– А куда же Митенька пойдет? – вздохнула тетя Нина.

– Не чужой же человек... – уныло подхватила тетя Даша.

– Пойдет к Коляну. Или к Стасику. Или на фабрику. Переночует там на складе, – коротко объяснила Катя.

– Не по-человечески это...

– А с нами он по-человечески поступает?!

Через час все осторожно выступили в коридор.

– Кажется, заснули. Тихо там у них... – прошептала Катя. – Ну, вперед. Вытащим их на лестницу, по одному...

Они пробрались на кухню. Там все плавало в сизом тошнотворном дыму. Тетки подхватили Коляна и потащили наружу. Алевтина Викторовна с Катей – Стасика. Сложили обоих аккуратно на лестничной площадке, возле лифта... Мужики никак не реагировали, только Стасик во сне громко икнул.

– Тяжелый, гад! – с ненавистью произнесла Алевтина Викторовна.

Они вернулись назад.

Дядя Митя лежал головой на столе и сладко похрапывал.

– Ты за руки, а я за ноги... – скомандовала тетя Даша.

– Ой, боюсь... – пискнула тетя Нина. – Аленька, помоги!

Они втроем потащили дядю Митю, а в коридоре, в тесноте, вдруг выронили его – как будто вязанка дров грохнулась на пол.

– Вот собаки... – невнятно пробормотал дядя Митя. – Я же сказал – не кантовать!

– Все из-за тебя, Дашка! – прошептала тетя Нина.

– Почему это из-за меня? – обиделась тетя Даша.

Дядя Митя открыл глаза.

– Изверги! – отчетливо произнес он. – Что ж вы делаете, а?.. Мама!

Алевтина Викторовна побледнела.

– Мама! – неистово позвал дядя Митя.

В комнате бабы Лизы что-то зашуршало, и она выскочила в коридор сама с упавшим на плечи платком. Увидела своего сына на полу и всплеснула темными негнущимися руками.

– Митенька!

– Бабушка, не надо, – попыталась перехватить ее Катя, но старушка оказалась неожиданно проворной.

– Мама, они меня убить хотят, – отчетливо произнес дядя Митя.

– Митенька! – рванулась вперед баба Лиза.

Насмерть перепуганные тетя Нина и тетя Даша пропустили ее вперед. Старуха шлепнулась на пол и, раскинув руки крестом, заслонила сына.

– Не дам! – неистово зашептала она. – Что хотите, делайте, а его – не дам!

Алевтина Викторовна зарыдала.

Катя стала поднимать бабу Лизу, но та отчаянно сопротивлялась, телом заслоняя сына. Кажется, она всерьез решила отдать жизнь за него.

– Да помогите же! – взмолилась Катя. – Мама! Теть Нин, теть Даш...

– Не дам! – вопила баба Лиза.

– Бабушка, да с чего ты взяла, что мы его убиваем? – закричала раздраженно Катя. – Мы просто хотим вынести его из квартиры!

– Не дам!

Тетки, обнявшись, зарыдали. Катя без сил опустилась на пол.

– Вас бог накажет, – торжественно произнес Дмитрий Родионович, приоткрыв один глаз. – Злыдни...

– Ты ужасный человек, дядя, – мрачно сказала Катя. – Ты испортил жизнь своим близким, из-за тебя чуть не погиб Мика, а теперь твои сестры с матерью вынуждены бежать из дома... Ты ужасный человек!

Дядя Митя снова закрыл глаз, изобразив полную отрешенность от мира.

Катя не знала, что еще может подействовать на него.

– Я тебе денег дам, – вдруг сказала она. – Мне сегодня зарплату дали. Все не отдам – самой на что-то жить надо, а вот пару тысяч – пожалуйста. С тем условием, что ты немедленно уйдешь отсюда.

Наступила тишина.

Баба Лиза продолжала, раскинув руки, лежать на груди у Дмитрия Родионовича. Алевтина Викторовна и тетки, забыв про слезы, озадаченно переглянулись.

– Три, – неожиданно изрек дядя Митя, не открывая глаз.

– Обойдешься! – Катя сердито толкнула его ногой. – Две.

Снова наступила тишина.

Дядя Митя зашевелился.

Тетя Нина с тетей Дашей помогли подняться бабе Лизе.

– Вот, мама, как с вашим сыном поступают... – с горечью произнес Дмитрий Родионович. – Родные люди от него деньгами хотят откупиться!

Держась за комод для обуви, дядя Митя попытался подняться на ноги. Комод не выдержал тяжести и опрокинулся – из открытых ящиков посыпалась обувь.

– Ты отказываешься? – хладнокровно спросила Катя, отшвырнув от себя валенки сорок пятого размера, которые непонятно для каких целей хранились Алевтиной Викторовной.

