Лиза смотрела на Нину и улыбалась. «Вот оно и пришло, то самое, о чем я спрашивала ее буквально сегодня! – подумала она. – Как-то теперь поведет себя ее величество Спокойствие?»

Нина еще помолчала немного, потом вздохнула глубоко, словно приготовилась теперь уже навсегда расстаться с иллюзиями, и сказала:

– Конечно-конечно! Попробовал сам, дай теперь попробовать и другому! Нет ведь пророков в своем отечестве! – Она еще немного подумала о чем-то, потом вдруг хлопнула в ладоши и громко скомандовала: – Что ж, Танька, пьем за тебя! Говорю это как старшая жена младшей жене! – Она поднесла ко рту рюмку с водкой и быстро, ловко выпила до дна. Лиза поцеловала Татьяну и выпила следом за ней. Пульсатилла опрокинула рюмку со словами: «Девчонки! Как я вас все-таки люблю!» – после чего все полезли друг к другу целоваться и обниматься. К тому времени, когда в квартиру позвонил Юра, дамы были уже сильно навеселе и на взводе.

Но Юра, понятия не имевший о подоплеке этого вечера, как истинный мужчина, полагал, что веселье вызвано только его приходом. Обнаружив исключительную доброжелательность со стороны всех трех женщин, он тоже с облегчением наклюкался. Когда же он проснулся наутро в квартире Нины, то никак не мог вспомнить самое главное: было между ними что-нибудь или нет?

Нина быстро догадалась, что Юра забыл решительно все, поэтому вначале, смеха ради, сделала вполне таинственною гримасу. Однако вскоре ей надоело наблюдать, как он мучается сомнениями, и она объявила, что ничего между ними не было. Хотя на самом деле она говорила неправду. И, несмотря на невменяемое Юрино состояние (а не исключено, что как раз и вследствие оного), все произошло настолько мило, что Нина такого качественного продолжения банкета и не ожидала. С некоторой иронией она даже подумала: «Что ж, не одной Пульсатилле счастье!»

Завтракать они с Юрой уселись в дружном молчании. Юра чувствовал себя неудобно, но не делал попытки сбежать, так как понимал: убеги он сейчас, больше здесь никогда уже не появится. Нину ситуация немного забавляла. Теперь она уже не чувствовала влюбленности, как несколько месяцев назад, но и чувства разочарования тоже не испытывала. Наоборот, проведя с Юрой ночь, Нина спокойно осознала, что он тот мужчина, с которым ей могло бы быть хорошо.

Юра барахтался между двух огней. С одной стороны, у него болела голова и поэтому просто сидеть рядом с Ниной, ничего не говоря, и пить холодную воду с лимоном было замечательно. С другой стороны, требовалось как-то объясниться. У него создалось впечатление, что Нина собиралась угостить его завтраком и выпроводить восвояси. Но там его ждала Настя, а очутиться с ней с глазу на глаз было бы невыносимо.

Наконец Нина спросила, наливая кофе:

– Ты не опоздаешь на работу?

– В институт мне к четырем, а больше я нигде не работаю.

– А у Артура? – Нина удивилась. Она считала, что Юра должен был возглавить вновь созданный отдел.

– Я не был там с того вечера, как ты оттуда ушла.

Нину будто поразил столбняк.

– Но ведь Артур сделал тебе предложение?

– Я не хотел перебегать дорогу тебе.

Чтобы мужчина не принял повышение по службе из-за женщины… Это было нечто из ряда вон!

– Ты отказался?

– Я ушел, чтобы не создавать конфликтной ситуации.

Юра выпил кофе, но от еды отказался. Они еще посидели молча. Нина переваривала услышанное. Вдруг Юра заискивающе сказал:

– Слушай, у меня так болит голова! Можно я полежу у тебя немного?

Нина вздохнула.

– Если честно ответишь на мой вопрос. Почему в ту ночь, когда ты сказал мне, что отправишься к друзьям, ты оказался у этой женщины?

Юра не стал думать, как ответить. Голова так раскалывалась, что напрягаться, дабы соврать покрасивее, возможности не было.

– Я сказал тебе про друзей, чтобы ты не волновалась. На самом деле к друзьям ехать было поздно – они живут очень далеко, на другом краю Москвы. И жалко было Настю. Она бы не спала до утра, а потом побежала бы меня разыскивать. Мне было жалко вас обеих – и тебя, и ее.

– Ну что ж, ответ принимается. – Нина знала, что правда в таких случаях лучше, чем ложь. По этому ответу она по крайней мере могла судить о Юрином характере.

