались мои запонки? Вот уж эта деталь никак не вписывается в картину, которую я нарисовал в своей голове. И ответ на этот вопрос я тоже с нее стрясу. Как и свои запонки.
Первые сутки я безвылазно сижу в машине, не решаясь покинуть ее даже на время, страшась пропустить девочку из будущего, потерять единственный шанс на свое спасение. На второй день мой запал значительно спадает, обрушивая реальность: девчонка тупо могла съехать отсюда. Или её приезд сюда мог быть такой же частью продуманной игры, возможно, она просила отвести ее не к себе домой, а к своему мужику. И вот ещё один кусок пазла, который никуда не встаёт. Что если таинственный ухажер — и есть серый кардинал, возглавляющий операцию?
К вечеру того дня мне звонят из конторы и просят приехать за документами. Вот и все. Приказ о расторжении трудового договора жжет глаза. Трудовая книжка всего с четырьмя записями, очерчивающими долгие годы, посвященные этой компании, пульсирует в руках. Взгляды, которыми меня сопровождают по коридорам — выкорчевывают остатки самообладания.
Ничего уже не изменить, не повернуть назад, не переломить ситуацию. Но на следующее утро я все равно занимаю свой пост. Мне нужна правда. И если будет нужно, проведу напротив этого подъезда с ярко выкрашенной дверью остаток своей жизни. Судя по выкуренным пачками сигарет — она будет не слишком долгой.
Затягиваюсь очередной никотиновой отравой и откидываюсь на сидении, не сводя взгляд с окон многоэтажки. Горький дым обжигает лёгкие, распространяя успокоительное тепло по пищеводу, давая перерыв натянутым до предела нервам.
То, что я вознагражден за ожидание, понимаю не сразу. В первый момент мне кажется, что мозг играет со мной злую шутку, и я вижу то, чего нет. Так уже бывало в прошедшие дни, в каждой высокой брюнетке, появляющейся в моем поле зрения, я видел ее, срывался с места и жёстко обламывался, встречаясь с недоуменными взглядами девушек. Да и то, что передо мной именно Алиса, я верю не до конца. Ту холодную стерву на неизменных шпильках, запакованную в идеальный костюм, и с адскими губами бордо я едва узнаю в девчонке напротив.