Лиза повернулась к плите и принялась бросать овощи в кастрюльку. Сашке надоело орать, он поднялся с пола, сделал вид, что стреляет в мать из ружья, и, не получив на это никакой реакции, как ни в чем не бывало пошел в комнату, унося с собой вооружение. Лиза вымыла руки – не прежние изнеженные ручки все в колечках и браслетиках, а настоящие рабочие руки с парой сломанных ногтей на указательном и среднем пальцах, с тыльной стороны немного обветренные, с ладонной – шелушащиеся. Когда последняя картофелина была порезана и запущена в кастрюлю, некий странный запах, распространившийся из комнаты, примешался к аромату овощного супа. Лиза пошла посмотреть, чем же все-таки занялся сын. Результат превзошел ожидания. Сашка раскрыл единственную Лизину коробочку французских духов и с воодушевлением разливал ароматную жидкость по трем машинкам-цистернам из своего нового набора. Накануне только Лиза объяснила ему, что в одной из них перевозят молоко, в другой – квас, а в третьей – бензин. По логике вещей в разные цистерны следовало бы заливать разные жидкости. Но Сашка схватил один флакон.
– Позволь мне узнать, – Лиза почувствовала, как от ярости у нее заболела голова, – почему ты выбрал именно духи, а не воду, молоко или компот?
Ей так было жалко этот флакон! Она купила его на первые деньги, заработанные в журнале, в первый год, как приехала домой после второго неудавшегося замужества. Купила, несмотря на полную неустроенность быта, в день, когда получила свидетельство о разводе, и очень их берегла, потому что любимый аромат придавал ей силы и поддерживал уверенность в себе.
Глазенки у Сашки слегка округлились. В голосе матери он почувствовал нечто неожиданное. Сначала он немного потупился, как бы в смущении, а потом картинно развел пухленькими руками:
– Не знаю!
– Ты разлил мои духи! – строго сказала Лиза. – Получилось, что ты их как будто сломал. А если я сейчас возьму и сломаю твои машинки? Это же будет нехорошо?
– Ломай, пожалуйста, – повел плечами Сашка.
– Ах, ломай? – Лиза взяла одну из цистерн и спрятала в кулаке.
– Я знаю, что ты не сломаешь! – изо всех сил закричал Сашка, и крупные слезы сами покатились у него по щекам.
– Да, я не буду ломать. – Лиза поставила цистерну на место. – Потому что я тебя люблю. А ты меня любишь?
– Я не ломал! Не ломал! – закричал Сашка, не отвечая на основной вопрос.
– Но духов теперь у меня нет. – Лиза села на край дивана, по которому расползлось темное масляное пятно. Благоухало от него по всей квартире. Она вспомнила, сколько у нее было прекрасных вещей, когда она жила с родителями. Теперь не осталось почти ничего, чем бы она дорожила. Только компьютер и духи. Духи стали символом ее женственности. Вернуть их было нельзя, и даже новый флакон не смог бы заменить ей старый. Нужно встать и пойти посмотреть, как там суп. Но Лизе стало все равно, что будет с супом. Ей хотелось заплакать, но она не могла. Сашка подошел к ней с чашкой в руках.
– Подержи, – сказал он и начал изо всех сил трясти над чашкой одной из машинок. Действительно, несколько капель вырвались наружу и упали на хозяйский ковер, но в чашку возвращаться не захотели.
– Придется мне теперь брать в сумку твою машинку, – устало произнесла Лиза.
– Зачем? – не понял Сашка.
– Чтобы хорошо пахло. Уж если не от меня, так хоть из сумки.
Сашка на это ничего не ответил, уложил машинку в коробку, убрал ее в шкаф, достал альбом с карандашами и как ни в чем не бывало уселся рисовать.
«Пай-мальчик», – не без иронии подумала Лиза и пошла в кухню. Суп был практически готов. Она посмотрела на часы и стала собираться. Надела черные брюки, яркий красный свитер, натянула на голову рыжий парик. Пять лет назад парик у нее был, как у Мэрилин Монро. Она делала такой же макияж и гордилась сходством со знаменитой актрисой. Теперь это сходство стало ей неприятно. Она хотела быть самой собой и терпеть не могла разглядывать старые фотографии. А рыжий парик сделался теперь необходимостью, а не данью оригинальности. Там, в Забайкалье, после родов Лизины собственные волосы стали вялыми, потускнели, плоско прилипали к голове и к тому же начали сильно вылезать. Парик был средством защиты и одновременно тюремщиком – без него она теперь не могла обойтись. Рыжие в искорку волосы, завитые в спиральки, струились от ее лица во все стороны – по плечам и спине, – они придавали особую пикантность ее внешности. Никто не подозревал, что Лиза носит парик, – так они органично смотрелись. Лишиться этого имиджа означало выставить себя на посмешище. И что было самым плохим – сколько Лиза ни пыталась справиться с этой проблемой, сколько ни ходила по врачам и косметическим салонам, результат оставался прежним. Уже прошел почти год, как она рассудила: будь что будет. Были же, в конце концов, среди актрис и певиц и совершенно лысые женщины. Та же Эдит Пиаф к концу жизни прической похвастаться никак не могла. Правда, парик она не носила, но Лиза пока еще не была готова без него обойтись.
