– Да она не на ходу! – взвизгнула женщина. – А в квартире нужен ремонт! Ты хотя бы понимаешь, что я вынуждена была пойти работать, чтобы прокормить ребенка!

– Миллионы женщин работают, чтобы прокормить своих детей, но возмущает сей факт только тебя. Чего ты от меня хочешь? Вместо алиментов ты получила квартиру, сама бумаги подписала.

– Да твой юрист мне голову задурил!

– Это ты мне голову задурила. Думаешь, я не знаю, почему ты ребенка родила! Мне он был не нужен, я тебе это прямым текстом сказал. Удержать меня хотела? Привязать? А я не племенной бык, чтобы меня в колхозном стойле насильно держать! Все. Это было твое решение. У тебя своя жизнь, у меня своя.

– А ребенок общий! Общий! И ты обязан! Ты мне при разводе ничего не оставил, кроме квартиры!

– И правильно сделал. Таких стерв надо учить. А квартиру я тебе зря отдал, дурак был.

– Я тебя любила.

– Ну, надеюсь, теперь-то ты поняла, как ошибалась? Кстати, за твою ошибку и мне платить пришлось.

– Но ребенок-то? Как с ним быть?

– Слушай, милая, ты его родила в браке с другим мужчиной! Почему я должен верить, что этот ребенок мой? И вообще, зачем ты все это устроила?

– Но ты же меня бросил!

– Бросил, дорогуша. Бросил. Здорово, что хотя бы это ты понимаешь. Так зачем было надо меня провоцировать на ту поездку, мы же развелись, расстались. Так нет, тебе надо было от меня родить! Родила? Довольна?

– Нет, не довольна. И что мне теперь делать?

– Когда ты всю эту ерунду задумывала, ты меня не спрашивала. А теперь спрашиваешь?

Сима так увлеклась, что решила даже пропустить автобус. Какие страсти. Вот так полюбишь мерзавца, а потом ходи с ребенком, как курица с яйцом: и на работу не выйти, и папеньке отпрыск не нужен, да еще и гадостей про себя наслушаешься. Ей смертельно хотелось оглянуться и посмотреть на эту пару, но Сима стеснялась. Женщина ей представлялась невысокой, полненькой и милой, а мужик – наглым, лысоватым и несимпатичным. Единственное – она никак не могла уловить временную и логическую связь событий. Подслушать чужой скандал – это как увидеть одну серию из середины бразильского сериала. Когда люди ссорятся, они припоминают все крупные и мелкие обиды, вменяя в вину даже провинности многолетней давности, таким образом, перечисление грехов становится похожим на предисловие к сто двадцать восьмой серии, когда и событий много и постичь их очередность весьма затруднительно. Но, как истинная женщина, Серафима по умолчанию была на стороне брошенной одинокой матери.

– Да, я ошиблась, – печально прошептала женщина. – Но ведь ребенок от этого не перестает быть твоим. Неужели ты такой подонок, что даже в душе ничего не шевелится?

– Я, милая моя, за здоровьем слежу, анализы сдаю, поэтому в моем организме не шевелится ничего лишнего! – отрезал мужик.

«Зачем она унижается? – заволновалась Серафима. – Надо плюнуть и уйти. А он потом сам приползет. В старости… Хотя такой может и не приползти. Тем лучше!»

– Где были мои глаза? – обреченно и отрешенно обронила женщина.

– В моем кошельке, – не поддержал драматического надрыва собеседник. – Они и сейчас там вместе с загребущими ручонками, по локоть. Иначе ты бы тут сейчас не топталась, и не караулила бы меня, и не шантажировала!

– Но мне нужны деньги не для себя, а для ребенка!

– А когда ребенка не было? Зачем они тогда тебе были нужны? – разъярился мужчина. – Хотя о чем я спрашиваю. Деньги нужны всем и всегда. Так пошла бы и заработала. А то сначала свадьбу мою расстроила, на себе женила…

– Ой-ой-ой, – неожиданно базарным тоном пошла в атаку женщина. – Я тебя на себе женила? А ты что же, не участвовал? В обмороке был? Или в спячке?

– Ты со мной переспала, прекрасно понимая…

– …твою поганую сущность. Только я тебя любила. А ты воспользовался. И вообще, что значит «я с тобой переспала»? А ты со мной нет, что ли?

– Ну и что дальше? Развелись же, не было никаких детей, никаких проблем.

– Ребенок не проблема, а счастье! – с ненавистью прошипела женщина.

– Так и радуйся тогда! Что тебе мешает? Дай угадаю: для полного счастья тебе не хватает денег.

