– Поверь, я тоже о них конкретно не задумывался. И продолжаю считать, что дети не должны быть прихотью родственников и делаться исключительно для наследования. Мои намерения к тебе серьезны, Лена, поэтому я буду говорить со своими родителями и твоей бабушкой, чтобы они не давили на нас. День, когда мы решим с тобой завести ребенка, настанет точно не по их указке.
Он говорил об этом так уверенно, что я и сама поверила, что когда-нибудь этот день настанет.
– Не знаю, – все же протянула я.
– А я знаю, – убежденно подхватил Клаус и, крепко взяв меня за подбородок, заставил посмотреть на себя. – Я мужчина, это я должен знать и делать. А ты, как слабая женщина, должна мне довериться. Ну, так как, девушка из России? Ты мне веришь?
В книгах и фильмах на этом моменте героини, размякнув, сползают к ногам героев. Сразу в животе и голове появляются бабочки, убивающие остатки мозгов, что выжили после разгула гормонов во время влюбленности. Ведь самое потрясающее, что женщина может услышать, это как раз: “Я все решу, не беспокойся”. И, несомненно, если бы мне было лет восемнадцать, я тотчас кинулась бы целовать немца во все места к его удовольствию.
Но в мои циничные двадцать два меня было так просто не взять! Не после того, как я вволю насмотрелась на клиентов и на вереницу маминых мужчин, каждый из которых клялся в вечной верности. Клялся, а потом пропадал, и мать рыдала ночами в подушку. Сначала рыдала… Первые несколько раз. А после просто открывала бутылку красного вина и курила, пропитывая квартиру табачным дымом с привкусом ментола.
Теперь с расставанием у меня ассоциировался именно этот запах.
Так что я сидела в объятиях потрясающего немца и… сомневалась.
Вера в хороших мужчин упорно пыталась приподнять надгробную плиту, которой я ее накрыла еще в далекой юности, но не преуспела. Скептицизм нагло наступил ей на пальцы, и плита с грохотом рухнула обратно.
Судя по всему, Клаус понимал, что происходит. Он усмехнулся, переместил руку мне на затылок, притянув к себе, коснулся губ легким, почти невинным поцелуем и произнес:
– Как скажешь, Лена. Если тебя до такой степени беспокоит ситуация, то никакого секса. Будем гулять, разговаривать, держаться за ручки и находить точки соприкосновения.
– Находить? – я изогнула бровь, намекая на его уверенность в успехе.
– Все будет хорошо, – непоколебимо сказал немец и вновь меня поцеловал, но уже в кончик носа. – Я так решил.
– А мы сможем?
Да-да, если учесть, с какой скоростью мы с ним оказались в постели, тут реально стоит ребром вопрос, как долго мы сможем удерживаться от повтора. Все же в сексе ариец и правда был великолепен, целиком оправдывая свои амбициозные слова о том, что я забуду свое имя.
Клаус только рассмеялся и осторожно пересадил меня на сидение рядом с собой. Поправил костюм и заявил:
– В себе я уверен. Но если ты захочешь меня изнасиловать, прямо не знаю, как долго смогу этому противостоять! Но знай, если что, в глубине души я был против! Очень глубоко…
– И заглядывать туда лучше с микроскопом, я поняла!
Вера в мужчин все же скинула с себя надгробную плиту и накрыла ею скептицизм. Забралась сверху, откупорила бутылку шампанского и, набулькав в бокал, торжественно произнесла тост: “Ну, за офигенных мужиков!”
А я сидела, прижимаясь виском к плечу обнимающего меня Клауса, и понимала, что бабочки в животе у женщин неистребимы и, судя по всему, состоят в родстве с фениксами. Потому что умеют возрождаться даже из пепла и многократно сдохнув.
Вечер прошел замечательно.
Романтично, красиво и мы словно стали на шаг ближе друг к другу. На определенном этапе я поймала себя на мысли, что требую от немца понимания, но сама взаимностью не отвечаю. Сколько раз я мысленно пренебрежительно фыркнула в сторону его интересов? Музеи, архитектура и прочее? Я ведь сама люблю все это, иначе не пошла бы на туристический факультет, но в случае с Клаусом у меня это вызывало отторжение с самого начала, только потому, что нравилось ему.
Но отношения между нами изменились. Так что, наверное, стоит поменять и свои взгляды, тем более что немец, как ни странно, оказался гораздо более чутким, чем я могла предположить.