– С родным дядей так-то... – прочувствованно повторил он. – Это ж кому скажи...

– Да или нет?

– Да! – рявкнул он.

Катя быстро достала из сумочки кошелек, отсчитала купюры.

– Если бы ты вел себя как человек, никто бы тебя отсюда не выгнал, – сердито сказала она. – А ты...

Дядя Митя сосредоточенно пересчитал деньги.

– И не вздумай вернуться, – пригрозила она. – Я тогда придумаю что-нибудь более радикальное. Ты меня знаешь!

Дядя Митя укоризненно покачал головой и, спотыкаясь о разбросанную обувь, зашагал к двери.

– Митенька! – всплеснула руками баба Лиза, которая, судя по всему, ничего не поняла. – Куда же ты?

– Куда-куда... – проворчал он. – На улицу Труда!

Дверь за ним захлопнулась.

Тетя Нина и тетя Даша счастливо переглянулись.

– Катенька! – обняла дочь Алевтина Викторовна. – Ты... ты просто не представляешь, какое ты доброе дело сделала! Ведь мы, можно сказать, три недели как в кошмарном сне прожили...

– А куда он? – проскрипела баба Лиза. – Я чего-то... Аля, куда он ушел?

– К Леониде своей, наверное... С ним все в порядке, мама! – Алевтина Викторовна, осторожно придерживая за локоть мать, повела ее в комнату. – Ты же видела, он у Кати денежек занял и побежал Леониде за подарком...

– Дай бог каждой такого мужа! – истово пробормотала баба Лиза, с трудом передвигая ноги. – Ты знаешь, Алечка, я бы сейчас полежала. Устала чего-то...

* * *

Сумерки – тихие, теплые, пыльные, вполне осязаемые – точно ватой окутывали город.

Катя шла по пустой улице к своему дому. Окна первых этажей были распахнуты, и в золотисто-оранжевом свете, за шторами, смутными тенями двигались люди. Пахло жареной картошкой...

Из-за кустов возле подъезда выдвинулась черная фигура.

– Катя? – спросил бесцветный голос.

Катя ахнула, с трудом справляясь с желанием убежать.

– Вы кто? – спросила она.

Фигура ступила в свет фонаря.

– Не узнаете? – тихо спросила Нелли.

«Ее все-таки отпустили! – смятенно подумала Катя. – Что же теперь делать? Надо срочно Ганина предупредить...»

– Мой сын далеко, – на всякий случай погрозила пальцем Катя. – Вы его не найдете!

– Я поговорить хотела, – сказала Нелли. В черном кружевном платке она была похожа на привидение – так контрастировало с этим платком абсолютно белое, ненакрашенное лицо.

– О чем? – потихоньку отступая назад, спросила Катя.

– Ты не бойся, – равнодушно сказала Нелли. – Мне не нужен твой сын. И ты мне тоже не нужна. Я просто хочу поговорить. Пожалуйста...

Сердце у Кати невольно дрогнуло. «Она не виновата. Это все ее брат... И вообще – ведь именно она отпустила Мику!»

Они стояли под фонарем, друг напротив друга.

– Хорошо, – тихо сказала Катя и протянула ей руку. – Идемте...

Нелли осторожно и неумолимо отстранилась – словно Катя своим прикосновением могла передать ей какую-то болезнь.

– Идемте, – сухо повторила Катя.

Они вместе вошли в подъезд, вместе поднялись в лифте, глядя в разные стороны. И лишь дома у Кати Нелли немного оживилась.

– Хорошо у тебя... – вздохнула она. – А это что?

Она указала на стеллажи с фигурками лошадей.

– Так, ерунда... – пожала Катя плечами. Включила маленькую лампу на столе, которая разогнала сумерки. – Садитесь, я вас слушаю.

Нелли опустилась в кресло, продолжая оглядываться. Она как будто искала кого-то.

– Алексея здесь нет, – сказала Катя.

– Да? А где он?

– Я не знаю.

Они в первый раз посмотрели друг другу в глаза.

– Правда, не знаю... – торопливо заговорила Катя. – Я... Господи, вы напрасно считаете, что я от вас что-то скрываю! На самом деле все не так, как вы думаете...

– Я уже ни о чем не думаю, – прошелестела Нелли.

Кате было ее так жаль. Она уже не боялась Нелли – потому что от этой обреченной фигуры в черном исходила только тоска. Одна безутешная, бесконечная тоска. И никаких других чувств.

– Нелли... Хотите чаю?

– Нет. Скажи, Катя, а... а мой муж – какой он?

– То есть? – напряглась она.

– Нет, я не о том... – усмехнулась Нелли. – Я просто хотела знать, каким видят Алексея другие люди. Он добрый? Злой? Он... способен грустить?