Диана Гэблдон - Дыхание снега и пепла. Книга 1. Накануне войны

– Ну, что до этого, тут я не могу поручиться наверняка – но кто-нибудь точно должен знать этот приворот, он довольно известный. Хотя я лично не знаю никого, кто бы такое проделывал. Есть способы и попроще, чтобы приворожить мужчин, милая, – добавила она, наставительно указывая коротким пальцем на Брианну. – Приготовь ему хорошую тарелку репы с маслом, вареной в молоке, например.

– Я запомню, – пообещала Брианна, улыбнувшись, и попрощалась.

Она намеревалась вернуться домой, там ее ждала дюжина дел, которые нужно было переделать: от прядения ниток и изготовления ткани до ощипывания и потрошения мертвых гусей, которых она недавно подстрелила и повесила в пристройке. Но вместо этого ноги понесли ее вверх по склону, по заросшей тропке, ведущей к кладбищу.

Конечно, кто бы ни занимался ворожбой, это была не Эми Маккаллум, подумала она. Той бы понадобилось несколько часов, чтобы дойти до кладбища от ее хижины, к тому же у нее на руках был младенец. Но детей можно нести. И никто бы не узнал, что она уходила, кроме, быть может, Айдана, но мальчик не говорил ни с кем, кроме Роджера, которого боготворил.

Солнце почти село, и крошечное кладбище выглядело тоскливо: на холодную, засыпанную хвоей землю, грубые деревянные кресты и кучки каирнов легли длинные холодные тени от окружающих деревьев. Сосны и тсуги, склонив ветки, беспокойно шумели над головой, колышась от легкого вечернего ветра.

Холод пополз от копчика вверх и разлился между лопаток. Ей стало еще холоднее, когда она увидела куски свежей земли у могилы с именем Эфраима.

Он должен был догадаться раньше. И догадывался. Но что он мог сделать? А главное, что ему делать теперь?

Роджер медленно брел вверх по склону, почти не замечая окружающей его красоты. Почти, но не целиком. Отдаленное ущелье, где среди лавровых зарослей приютилась ветхая хижина Эми Маккаллум, выглядело таким мрачным в запустении зимы, но весной и летом оно пробуждалось к жизни и утопало в зелени и цветах. Вид был настолько живописный, что даже тревога не могла отвлечь внимание от всполохов красного и розового, перемежающихся мягкими пятнами кремового кизила и синевой незабудок, чьи крошечные головки качались на тонких стеблях над быстрым потоком, который несся вниз вдоль горной тропы.

Наверное, место выбирали летом, цинично подумалось Роджеру. Видимо, выглядело очень привлекательно. Ему не довелось знать Орема Маккаллума, но, очевидно, он отличался не большей практичностью, чем его жена, иначе они бы знали, какими опасностями грозит уединенность в этих краях.

Происходящее, однако, нельзя было вменять в вину Эми, он не должен был перекладывать на нее ответственность за недостаток собственного трезвого суждения. В общем-то, за собой Роджер тоже не чувствовал особенной вины, но он раньше должен был заметить, что происходит, о чем судачат вокруг.

– Все знают, что вы проводите больше времени в хижине вдовы Маккаллум, чем с собственной женой.

Так сказала Мальва Кристи, вызывающе подняв свой маленький заостренный подбородок.

– Скажете моему отцу, и я всем расскажу, что видела, как вы целуетесь с Эми Маккаллум. Они все мне поверят.

Он ощутил эхо своего изумления, которое почувствовал от сказанного, – изумление, которое сменилось злостью. Это была злость на девчонку и ее глупую угрозу, но еще больше злость на самого себя.

Роджер работал в солодовне и, направляясь домой к ужину, срезал путь на повороте тропы, застав врасплох этих двоих, Мальву и Бобби, слившимися в объятиях. Они отпрянули друг от друга, вытаращив глаза, как пара потревоженных оленей: перепугались так, что это было даже смешно.

Роджер улыбнулся и, прежде, чем он успел извиниться и деликатно исчезнуть в подлеске, Мальва сделала шаг вперед – глаза ее были по-прежнему круглыми от испуга, но горели решимостью.

– Скажете моему отцу, – сказала она, – и я всем расскажу, что видела, как вы целуетесь с Эми Маккаллум.