Так что во время прогулки по ночному городу я живо интересовалась всем, что он мне рассказал, и, судя по периодическим взглядам искоса, очень удивляла этим своего арийца.
Дома мы оказались глубокой ночью.
Клаус осторожно повесил ключи на крючок, вернул портмоне на то самое место, откуда забирал его перед выходом из дома, и, послав мне улыбку, спросил:
– Устала?
Я только кивнула, а Клаус ушел в сторону спальни. С любопытством наблюдая за тем, как немец вытаскивает из шкафа запасной комплект белья, одеяло и подушку, я осознала, что он реально собирается ложиться в зале.
Почувствов укол разочарования, я покачала головой, удивляясь странности женского мышления. Сейчас, спустя несколько часов после памятного разговора, мне все эти заверения казались надуманными и притянутыми за уши. Незначительными. Уж точно менее интересными, чем высокий красивый мужчина, с которым мы наедине в полутемной квартире.
Поддаться своим желаниям… Что может быть проще?
Подойти к нему, обнять со спины и скользнуть руками по сильной груди, а после обратно, по твердому прессу к ремню на брюках…
Ох…
– Сходи пока в душ. Полотенца свежие.
Ущипнув себя за руку я послушно убежала в ванную.
Ленка, ну, Ленка!
Еще не хватало начать приставать к нему, когда сама же и потребовала воздержания! Спрашивается, чем думала?
Головой думала! И правильно делала.
Когда спустя двадцать минут я вышла из ванной, кутаясь в слишком большой для меня халат Клауса, то нашла его хозяина в гостиной. Он сидел в кресле рядом с уже застеленным диваном и читал какой-то увесистый томик. Неслышно ступая по полу, я подошла и, положив руки ему не плечи, прижалась к спине мужчины. Он поймал мою руку и, не оборачиваясь, прижал к губам, целуя ладонь и поглаживая ее большим пальцем.
– Что читаешь? – прошептала я на ухо немца, прикрывая глаза и с наслаждением втягивая потрясающий аромат его тела и какого-то одеколона с хвойными нотками.
– Леди Макбет, – он закрыл томик и показал мне обложку.
– О-о-о… На английском?
Я тотчас смутилась от глупого вопроса. Разумеется, Клаус знает этот язык лучше меня! С его-то работой и вообще жизненным опытом.
– Да, люблю читать на языке оригинала, – немного рассеянно признался он, оборачиваясь и притягивая меня к себе на колени. – Именно с этого и началось мое увлечение языками.
– Сколько ты знаешь?
– М-м-м… Восемь.
– И благодаря какому произведению ты решил учить русский?
– Русский благодаря тому, что в университете кое-кто сказал, что это очень сложный язык, и я не осилю его, – хмыкнул в ответ Клаус. – Я был очень самоуверенным и амбициозным юношей.
– Забавно, – хмыкнула я в ответ и прикрыла глаза. Изящные пальцы Клауса зарылись в мои волосы и сейчас неторопливо массировали кожу головы, от чего я тихонько вздыхала и плавилась от удовольствия.
Темные губы мужчины скользнули по моей шее, посылая по телу волны мурашек, задели скулу и, коснувшись ушка, выдохнули:
– Спокойной ночи.
Я возмущенно покосилась на немца, а он ссадил меня с колен и, подмигнув, направился в ванную. Коварно оставив дверь приоткрытой!
Несколько минут мучалась от слишком живого воображения, которое восторженно подсовывало картинки с Клаусом в душе. Я не выдержала и сбежала в спальню на образе скатывающихся капель воды по мощной груди, по животу и ниже…
Спать! Спать-спать-спать!
ГЛАВА 12
/Дитрих. Днем ранее/
– Что это? – сморщившись, я скинул с лица мокрую тряпку, пропахшую уксусом, и невидящим, затуманенным болью взглядом попытался осмотреться вокруг. – Клаус! Я тебя убью!
– Он уехал, – сонно ответила Кристина. – Часа четыре назад.
Кристина?!
Я медленно повернул голову и, прищурившись, увидел ее размытый образ. Она сидела в кресле, обнимала себя за плечи и, судя по всему, тоже пыталась окончательно проснуться.
– Что я здесь делаю?! – выдал, тут же понижая голос и хватаясь за висок. – Черт, голова болит – сил нет.