В дверь позвонила Галя. Сашка как сидел за столом, так и остался сидеть.
– Пойди поздоровайся, – велела ему Лиза.
– Привет, – с деловым видом буркнул сын со своего места, как будто рисование было первейшим его увлечением.
Галя понимающе улыбнулась Лизе.
– Чем это у вас пахнет? Ремонт в соседней квартире делают? – спросила она, раздеваясь.
– Наверное.
Лиза собрала свою сумку, надела куртку, не забыв бумажку с адресом.
– До свидания, Саша! – Она подошла поцеловать сына.
Он махнул в ее сторону рукой и проговорил:
– Пока! Пока!
– Суп на плите, творожники в холодильнике, – сказала Гале Лиза и закрыла за собой дверь. Ура! Теперь она была свободна на долгие пять часов! Она шла к метро, смотрела по сторонам и наслаждалась жизнью. В вагоне метро оказалось свободное место. Она села и практически сразу же закрыла глаза. «Как чудесно, что впереди целых шесть остановок! Можно наконец обдумать вопросы будущего интервью». Вокруг входили и выходили люди, рядом с ней вставали и садились пассажиры, а Лиза сидела с закрытыми глазами и чувствовала себя Наполеоном периода итальянской кампании. А окружающим, во всяком случае тем, кто случайно обратил внимание на рыжеволосую девушку, дремавшую на сиденье в углу, казалось, что перед ними сидит человек, отработавший по меньшей мере одну за другой пару ночных смен без перерыва.
Вечером народ из редакции повалил по домам. Впрочем, всех сотрудников было не так уж и много. В отсеке, ведущем к кабинету главного редактора, ярко горел свет.
«Нет, мне сейчас не туда!» Лиза свернула к комнаткам бухгалтерии. Там люди тоже еще были на месте.
– Деньги перечислили на мой счет? – просунула Лиза голову в дверь.
– Должна была уже получить! И истратить! – хором сказали две девушки, не отрываясь от компьютеров. Они знали Лизу по голосу. – Не мешай, закрываем месяц! Много работы!
Лиза послала воздушный поцелуй, который девушкам некогда было получить, и побежала к себе в отдел. На полу горкой лежали пачки с вновь вышедшим номером журнала. Торопясь, она разорвала пальцами полиэтиленовую упаковку и уставилась в оглавление, покусывая губу. Вот в середине номера ее статья. Лиза наспех пробежала глазами нужные полосы и посмотрела первую, вторую и последнюю страницы обложки. Анонса статьи на обложке не было.
«Ведь Татьяна Михайловна мне обещала!»
Лиза снова закрыла журнал и внимательно рассмотрела обложку. Известная певица была сфотографирована на ней стоящей на четвереньках и в расстегнутой до пупа рубахе, так, чтобы во всех подробностях была видна искусно сделанная косметологами грудь. Лицо поп-дивы тоже было недавно исправлено и подтянуто, а заодно покрыто боевой раскраской наиболее агрессивных индейских племен.
«С тех пор как я вышла замуж, чувствую в себе необыкновенный прилив сил!» – прямо по фотографии жирным красным шрифтом были выведены слова певицы, и помещались они где-то между нижней частью ее живота и верхней третью бедер. Ее глаза, будто в подтверждение этих слов, ненатурально блестели, как у маньяка, подстерегающего в подъезде очередную, сто пятую жертву.
Лиза смешно надула щеки, сказала: «У-уф-ф!» – и опустилась на стул, собираясь прочитать свою статью. Сзади раздались чьи-то шаги. Длинная тень выросла за ее спиной и быстро добралась до подоконника.
– Что тут сидишь в полутьме? – Это появилась Татьяна Михайловна, женщина не по годам спортивная, всегда пребывающая в ровном деловом настроении.