Мэтт потирает большим пальцем медаль, свисающую с моей шеи, и улыбается:

– Ты финишировала.

Кого сейчас это волнует?

– Как он? – Я начинаю открывать дверь, но Мэтт хватает меня за руку.

– На твоем месте я бы не входил туда.

Игнорируя его, я толкаю дверь. Я должна знать. Я не могу потерять его. Не могу. Дверь распахивается.

– Сказал же вам, я не надену рубашку! – Джереми кричит на медсестру. Он придерживает свою руку. – Вам нет нужды снимать с меня шорты для этой процедуры.

– Сэр, таков порядок больницы. Вы наденете рубашку!

Весь воздух вылетает из меня, когда я вижу, что с ним все в порядке. Бросаюсь к нему. Обнимаю за шею. Накрываю его губы своими. Одной рукой он рывком притягивает меня к своей груди и углубляет поцелуй.

– Было мило, – бормочет он, когда мы разъединяемся. – И с чего это?

– Я думала, что ты умираешь! – Отчаянно ощупываю его грудь, ноги, лицо. Все без повреждений. Когда я хватаю его за плечи, он морщится и вопит от боли. – Ты в порядке?

– Все нормально, Энни. Почему ты думала, что я умираю?

– Услышала, что ты упал с моста.

– С пешеходного мостика, – говорит он со смехом. – Какой-то придурок подрезал меня во время гонки, и я упал в ручей. Думаю, я вывихнул плечо.

Прижимаю свой лоб к его, в то время как слезы продолжают стекать по моему лицу. Слезы счастья. Мое тело сползает по его. Руки трясутся. Я осмысливаю его слова.

Пешеходный мостик? Учитывая все его сумасшедшие прыжки с парашютом, и мотокросс, и прыжки с тарзанки, мне никогда и в голову не приходило, что он может пораниться во время рядовой гонки. Гонки, которую я только что пробежала сама. Может случиться все что угодно. Что угодно. Когда угодно и с кем угодно. Мы должны жить сейчас. Сейчас, сейчас, сейчас.

– Я люблю тебя, – выпаливаю я, и поток раскаленного жара наполняет меня.

Его голубые глаза загораются.

– Я тоже тебя люблю.

И я люблю это мгновение. Люблю. Смеясь, мы снова начинаем целоваться. Я увлекаюсь и нечаянно толкаю его плечо, заставляя вскрикнуть во второй раз.

– Ну все, – говорит медсестра. – Пора делать снимок. А теперь, надевайте эту рубашку.

– В десятый раз говорю, мне не нужна рубашка! Вы делаете снимок моего плеча, не задницы.

– Джереми Браун, – говорю я, – надень эту рубашку сейчас же.

– Нет.

– Прямо. Сейчас.

– Ладно, – ворчит он, развязывая верёвочку на шортах одной рукой.

– Она мне нравится, – говорит голос из коридора.

– Паааап, – ноет Джереми, и я слышу, как Мэтт смеется.

– Я буду в комнате ожидания, хорошо? – говорю я, а Джереми хватает мою медаль за полумарафон и притягивает для еще одного поцелуя.

– Я люблю тебя.

Я смеюсь:

– Ты уже говорил это.

– Никогда не говорил этого прежде… Мне нравится. Думаю, я продолжу говорить это.

Мы улыбаемся друг другу, и облегчение растекается по моему телу, пока со стуком не открывается дверь, пугая меня. Я подпрыгиваю. Появляется миссис Браун, ее короткие каштановые волосы растрепаны, а лицо в слезах. Ясно, что ей тоже сообщили, что Джереми упал с моста. Почему никто не озаботился уточнить, что это за мост?

Она бросается вперед и крепко обнимает сына.

– Слава богу, ты в порядке, – говорит миссис Браун, и медсестра цокает. Она наверно никогда не видела такой суматохи из-за вывихнутого плеча.

– Как бы я хотела, чтобы ты перестал участвовать в гонках, – говорит она дрожащим голосом.

Джереми закатывает глаза:

– Это был обычный полумарафон, мам.

– Это невыносимо, – говорит она, выпуская его из объятий. – Каждый раз, отвечая на телефон, я волнуюсь, что кто-то звонит, чтобы сказать, что ты поранился… или того хуже. В прошлом году мне шесть раз звонили из больницы. Я больше не хочу забирать тебя отсюда, сынок…

– Это могло случиться с любым, – вмешиваюсь я. Его мама встречается со мной взглядом, и я хочу подзадорить ее, чтобы она еще что-нибудь сказала мне, человеку, пережившему огромную потерю. – Джереми участвовал в самой безопасной гонке из всех возможных. Он просто пострадал на ней не по своей вине.