– Это ж твоя кровь, у него лицо твое, глаза…

– Считай, что это тебе подарок на память. Аня, когда мы развелись, я оставил тебе квартиру. Оставил?

– Что ты все про материальное, про деньги? Как не стыдно-то? Деньги – мусор, ничто.

– Ну тогда ты иначе разговаривала, и мусора у меня нагребла, как дворник после выходных. Уборщица, елки-палки, ассенизаторша!

– Не хами!

– Не хамлю, а вспоминаю. Ностальгия у меня, милая, приступ сентиментальности. Так вот, когда мы развелись, никаких детей не было, зато ты получила в качестве отступных на загубленную молодость неплохую квартирку. А потом, когда другого идиота с толстым бумажником не нашлось, ты снова пришла изображать чувства. Ты меня тогда напоила и ночевать осталась. Уж не знаю, что ты там со мной делала…

– Ага, даже не предполагаешь, святая наивность, – зло хохотнула собеседница. – Это не я, а ты все сделал!

– Да, но ты же потом пришла тыкать мне в нос справку о беременности, а не я тебе! А что, аборты в нашей стране отменили?

– Это убийство! Вот сын вырастет, найдет тебя и отомстит!

– Отвяжись от меня, кликуша, – взвизгнул мужик. – Ты же нашла ему папашу. Ты замуж выскочила, ребенок родился в браке. Чего тебе от меня надо?

– Алименты! Я разошлась с мужем из-за тебя! Потому что выяснилось, что ребенок не его!

– И это называется «из-за меня»? Слушай, радость моя, я тебе сейчас врежу! Ты же змея, а не баба!

Тут Серафима, окончательно сбитая с толку, все же рискнула обернуться. Она уже не знала, кто из спорщиков был прав. Оба правы, и оба виноваты. Так в жизни всегда и бывает: нет черного и белого, сплошные грязные пятна, полутона и разводы. И нет одной правды, как нет точки опоры в болоте. Куда ни ткни – завязнешь.

Какие ощущения может испытать человек, открыв двери своей квартиры и обнаружив за нею, например, наглухо замурованный вход? Шок, недоверчивое изумление, подозрение о наличии вблизи скрытой камеры. Но уж точно не радость и не приятное удивление.

Застыв в полнейшем недоумении и с трудом подавив инстинктивное желание протереть глаза, Серафима взирала на ссорящуюся парочку: все такой же сногсшибательно красивый Тимофей, бывший жених Дарьи Малашкиной, бросивший ее практически на пороге загса, и Анька Зиновьева, эффектная, дорого, стильно одетая и вовсе не похожая на забитую жизнью мать-одиночку.

«Санта-Барбара», – пробормотала Серафима, резко отвернувшись. Ей было так стыдно и гадко, словно она сидела в шкафу чужой супружеской спальни.


– Я видела твоего Тимофея! – это было первое, что проорала Сима, завидев у проходной подругу.

– Это ко мне, – светски улыбнулась Даша охраннику и поволокла Серафиму в глубь здания. – Разуваева, ты чего вопишь как пароходный гудок? И не Тимофей, а Харитон!

– Какой еще Харитон? Я про твоего жениха, которого Зиновьева увела.

– Ха, это сто лет назад было. Они потом развелись, – начала было Дарья и тут же осеклась.

– А ты откуда знаешь? – изумилась Сима.

– Ну, интересовалась, – вынужденно призналась Малашкина, недовольно нахмурившись. – Понимаешь, очень хотелось убедиться, что он ошибся и был наказан.

– Убедилась?

– Как сказать… – пожала плечами Даша.

– Ага. Ты даже не представляешь, как тебе повезло.

– В смысле?

– В прямом! – Серафима раздувалась от переполнявшей ее информации. – У них там такое было! О-го-го!

Пересказывать услышанное пришлось дважды, так как Серафима основательно запутала подругу подробностями и хитросплетениями сюжета.

– Надо же, у них ребенок, – отчего-то печально констатировала Дарья.

– Так и радуйся, что у них, а не у тебя с ним. А то бы сейчас тоже билась за алименты и сидела безработная.

– Все равно как-то неприятно, – поморщилась Даша. – Как будто уволилась с хорошего места, а новенький твою работу еще лучше делает, и никто о тебе не сожалеет, не вспоминает и не печалится.

– Какую работу, Дашка? Какой новенький?

– Это метафора.

– Чушь это, а не метафора. Новенького с твоего места поперли в два счета, да еще проблемами обвесили, как чукотского шамана бусами. Я вот тут подумала: а хорошо мужики устроились. Чуть что не так – до свидания, родная.