Амалия Март - Двойной босс, пожалуйста!

Во мне снова закипает гнев. И гнев — это хорошо, это знакомо, это безопасно, я знаю, как с ним справляться. Куда хуже та смесь из непонятных чувств, которую вызвал у меня недавний разговор. И поцелуи.

Лёгкая дрожь снова пробегает по телу, вызывая мурашки. Матюша уже крепко спит, о чем говорит приоткрытый ротик и ослабевшая в моей ладони ручка. А я все никак не соберусь с силами, чтобы встать и вернуться к мужчине, который только что перевернул мой устоявшийся мир наизнанку.

Я прикрываю глаза, пытаясь справиться с собой, снова взять в руки, проанализировать каждое сказанное им слово. И незаметно засыпаю.

Просыпаюсь резко, как от толчка, и сажусь в кровати. Сколько прошло времени? Кидаю взгляд за окно — там по-прежнему темно. Может, прошло пару часов, а может, минут. Я провалилась даже не в сон, а в темную бездну без сновидений. Саша все еще здесь? Прислушиваюсь к звукам в квартире — тишина. Встаю с кровати, касаюсь холодного пола голыми ногами и аккуратно выхожу из комнаты.

Бесшумно передвигаюсь по квартире, ожидая, что сейчас увижу пустующий стул на кухне. Но нет. Александр все ещё здесь. В его руках та же кружка с чаем, а перед глазами смятый листок с его "схемой". Глаза замерли на этой салфетке, брови сошлись на переносице.

Останавливаюсь в дверях, прислонившись к косяку и сложив руки на груди. Решение в моей голове, так и не созрело. Слов для него тоже нет. Разве что:

— Тебе пора.

Александр вскидывает голову и впивается в меня своим пронизывающим взглядом. Да, за столько лет ничего не изменилось, от этих глаз вновь дрожь по телу.

— Мы не договорили, — твердо говорит он.

— Договорили. Я услышала тебя, ты узнал все, что хотел. Тебе пора.

— Это все, что ты хочешь мне сказать?

— Я не прощаю тебя, — сухо говорю я. — Теперь все. Я закрою за тобой дверь.

Он встаёт из-за стола, хватает бумажку и запихивает в карман джинсов.

— Я приду завтра. Мы же не оставим всё так, нужно разобраться с теми, кто это сделал.

— Ты все сделал сам, Саш, — устало выдыхаю я. — Кто-то знал тебя достаточно хорошо, чтобы сыграть на твоих слабостях. Из-за тебя и я попала под удар.

— Я знаю, но…

— И я не буду забирать свое заявление, ты заслужил все, что происходит с тобой сейчас. Считай, что это запоздавшая карма. Надеюсь, я… мы… больше не приходи, ладно? Дай мне, наконец, жить дальше.

Я поворачиваюсь в темноту коридора и иду к входной двери. За мной слышатся приглушенные шаги, так я понимаю, что он идёт следом. Возле самой двери мужские руки обхватывают меня и прижимают к сильному торсу спиной. На макушке я чувствую теплое дыхание, и тело снова бунтует против сознания.

— Не отпущу тебя, понимаешь, — горячо шепчет Саша. — Все изменилось. Я совсем другой человек. Ты тоже. Но между нами ничего не кончено. Мы можем…

— Не можем! — громко говорю я.

— Я все выясню, я все исправлю, — будто не слышит он меня.

— Мне все равно!

— Начнем с того, на чем закончили, нет, с начала! — его голос почти безумен, руки гладят мой живот, разнося тепло по коже, губы почти касаются шеи. Я боюсь сдаться.

Я боюсь, боюсь, боюсь.

— У меня есть мужчина, — выпаливаю я.

Чувствую, как Александр каменеет позади меня, застывает от этих слов.

— Я люблю его. Очень, — я не лгу, Матвей — самый главный и любимый мужчина в моей жизни, хоть и совсем ещё маленький.

— Он знает, что ты спала со мной всего несколько дней назад? — Саша выплевывает эти слова ядом, убежденный, что я совсем не о сыне говорю.

Отступает чуть назад. Разворачивает меня в своих руках. Наверное, хочет заглянуть в мои глаза, но тут так темно, что это невозможно. И слава богу.

— Нет. И никогда не узнает. В понедельник я уволюсь и вернусь к нему. Я уеду навсегда.

Эти слова производят эффект взорвавшейся бомбы. Александр рычит, и его кулак сталкивается со стеной у меня над головой. "Черт!" — шипит он. Затем разворачивается, дёргает дверь и вылетает из квартиры.

Я слышу его быстрые шаги по лестнице, и как хлопает дверь подъезда.