Его так ошеломили эти слова, что он едва замечал Бобби, пока молодой солдат не положил ладонь девушке на руку, что-то бормоча и подталкивая ее назад. Мальва, неохотно поворачиваясь, бросила на Роджера последний испепеляющий взгляд и прощальную реплику, которая его оглушила:

– Все знают, что вы проводите больше времени в хижине вдовы Маккаллум, чем с собственной женой. Они все мне поверят.

Черт побери, так и будет, и это его вина. Кроме пары ядовитых ремарок, Бри никак не возражала против его визитов; она принимала – или прикидывалась, что принимает – тот факт, что кто-то должен навещать Маккаллумов, проверять, горит ли огонь в очаге и есть ли в доме еда, составлять им компанию ненадолго, чтобы как-то разбавить монотонность их одинокой жизни.

Он часто делал подобные вещи вместе с преподобным: они проведывали пожилых, овдовевших и больных прихода – приносили пищу, оставались ненадолго поговорить и послушать. Такое и делают для соседей, повторял он себе, это нормальная человеческая доброта.

Но он должен был быть внимательнее. Теперь он вспомнил задумчивый взгляд Джейми за ужином, его на секунду задержанное дыхание, как будто тесть хотел что-то сказать, когда Роджер попросил Клэр дать ему какую-нибудь мазь против сыпи для маленького Орри Маккаллума; потом Клэр бросила взгляд на Брианну, и Джейми закрыл рот – что бы ни было у него на уме, оно так и осталось недосказанным.

«Они все мне поверят». Если она взялась такое утверждать, значит, уже ходили толки. Скорее всего Джейми их слышал, оставалось только надеяться, что они не дошли до Бри.

Кривой дымоход показался над лавровыми зарослями, над ним вился едва заметный дымок, который заставлял прозрачный воздух над крышей дрожать, как будто хижина была заколдована и могла вдруг испариться.

Самое худшее заключалось в том, что Роджер в точности знал, как это случилось. Он питал слабость к молодым матерям, испытывал к ним невыносимую нежность, хотел заботиться о них. Тот факт, что он знал, почему именно в нем жила эта потребность – воспоминание о собственной молодой матери, которая умерла, спасая ему жизнь во время Блица, – никак не помогал делу.

Эта нежность едва не стоила ему жизни в Аламансе, когда этот жестокий дурак Уильям Баккли Маккензи принял его заботу о Мораг Маккензи за… ладно, он поцеловал ее, но только в лоб, ради всего святого, она же была его собственной много раз прабабушкой… И оглушительный идиотизм вероятности быть убитым собственным прапрапра… дедом за соблазнение его жены… Эта история стоила ему голоса, и Роджер должен был бы усвоить урок, но не вышло.

Внезапно разозлившись на себя – и на Мальву Кристи, маленькую злобную девчонку, – он подобрал камень с тропы и запустил его вниз с горы, в ручей. Тот ударился о воду, дважды подпрыгнул и исчез в бурлящем потоке.

Его визиты к Маккаллумам должны прекратиться. Это он видел ясно. Придется придумать что-то другое… Но ему нужно было прийти еще раз, чтобы объясниться. Эми поймет, думал он, но как объяснить Айдану, что такое репутация и почему сплетни – это смертный грех, и почему Роджер не сможет больше приходить, чтобы порыбачить или показать азы строительства.

Усердно чертыхаясь себе под нос, Роджер завершил последний, крутой участок подъема и ступил в заросший запущенный маленький палисадник. Прежде чем он успел оповестить о своем присутствии, дверь распахнулась.

– Роджер Мак! – Эми Маккаллум буквально упала ему на руки с порога, рыдая и задыхаясь. – О, ты пришел, пришел! Я молилась, чтобы кто-нибудь пришел, но не думала, что помощь подоспеет вовремя; я думала, он умрет, но ты пришел, Господь услышал мои молитвы!

– Что случилось? Маленький Орри заболел? – Он взял ее за руки, заставляя встать, и она так яростно замотала головой, что чепец наполовину слетел.

– Айдан, – выдохнула она. – Это Айдан.

Белый, как простыня, Айдан Маккаллум лежал, сложившись пополам, на операционном столе и тихонько стонал. Моя первая надежда – зеленые яблоки или крыжовник – развеялась, как только я его осмотрела. Я была практически уверена, с чем имею дело, но аппендицит делит симптомы еще с несколькими болячками. Хотя классический случай аппендицита отличался одним важным моментом.