«Он добрый, а это неплохо. Другое дело, что доброта приводит к бесконечным переживаниям». Она спросила:

– Но сейчас, когда ты сидишь у меня, Настя тоже волнуется?

– Да, наверное, волнуется, – поморщился Юра. – Но пусть уж теперь она свыкнется с мыслью, что я окончательный подлец, идиот, дрянь, кто угодно. Я согласен на все, только бы она оставила меня в покое. Самое главное, что, пока она живет в моей квартире, мне некуда деться.

Нина еще немного подумала.

– У меня не отель, в котором можно в любое время забронировать номер, но можешь считать, что я пригласила тебя погостить.

Юра вздохнул:

– Не хочу подвергать тебя риску. Настя достанет меня из-под земли. Придется мне и в самом деле ехать к друзьям. Полежу немного и поеду на работу. А потом уже к ним.

– Лежи. – У Нины наступила апатия. Она не знала, что еще ему сказать.

– Посидишь со мной немного? Ты не торопишься?

– Посижу.

Она поправила ему сбитые за ночь подушки, встряхнула одеяло. Юра деликатно спросил:

– Можно раздеться?

Она усмехнулась:

– Можно.

Чтобы его не смущать, Нина вышла в кухню, убрала грязную посуду. Потом услышала слабый голос:

– Нина, иди сюда!

Она подошла. Он лежал на ее диване с совершенно больным видом. Несчастный подросток, запутавшийся в подружках.

– Дай мне руку!

Нина присела к нему на край постели и инстинктивно втянула живот, чтобы не выпятилась предательская складка на талии. Юра взял ее руку, поцеловал. Потом приподнялся, приблизил свое лицо к ее шее и стал принюхиваться, шумно, как собака.

– Ты чего? – Нина испугалась. Она вспомнила, как Кирилл, когда она завязывала ему галстук, говорил, что руки у нее пахнут луком. Она даже поднесла к носу ладонь и понюхала.

– По-моему, ты меня обманываешь! – наконец сказал Юра и заглянул ей в глаза. – Ночью у нас что-то было! Теперь я знаю тебя по запаху!

Нина промолчала.

– Чудесный запах! – Юра притянулся к ней поближе и ткнулся в шею всем лицом. – Я мог бы нюхать тебя очень долго!

– Ну, нюхай!

Они напоминали животных. Принюхиваясь и ласкаясь, они будто знакомились друг с другом заново, а когда обнаружили, что оба, совершенно умиротворенные, обессиленные и в то же время наполненные новыми, глубинными силами, лежат обнаженные рядом, будто Адам и Ева, Юра сказал:

– Мне кажется, я мог бы нюхать тебя всю жизнь.

– Это ты подлизываешься, чтобы не ехать к друзьям? – спросила Нина. – Я тебя и не гоню!

– Нет! Я поеду, я просто так сказал! Животные находят друг друга по запаху, и я тебя нашел.

– Тогда давай поговорим не как животные, а как математики. – Нина закрылась до подмышек простыней и уже не пугалась складок ни на животе, ни на талии. Юра с интересом посмотрел на нее.

– Никто из женщин никогда мне такого не предлагал.

– Мы ведь разумные люди? – спросила его Нина. – У каждого из нас есть свои воззрения, привычки, характер. Ты с этим согласен?

– Согласен. – Она ему нравилась, это точно. И чем дольше она говорила, тем больше он чувствовал ее непохожесть на других женщин. Она не стремилась вопреки всему привязать его к себе. Она объясняла, почему большинство людей с таким трудом уживаются вместе.

– В моей теории нет ничего необычного. Решение проблемы на уровне математических знаний из курса средней школы. В то же время почти никто из влюбленных их не учитывает.

– Не учитывает чего?

– Не учитывает, что жизнь человека в принципе так же проста, как решение квадратного уравнения. У обычного среднестатистического человека есть тело, руки, ноги, голова, характер – это всего лишь икс. То, что случится с этим иксом в жизни, зависит от коэффициентов. Образование, дурные привычки, друзья, вкусовые пристрастия, женитьбы, разводы – все это коэффициенты. Переменная – это судьба. Она всегда находится в зависимости от них. Свою судьбу человек творит сам, значит, нужно постараться, чтобы коэффициент был введен нужный. Или его не было вовсе. Влюбленные применительно друг к другу есть всего лишь дискриминанты квадратных уравнений. – Она засмеялась, сама удивленная простотой теории, которую придумала несколько лет назад.

– Жена Байрона тоже любила математику, – задумчиво произнес Юрий. – Байрон называл ее принцессой параллелограммов, но в конце концов сбежал от нее.