Прикрываю глаза и убеждаю себя, что все сделала правильно. Нет никаких шансов на счастливый исход для нас двоих. И я должна думать о сыне, он важнее всего.

Ему не нужен такой отец. Он отравит его своим ядом.

Я заебался.

Сижу в темноте, пялюсь в окно. На столике передо мной бутылка из сокровенного офисного запаса и пачка сигарет. Обе не тронуты.

Тошнит. Крутит. Выворачивает. Хотя пока не пил.

Заебался.

Но все равно достаю из кармана салфетку с наброском. Она поистрепалась — не лучший материал для важной схемы, но основная мысль все равно ясна. Вскакиваю, как ужаленный, роюсь в тумбе в прихожей, достаю старый нетронутый ежедневник. Щелчок. Загорается верхний свет.

Я морщусь, но все равно продолжаю копаться в ящике в поиске ручки или долбаного карандаша. Должно же здесь быть что-нибудь. С победным окриком, почти безумным, выуживаю старую шариковую ручку и несусь обратно в гостиную. Сметаю со столика непочатую бутылку прямо в мусорку, туда же летит пачка сигарет. Хотя, подумав секунду, сигареты вынимаю, достаю одну — последнюю, клятвенно себя заверяю — и прикуриваю. Склоняюсь над блокнотом и вместе с глубокой затяжкой в очередной раз вывожу уже обросшую деталями схему.

Я должен все выяснить. Если не ради нее, то ради себя. Она идёт дальше, ей есть ради кого. Мне же остаётся только это. Хотя бы в одной сфере моей жизни я должен разобраться, иначе просто сойду с ума.

Три имени, жирно обведенные в кружки, режут глаза. Ни у кого из этих людей я не вижу прямого мотива и, откровенно говоря, сильно сомневаюсь в их интеллектуальных способностях. Но как показала жизнь, нельзя недооценивать женщин. Лея-Алиса продемонстрировала это очень ярко.

На секунду прикрываю глаза и в голове снова мелькает любимое лицо — сначала мягкое и светлое, потом холодное и жесткое. Неприятно сжимает грудь. Две совершенно разные женщины — одна и та же девчонка внутри. Она провернула почти гениальную схему — четко спланированную, выверенную до деталей — подгоняемая лишь чувством мести. Мог ли я представить такое пять лет назад при первой встрече в лифте, когда смеялся над неуклюжей блондинкой?

Вот и сейчас, смотрю на три имени перед собой и не понимаю, может ли кто-то из них быть гениальным планировщиком. А может, есть теневой игрок? Кто-то за спинами этих людей, кого не видно, но имеющего мотивы?

Мотивы.

Пожалуй, с этого и надо начинать. Понять, кому было выгодно подставлять конкретно Лею и выставлять ее для меня в невыгодном свете. Кто знал меня настолько хорошо, чтобы понять, как я буду действовать.

И есть одна деталь в моих воспоминаниях, которая кидает подозрение на вполне конкретного человека из списка передо мной. Но доказательства — штука весьма строптивая, их не просто добыть.

Набираю единственного человека, которого могу считать союзником в этой борьбе. Не помешает мозговой штурм.

— Блять, — слышится в трубке. — Яковлев, ты по какому режиму вообще живёшь?

— Круглосуточный мозгоебизм называется. Нужна помощь.

Тяжёлый вздох наполняет телефонную тишину, слышится шорох и тихие ругательства.

— Перезвоню тебе.

Через пару минут в трубке раздается тяжёлое:

— Куда подъехать?

Спустя час на пороге появляется Рус. Рожа помята, взгляд из разряда "втащу тебе в следующий раз".

— Как жена? — проявляю чудеса приветливости.

— Пока не родила, — бурчит Че, разуваясь.

— Ты же ее вчера в роддом грозился сдать.

— Прикинь, ей отец палату предродовую выбил, чтоб за ней присматривали перед родами, а она "не поеду, там вай фая нет". Теперь я три раза за ночь вскакиваю в поту, ожидая, когда ее везти будет пора, — он говорит это себе под нос, словно и не для меня вовсе, а так, в очередной раз повозмущаться. — Говорит, достал ее уже, чтоб свалил и дал ей нормально спать. У тебя что? — наконец обращается ко мне.

— Мошенничество, подставы — ничего нового. Но нужна помощь.

— В два часа ночи? — скептически спрашивает он.

— Чем раньше, тем лучше.

Мы проходим в гостиную, Рус скептически оглядывает пепельницу на столе с окурками — одной не обошлось, признаюсь, — бутылку в мусорке и испещренный записями блокнот.