– Но ему жутко не везёт, когда дело касается спорта. Почему он не может просто присоединиться к группе по изучению Библии?

Джереми выглядит полностью шокированным этой идеей, заставляя меня рассмеяться. Не могу отрицать, что он рискует, но не собираюсь заматывать его в пузырчатую пленку, чтобы уберечь.

– Пожалуйста, перестань поступать так со мной, – говорит она, и я вижу по ее сверкающим глазам, как сильно она любит его. – Пожалуйста.

– Мама, – начинает Джереми, – это нечестно – заставлять меня выбирать между семьей и любимым занятием. Ты же знаешь, что я и так от многого отказался. Я не могу по-настоящему чувствовать что-либо, если не преодолеваю себя.

– Согласна, – говорю я с улыбкой. Он одаривает меня благодарным взглядом.

– Отстойно, что я стараюсь сделать тебя счастливой, чтобы ты позволила мне быть дома и видеться с сестрами… а ты даже не заметила этого всего. Я намного меньше занимаюсь этим.

Его мама ерошит ему волосы и закрывает глаза.

– Я ценю, что ты заботишься о себе. Мне не нравится то, что ты делаешь… – она замолкает и бросает на меня взгляд. – Мы можем позже поговорить об этом.

Он широко улыбается:

– Я определенно хочу поговорить. Мы можем обсудить то, как я хочу снова заняться затяжными прыжками с парашютом.

– Молодой человек, это не тот разговор, о котором я думала.

– Но дедуля достал мне еще один подарочный сертификат!

И тогда в палату заходят Мэтт с папой, чтобы присоединиться к спору о том, может ли Джереми снова заняться парашютизмом, но я просто держу его за руку, думая о его словах.

Если не преодолеваешь себя, не идешь на риск, значит не можешь чувствовать по-настоящему.

И я снова готова чувствовать.


***


– Так мы собираемся попробовать это?

– Да, давай посмотрим, к чему это приведет, – отвечаю я.

– Слава богу, – говорит он с улыбкой, ласково целуя меня в щеку. Я поворачиваюсь, чтобы поймать его рот своим, аккуратно хватаясь за его футболку, помня о его перевязи.

Утром после моего первого официального полумарафона мы нежимся в моей постели, обсуждая отношения. Ванесса в гостях у Рори в Ноксвилле, поэтому Джереми остался на ночь, и комната была в нашем распоряжении. Я ухаживала за ним всю ночь, давая ему обезболивающее и прикладывая лед к плечу. Ему нравилось иметь персональную медсестру. А мне нравилось постоянно целовать его. Я не могла удержать свои губы вдали от него.

Кстати об этом. Я устраиваюсь поудобнее рядом с ним и проскальзываю рукой под его футболку, касаясь каменного живота. Его красивые голубые глаза загораются, и я знаю, что люблю этого парня. Прижимаю свои губы к его в глубоком поцелуе, целую шею и опускаюсь ниже. Вскоре он незаметно стаскивает мои пижамные шорты, что требует навыка, учитывая, что сейчас у него есть только одна рука. В отместку я стягиваю его шорты, оставляя лишь в черных боксерах. Затем он тянет меня наверх здоровой рукой, бросая мой топ на пол, и осторожно ныряет рукой в мои розовые трусики. И вау, это отличные ощущения.

Смотрю в его глаза, и ловлю на том, что он морщится.

– Плечо болит?

– Чертовски. Но сейчас мне все равно.

Он стонет, когда я проскальзываю рукой в его боксеры, двигая ей вверх и вниз, пока он не хочет, чтобы я была опять сверху. Мне нравится ощущение его тела, прижимающегося к моему, и я почти ненавижу белье, разделяющее нас, когда мы заботимся о потребностях друг друга. Я раскачиваюсь на его бедрах до тех пор, пока перед моими глазами не появляются точки, прижимаю свой лоб к его, когда наши тела наполняет дрожь.

– Да, отношения – отличная штука, – говорю я, восстанавливая дыхание.

– Полагаю, это значит, ты наконец пойдешь со мной на настоящее свидание, а? – отвечает он с ленивой улыбкой.

– Хорошо бы.

– Как насчет сегодняшнего вечера?

– Мы с Келси ужинаем в столовой, а затем смотрим тот новый фильм с Брэдом Питтом и Анджелиной Джоли, в котором они киборги, пытающиеся убить друг друга. Это вечер девчонок.