Так продолжался тот вечер.
Угрозы молотком продолжались, пока Крис, наконец, не закричал:
– Просто сделай это! – зная, что его крик положит конец отвратительной сцене. Это должен быть эпичный финал. Именно такими кульминациями и подпитывался их отец. Если доставить ему это удовольствие, то пытки прекратятся.
– Ну же! – снова закричал Крис.
И отец сделал, ударив Криса по руке молотком, а затем отшвырнул его в сторону и удалился в свою дорогую студию в другой части дома. Боль шокировала, но как только отец ушел, Крис поднялся из-за стола. Потребовалось время, чтобы найти, чем перерезать проволоку и освободить остальных, неоднократно заверяя, что с ним все в порядке. Да, суставы, наверное, повреждены, но с ним все будет хорошо. Сабин крепко обмотал бинтом его руку с самодельной шиной и принес два пакета со льдом, чтобы попытаться заглушить боль и снять отек.
В следующее воскресенье Крис как обычно отвел Эстель в церковь. Они пошли пораньше, чтобы Крис мог поговорить со священником. Он показал мужчине руку, стараясь объяснить. Это вышло им боком. В тот день на проповеди священник читал прихожанам лекцию о лжи и грехе, а также сделал замечание, что ложь – особенно о своем отце – безусловно, грех. Крис понял, что хотел сказать священник: после всего, что их отец сделал для церкви, вот как его дети ему отплатили? Ложью, неблагодарные хулиганы? Крис осознал, что никто не собирается их защищать. Да и доказательства физического насилия были редкостью. Разбитая рука – одно из исключений. В этом маленьком городке практически не существовало способов бороться с репутацией их отца.
После церкви Крис и Сабин все обсудили и решили, что не стоит просить о помощи. Кроме того, даже если помощь придет, это будет означать разлуку. Кто заберет сразу четверых детей? К тому же, взрослых. Никто. Вот кто.
А они отказывались разлучаться. Это хуже, чем та жизнь, что у них сейчас. Вместе они бы выстояли, но не поодиночке.
Теперь, когда Крис уже давно закончил среднюю школу и вырос, у него больше самоконтроля, чем было во время того случая с молотком много лет назад. Только это и помогает ему безропотно выдержать второй сильный удар по голове. Он не такой ослепляющий, как первый. Отец крайне редко применяет силу, да еще дважды.
Это пугает. Крис быстро приходит в себя и продолжает передвигать цементные и каменные блоки с одной стороны студии в другую. Ладони покраснели и саднят, ноги и спина болят, но с ним все будет хорошо. Икры горят огнем. Если ты спотыкаешься, отламываешь кусочек блока, который мог бы стать частью произведения искусства, то получаешь по ногам пластиковым шнуром. Кто знал, что пластик может причинять такую адскую боль? Прямо как тот резиновый молоток. Это же просто резина, верно? Но на его костяшках пальцев до сих пор видны последствия.
Крис выпил тонну воды и плотно поел прошлым вечером и этим утром, потому что знал, что сегодня ему понадобятся все силы. Ему семнадцать лет, он учится в выпускном классе, ему хватит стойкости, рассуждает он про себя. Моральной и физической. Он позволит этому чокнутому ублюдку делать, что ему заблагорассудится, потому что другого выбора нет. Поэтому, когда после завтрака отец провозгласил, что пора поработать, Крис был готов ко всему.
Зубрежка, изнурительные и бессмысленные задания – излюбленный метод пыток его отца. Долгие часы повторения вырабатывают выносливость, так он говорит. Но физическое насилие ему несвойственно. Это будет очень плохой день, Крис знает, но успокаивает, что другие не пострадают. Сегодня все внимание отца будет сосредоточено на нем, Крис это чувствует.
Прошло всего часа три, а это едва ли рекорд. В конце концов, все закончится.
Когда тяжелые блоки были сдвинуты, к крайнему удовольствию отца, Крис получил указание прижаться спиной к стене и сесть на корточки с вытянутыми руками. Самое главное, он должен наблюдать, как его отец продолжает создавать девятифутовую металлическую скульптуру, которая занимает центр комнаты. Он должен смотреть, как скульптор зажигает паяльную лампу и проходит слишком близко от своего старшего сына. Жар от пламени ощущается слишком отчетливо, и Крис постоянно мысленно повторяет себе, что отец на самом деле не станет обжигать его. Это любимая игра – пугать и угрожать. Вызывать полное моральное и физическое истощение. Ломать.
