– А как насчет Фергуса? – спросил он, возвращаясь к предыдущей теме. – Из того, что я слышал, детства у него почти не было, однако он кажется вполне цивилизованным.
– Моя тетя Дженни воспитывала его с той поры, когда ему исполнилось десять, – возразила она. – Ты не встречал тетю Дженни, но, уж поверь, она могла бы выбить дурь даже из Адольфа Гитлера, если бы захотела. К тому же Фергус рос в Париже, а не в дремучей чаще – хоть бы даже и в борделе. И, кстати, из того, что я слышала от Марсали, это, похоже, был высококлассный бордель.
– А? Что она тебе рассказывала?
– О, просто истории, которые он между делом описывал ей. Про клиентов и ш… девушек.
– Значит, ты не можешь произнести слово «шлюха»? – спросил он, наслаждаясь ее смущением.
Брианна почувствовала, как кровь прилила к щекам, и ощутила облегчение от того, что было темно: когда она краснела, он дразнил ее сильнее.
– Ничего не могу поделать, я ведь ходила в католическую школу, – ответила она, защищаясь. – Раннее воспитание.
Это была чистая правда: она не могла произносить определенные слова, кроме как в порыве ярости или заранее подготовившись.
– А ты почему можешь? Надо думать, сын священника должен иметь такую же проблему.
Роджер иронически усмехнулся.
– Не совсем такую. Я скорее был вынужден уметь ругаться и делать всякое перед друзьями, просто чтобы доказать, что могу.
– Какое всякое? – спросила она, ощущая, что за его словами таится какая-то история. Он не очень часто рассказывал о детских годах в Инвернессе, когда его усыновил двоюродный дедушка, пресвитерианский священник. Но ей нравилось, когда муж между делом упоминал какие-то эпизоды из того времени.
– Ох. Курить, пить пиво и писать разные грязные словечки на стенах мужского туалета, – ответил он, и в словах ощущалась улыбка. – Опрокидывать урны, прокалывать шины. Красть сладости с почты. По тем временам я был настоящим маленьким разбойником.
– Гроза Инвернесса, вот как? А банда у тебя была? – поддразнила она.
– Была, – ответил он смеясь. – Герри Макмилан, Бобби Каудор и Дуги Бошнан. Я был белой вороной не только из-за преподобного, ко всему прочему у меня был отец англичанин и английское имя. Так что мне все время приходилось демонстрировать, что я крепкий орешек. И говоря это, я имею в виду, что, как правило, мне доставалось больше всех.
– Понятия не имела, что ты был малолетним преступником, – сказала Бри, очарованная этой мыслью.
– Ну, это продолжалось не так уж долго, – усмехнувшись, заверил Роджер. – В то лето, когда мне исполнилось пятнадцать, преподобный нашел мне работу на рыболовном судне и отправил в море – на селедочный промысел. Не знаю, хотел ли он таким образом обтесать мой неугомонный нрав, уберечь от тюрьмы или просто ему надоело, что я шляюсь по дому без дела, но это сработало. Если хочешь найти суровых людей, отправляйся в море с группой гэльских рыбаков.
– Я запомню совет, – сказала она, упорно стараясь не захихикать, и вместо этого издала серию коротких влажных всхрапываний. – Твои друзья оказались в тюрьме или сразу исправились без своего главаря, который толкнул их на скользкую дорожку?
– Дуги ушел служить в армию, – ответил Роджер с ноткой томления в голосе. – Герри унаследовал отцовский магазин, тот торговал табаком. А Бобби… хммм… Бобби мертв. Утонул тем же летом, когда ловил лобстеров с кузеном возле Обана.
Брианна наклонилась ближе к нему, сжала его руку и сочувственно потрепала по плечу.
– Мне очень жаль, – сказала она, потом помолчала и добавила: – Разве что… Он еще не умер, так ведь? Пока что нет. Не сейчас.
Роджер покачал головой и издал причудливый звук, в котором одновременно слышались смех и тоска.
– Тебя это утешает? – спросила Бри. – Или, наоборот, думать об этом ужасно?
Ей хотелось, чтобы муж продолжал: Роджер не говорил так много за раз с момента повешения, которое украло его мелодичный голос. Когда было необходимо что-то говорить в присутствии других людей, горло у него сжималось от волнения. Сейчас его голос был по-прежнему хриплым, но он был расслаблен и потому не кашлял и не прерывался на полуслове.
