– Что она практически на смертном одре, ждет нас, чтобы благословить и попрощаться.

– Красиво звучит, – Дитрих покивал, склонив голову. – Я, как ценитель поэзии, в восхищении. Текст явно не отец сочинял.

– Значит, все как всегда?

– Ну, когда я приехал, забыв предупредить о визите, она играла в покер с фрау Хильдой. Потом, конечно, сказала, что это временное улучшение состояния здоровья, и улеглась в постель с видом мученицы.

– Лихтенштайн? Они по-прежнему общаются после той истории?

– Не поверишь, но после той истории даже мне пришлось с ней пообщаться, правда, уже в качестве адвоката.

Я выгнул бровь в изумлении, не совсем понимая, что же произошло.

– Ты о чем?

– Оу, я думал, ты слышал. Громкая история вышла, даже местные газеты писали. Где-то через два месяца после отъезда Лены, к бабке явилась Софи с новорожденным ребенком и заявила, что это ее внук. И, собственно, они теперь претендуют на наследство.

– Как так? – теперь я окончательно ничего не понимал. – Он же умер больше двух лет назад. Каким образом?

– Вот здесь-то и вся соль этой истории. Пока Софи и Рикард были женаты, то постоянно пробовали завести ребенка с помощью ЭКО и ИКСИ. У них ничего не выходило, хотя попыток они предприняли очень много. А после смерти герра Лихтенштайна Софи, как его бывшая супруга, имела право использовать для оплодотворения его генный материал. И очередная процедура удалась – эмбрион прижился. В итоге все анализы показали, что у фрау Хильды теперь таки появился настоящий внук. Но ты бы видел лицо этой стервы, когда она вносила изменения в завещание в пользу этой француженки и ее ребенка. Собственно, после этой истории что-то изменилось и в наших родителях. До этого они даже не собирались тебе звонить.

– Ясно, – рассеянно пробормотал я, а в груди продолжала жить обида.

– Но они наши родители, мы должны принять их такими и стараться быть лучше их, – философски вздохнув, закончил Дитрих. – Кстати, отец не выдержал и намекнул мне на новое пари.

– Мне это не интересно, – сразу заверил я.

– То же самое он услышал и от меня.

Мы помолчали.

– Так что за пари? – Я повернулся к брату и улыбнулся. Все-таки от привычки вечно соревноваться не так просто избавиться.

– О! – воодушевился Дитрихю – Кто первый подарит дедушке и бабушке внуков, тот и барон. Ерунда, правда?

– Конечно. Они снова решили столкнуть нас лбами. Идиотизм!

– Да-да… К слову, какой у вас срок, Клаус?

– Тридцать одна неделя, – машинально ответил я, тут же найдя взглядом Лену и с улыбкой посмотрев на ее круглый животик. Потом пришло понимание, что братец и праздное любопытство – понятия весьма несоотносимые, и я запоздало уточнил: – А что?

– Да так, – ухмыльнулся Дит, глядя на вход в гостиную. – Извини, я отлучусь.

Я проследил за ним взглядом и едва не охренел. В комнату вплыла Кристина. С большим круглым животом впереди.

– Какой срок? – спросил Дита, чуть повысив голос.

– Тридцать одна неделя, – не оборачиваясь ответил он. Потом все-таки остановился и, взглянув на меня, добавил: – Отец хочет внуков. Это непременное условие. А у нас девочки. Двойняшки.

И сказано последнее предложение было с такой гордостью, что мне стало очевидно – Дитриху, как и мне, наплевать на соревнования, деньги родителей и их титул. Мы нашли свое счастье в другом, в том, что невозможно купить ни за какие богатства в мире…


Конец.