– Опять же личной жизни препятствует, – серьезно кивнула Катя. – Ты вспомни, Лаэртов, когда ты в последний раз занимался любовью?

– Катя! – побагровев, возмущенно завопил он. Потом задумался и принялся машинально загибать пальцы на руке.

– Перестань, я пошутила... – Катя шлепнула его по плечу газетой. – Меня твоя личная жизнь совершенно не интересует.

– Да, а где Мишенька? – вдруг очнулся Лаэртов. – Он у бабушки?

– Нет, он у своего отца.

– У кого? – с изумлением спросил бывший муж.

Пришлось Кате рассказать ему все то, что произошло с ней за последнее время. История получилась выхолощенная и сильно отредактированная – пугать Лаэртова душераздирающими подробностями Кате вовсе не хотелось...

– Ну надо же! – ошеломленно воскликнул он, выслушав Катю. – И ты отдала мальчика этому... Григорию Кирилловичу?

– Ага, – грустно кивнула Катя. – Григорий Кириллович оказался неплохим отцом. Кстати, никогда раньше не находила в нем этого таланта... Но жизнь идет, люди меняются.

– Да-да... – задумчиво пробормотал Лаэртов. – Я вот, например, в последнее время ко всему прочему увлекся ирландскими сагами.

– По-моему, ты всю жизнь ими занимался... – растерянно сказала Катя.

– Катюша, милая, я занимался исландскими сагами! – с укором произнес Лаэртов, но, впрочем, тут же отвлекся: – «Кухулин сидел у стен Туры под звучно шелестящим деревом; его копье было прислонено к скале, его щит лежал на траве близ него. В то время, как он думал о могучем Каирбаре, герое, убитом в битве, пришел разведчик с берегов океана, Моран, сын Фихила. «Вставай, Кухулин, – сказал юноша, – вставай: я вижу корабли севера. Многочисленны, вождь народа, враги наши!» – торжественно продекламировал Толик. – Кстати, дело закончилось плохо – враги все-таки убили Кухулина.

– Какая жалость, – вздохнула Катя.

– Да, и знаешь, какие недостатки, по мнению древнего автора, были у Кухулина? – оживился Лаэртов. – Ни за что не угадаешь! Герой, оказывается, был слишком молод, слишком смел и слишком прекрасен.

«Слишком молод, слишком прекрасен...» – эхом отозвалось у Кати в голове. И она опять почему-то вспомнила о Ганине – о том, каким тот был двенадцать лет назад.

– Так ты говоришь – давно не видела сына? – спросил Толик.

– Не совсем... Нет, мы с ним встречаемся время от времени, я звоню ему каждый день, и все такое...

– И все равно ты скучаешь по нему?

– Разумеется! Но, ты знаешь, Толик... я бы меньше всего хотела, чтобы Мика стал маменькиным сынком.

– Ну да... – снова покраснел Лаэртов. Достал из кармана большой платок, напоминающий полотенце, и принялся вытирать им вспотевший лоб.

– Я не хотела тебя обидеть, Толик.

– Я и не думал на тебя обижаться, – улыбнулся он. – Ты – единственная женщина, Катя, которая относилась ко мне хорошо. Значит, ты одна сейчас?

– Совсем одна! – засмеялась она.

– Тогда я тебе хочу кое-что предложить. Собственно, я и шел сейчас к тебе для того, чтобы посоветоваться... – Лицо Толика приобрело вдохновенно-озабоченное выражение. – Как ты относишься к провинции? К маленьким городкам, где патриархальный, размеренный уклад жизни, где тихие радости и видны звезды на ночном небе? Где нет всей этой суеты, карьеризма, поклонения Мамоне, разврата и порока...

– Ты слишком идеализируешь провинцию, – усмехнулась Катя. – Но, в общем... Почему ты спрашиваешь?

– После отца остался домик – в одном тихом городке на Оке... – Толик, будучи человеком, близким к искусству, выражал свои мысли в подчеркнуто литературной форме. – Там давно уже никто не живет. И я подумал – отчего я сижу в этом пыльном Вавилоне, что меня здесь удерживает?

– Ты хочешь уехать? – удивленно спросила Катя.

– О нет, не уехать... – Лаэртов загадочно улыбнулся и поднял вверх палец. – Сбежать! Словом, Катенька, замыслил я побег...

– От Веры Петровны?

– Не только. Ото всех! Может быть, в первую очередь – от себя...

– И что ты станешь там делать – в этом городке на Оке?

– А что другие люди делают? Просто жить, как и все! – убежденно ответил тот. – Писать свои труды. В самом деле – к черту Ключникова, надо пробиваться самому! Конечно, придется время от времени наезжать в столицу...