– И то и другое, – ответил он и повторил звук. – Что так, что эдак – все равно я его больше не увижу. – Он передернул плечами, отгоняя от себя мысль. – А ты часто думаешь о старых друзьях?
– Нет, не очень часто, – ответила она мягко. Дорожка стала уже, и она притянула его ближе к себе, до дома Макгилливреев оставался всего один поворот. – Здесь и так слишком много всего. – А о том, чего нет, Брианна говорить не хотела.
– Думаешь, Джо и Кеси просто играют? – спросила она. – Или что-то задумали?
– Что они могли задумать? – спросил он, принимая решение супруги сменить тему без всяких комментариев. – Мне сложно поверить, что они собрались кого-то ограбить, уж точно не в это время ночи.
– О, я верю, что они действительно караулят, – ответила Бри. – Они сделают что угодно, чтобы защитить Лиззи. Просто… – Она приостановилась.
Они вышли из леса на большую дорогу, дальний конец которой обрывался с одной стороны крутым оврагом, выглядевшим в ночи как глубокий омут, наполненный до краев черной бархатной тьмой. Днем там можно было разглядеть паутину сухих веток вперемежку с шапками рододендрона, багряника и кизила, заросших плетьми древних виноградных лоз и плюща. Дорога делала осторожную петлю вокруг обрыва и сотней футов ниже плавно подходила к поселению Макгилливреев.
– Внутри до сих пор горит свет, – заметила Брианна удивленно.
Небольшая группа построек – старый дом, новый дом, бондарная мастерская Ронни Синклера, кузница и хижина Дэя Джонса были почти целиком погружены в темноту, только сквозь ставни нижних окон нового дома просачивался свет, да перед крыльцом горел костер, ослепительно-яркий на фоне окружающей черноты.
– Кенни Линдси, – уверенно сказал Роджер. – Бердсли сказали, они его встретили. Наверняка остановился, чтобы поделиться новостями.
– Хм. Тогда надо быть поосторожнее. Если они тоже ждут бригандов, то будут стрелять во все, что движется.
– Не сегодня. У них праздник, помнишь? Так что ты там говорила про мальчишек Бердсли, которые защищают Лиззи?
– Ой! – Она споткнулась о какое-то невидимое препятствие и крепче схватилась за Роджера, чтобы не упасть. – Уфф. Я хотела сказать – мне не совсем ясно, от кого, по их мнению, они ее охраняют.
Роджер рефлекторно напрягся, удерживая жену.
– Что ты хочешь сказать?
– Что если бы я была Манфредом Макгилливреем, то уж постаралась бы стать Лиззи хорошим мужем. Мама говорит, Бердсли повсюду следуют за ней, как два верных пса, но это не совсем так. Они за ней следуют, как прирученные волки.
– Я думал, Йен сказал, что волков невозможно приручить.
– Так и есть, – сказала Бри коротко. – Давай-ка поспешим, пока огонь не затушили.
Большой бревенчатый дом был буквально переполнен людьми. Свет лился из открытой двери и сиял в полоске крошечных бойниц, раскиданных по фасаду дома, темные силуэты двигались на фоне горящего костра. До них сквозь тьму долетели звуки скрипки, высокие и задорные, вместе с ними ветер принес запах жареного мяса.
– Что ж, кажется, Сенга действительно сделала выбор, – заметил Роджер, беря жену под руку перед финальным крутым подъемом к перекрестку. – На кого ты ставишь? Ронни Синклер или немецкий парень?
– Пари? И какие ставки? Упс! – Она снова споткнулась, наткнувшись на камень, наполовину скрытый под слоем дорожной грязи, но Роджер крепче вцепился в нее, помогая удержать равновесие.
– Проигравший наводит порядок в кладовой.
– Идет. – Она согласилась не раздумывая. – Я считаю, выбрали Хайнриха.
– Ай? Что ж, ты, может быть, и права, – сказал он, явно получая удовольствие от спора. – Но должен сказать тебе, шансы были пять к трем в пользу Ронни, так я слышал недавно. Фрау Уте – сила, с которой приходится считаться.
– Так и есть, – признала Брианна. – И если бы это была Хильда или Инга, я бы сказала, что тут и говорить не о чем. Но у Сенги материнский нрав, ей никто не указ – даже фрау Уте. Откуда они вообще взяли имя Сенга? – добавила Брианна. – Вокруг Салема полно Хильд и Инг, но я никогда не слышал ни о какой другой Сенге.