«Но я не сломаюсь», – мысленно кричит Крис.
Крису уже давно не приходилось доказывать свою выносливость подобным образом, и он проклинает себя за то, что расслабился. Он уже измучен за последние дни, ноги трясутся, мышцы горят от боли. В конце концов, отец заставляет его встать и вытянуть руки в стороны. Воздух воняет химией и горелым металлом. Это лишь усиливает тошноту. Его руки уже почти не болят. Они трясутся, но Крис не позволит им опуститься, особенно когда отец все еще держит в руках паяльную лампу. Есть то, ради чего стоит рисковать, и наоборот.
Крис не уверен, как долго он находится в студии с отцом, но перед глазами все плывет, когда его, наконец, выводят оттуда, а значит, прошло много времени. Первый удар по голове оказывается сильнее, чем Крис мог себе представить. Его выводят из дома и ведут через территорию владения. Ему дают указания, а затем пинком отправляют в сторону океана. Когда отец пинает сына, тот слышит тихий звук, оборвавшийся на полуслове. Прежде чем отец успевает его заметить, определить, откуда он донесся, Крис отвлекает его. Он отважно поворачивается и находит в себе мужество высказать все, что думает:
– Какой в этом смысл, черт подери? – Он зарабатывает третий удар по голове и удвоенное задание. Но спасает остальных. Сестре и братьям не поздоровится, если их поймают прячущимися на дереве.
Прежде чем вернуться к своим безумным проектам в студии, отец Криса напоминает ему, что будет периодически посматривать. Не будет никакого отдыха и перерыва в монотонном занятии.
Крис шагает вперед, испытывая облегчение оттого, что до конца дня он будет один, несмотря на предстоящие мучения. Он поднимает взгляд на дерево и выдавливает улыбку.
– Все нормально.
Крис знает – нет ничего нормального в том, что у него двоится в глазах, но это пройдет.
– Крис? – Сабин сидит на толстой ветке у ствола дерева и крепко держит Эрика и Эстель, которые выглядят ужасно смущенными и испуганными. Они уже не маленькие, теперь учатся в средней школе, но к такому не привыкли. Крис с Сабином слишком хорошо их защищали, поэтому, когда правда выплыла наружу, они были в шоке.
– Все хорошо, Сабин. Он ушел. Я какое-то время побуду на пляже. Почему бы тебе не сводить Эрика и Эстель в кино? И на ужин. Просто берите велосипеды и убирайтесь отсюда. Возвращайтесь попозже.
– Я не собираюсь просто бросить…
– Сабин! На этот раз не все так ужасно. Обещаю.
Сабин медлит.
– Ты уверен? У меня плохое предчувствие.
– Все почти закончилось. Иди. Не хочу, чтобы вы были поблизости, иначе я буду волноваться. Пожалуйста, уведи их отсюда. Ради меня, хорошо? – Он отворачивается и идет к пляжу, прежде чем Сабин успевает возразить.
– Крис!
– Что, Саб?
– Возьми это. – Сабин бросает на землю красную бейсболку. – От солнца.
– Спасибо, братишка. А теперь иди!
– И вот!
Сабин кладет в протянутые руки Криса два банана.
– Прости. Я больше не придумал ничего взять.
– Все хорошо, дружок. Спасибо.
Крис колеблется, прежде чем надеть кепку. Отец отправил его сюда в шортах, без обуви и футболки. Если он будет следить, то обязательно заметит кепку, но как к этому отнесется – неизвестно. Нет никаких гарантий или правил. Крис решает, что стоит рискнуть, потому что солнце сегодня особенно пекучее.
Крис уплетает бананы и берет два металлических ведра с валуна. Со скалистого берега Крис заходит по вязкому песку в соленую воду. Жгучая боль в ногах от провода приводит в бешенство. День и так отстойный, можно было обойтись и без боли. Крис ругает себя за то, что расколол тот цементный блок. Он достаточно сильный, чтобы не спотыкаться. Крис наполняет оба ведра и идет на другую сторону берега, где кончается собственность его отца, и выливает воду. Заново наполняет ведра и повторяет свой путь. Могло быть и хуже. Несмотря на обстоятельства, Крис любит океан. Запах, звук, вид. Множество ощущений позволяет отвлечься, мечтать и фантазировать о приятных вещах, которые могут случиться в будущем. После такого все, что угодно, покажется нереально прекрасным.