– А на что ты там будешь жить, Толя?

– Во-первых, у меня есть кой-какие накопления. Весьма скромные, но мне много и не надо... – с удовольствием принялся объяснять Лаэртов. – Во-вторых, там есть краеведческий музей, и мне предлагают место заведующего.

– Ого!

– Да-да, Катенька, я все продумал! У меня там есть знакомый, отец Варсонофий. Это он, собственно, и хлопочет за меня...

– Священник?

– Ну да! Исключительной души человек. Святой! Таких в столице и не встретишь...

– Вера Петровна знает о твоем решении? – беспокойно спросила Катя.

– Пока еще нет.

– Она будет против.

– Ну и что с того! – в отчаянии закричал Толик. – Мне надоело быть вечным ребенком. Я хочу жить, жить... Ты понимаешь?

Он в возбуждении вскочил, забегал взад-вперед по балкону. Потом наклонился, втянул ноздрями воздух.

– Какой сказочный аромат... Это что там у вас цветет, Катя?

– Жасмин. Разве ты не знаешь?

– Божественно... Я ничего не знаю! Ни цветов, ни трав. Я не знаю, как пахнет речная вода, какого цвета бывает небо... Я мечтаю о природе! – застонал бывший муж. – В общем, так, Катенька... Я предлагаю тебе поехать со мной.

– Куда? – растерялась она.

– Туда, на Оку... В тот городок... Знаешь, я уже рассказал отцу Варсонофию о тебе!

– Да бог с ним, с твоим Варсонофием... – забеспокоилась Катя. – И в каком качестве ты меня туда приглашаешь?

– В качестве жены, разумеется! – Лаэртов снова вытер лоб платком.

– Толик!

– Что, ты против? – смутился он. – Ну, тогда просто так будь со мной... как друг. Ведь тебя все равно ничего здесь не держит...

Катя не знала, плакать ей или смеяться.

– Я так и знал, что ты откажешь мне, – убитым голосом произнес Лаэртов.

– Позволь мне подумать, – улыбнулась Катя. – Знаешь, Толик, твое предложение так внезапно...

– Да-да, я не тороплю тебя! – моментально воспарил духом тот.

– Даже если я и не решусь остаться в этом твоем городке навечно, я все равно тебя там навещу, – серьезно произнесла она. – Обещаю!

Толик с чувством чмокнул ее руку.

– Толик...

– Что?

– Вера Петровна – пожилой человек, – осторожно напомнила Катя.

– Господи, да у нее здоровье лучше моего! – с досадой воскликнул Лаэртов. – Я понимаю, на что ты намекаешь...

– Толик, твоя мама может решиться на все, чтобы вернуть тебя. Ведь если она в один прекрасный день позвонит тебе и скажет, что смертельно больна, – ты ведь не бросишь ее, правда? Ты сразу примчишься в Москву – даже если это будет игра...

– Боюсь, что она начнет звонить мне на следующий же день после моего отъезда... – вздохнул тот. – Нет, это невозможно... Ты права, Катя, тысячу раз права – у меня ничего не получится!

Толик едва не заплакал от огорчения.

– Вот что... – задумалась Катя. – Ты ей скажи, что если она вдруг плохо себя почувствует, то пусть сразу обращается ко мне. Ведь я же в Москве – ближе, чем ты! Я и в самом деле готова за ней присматривать... А если случится что-то серьезное, то я немедленно поставлю в известность тебя.

– Катенька, ты же знаешь ее характер, – вздохнул Лаэртов. – Она, как бы это помягче выразиться...

– Она терпеть меня не может! – выпалила Катя. – Но тем лучше. Поскольку ей не захочется видеть меня лишний раз, она не станет устраивать сцены по пустякам...

* * *

Разговор с Лаэртовым имел свои последствия.

Катя, конечно, не собиралась переезжать в «тихий городок на Оке» – уж слишком она любила Москву. Но зато она вспомнила о своей матери. Это была явная несправедливость – о чужой матери обещала заботиться, а свою почти забросила...

Катя попыталась вспомнить, когда она в последний раз видела Алевтину Викторовну, и пришла к выводу, что, пожалуй, не меньше двух месяцев прошло с тех пор. Они, конечно, перезванивались, но разве это может служить оправданием?..

«Мама в последний раз как-то странно говорила со мной... Шепотом. С чего бы это? – задумалась Катя. – Кого она боялась разбудить или от кого скрывалась? Не от бабы Лизы же! И ведь пустой разговор какой-то был, ничего не значащий, в духе – «все хорошо, прекрасная маркиза». Нет, что-то у них не так...»