Уинстон Грэм - Джереми Полдарк

— Но если всему этому поверят, то присяжные будут иметь предубеждения против него, все будут их иметь. А еще говорят о справедливом суде! — воскликнула Элизабет.

— Не расстраивайся, дорогая Элизабет, — сказал Джордж. — Всегда распространяют подобные непристойные памфлеты, то про одного, то про другого. Никто не обращает на них внимания. Не далее как в прошлом месяце появились листки, нацеленные показать самые животрепещущие и подробные детали слабоумия и безумия в королевской семье, и что отец короля, Фредерик, извращенец и дегенерат, каких мало.

— И это правда? — поинтересовался Фрэнсис.

Джордж пожал плечами.
— Полагаю, в любой клевете есть мельчайший осадок истины.

Значение его слов было очевидно.

— Тут говорится, — сказала Элизабет, — что Росс отправился воевать в Америку, только чтобы избежать обвинений, которые ему предъявляли и раньше. Но тогда он был просто мальчишкой, это были просто юношеские проделки. Я знаю об этом, ничего серьезного. А что касается Демельзы... И это...

— «Более того, по всей округе болтаются многочисленные незаконнорожденные дети, чьим отцом он может быть, поскольку они все имеют странный шрам, не иначе как сам дьявол пометил отпрысков капитана», — прочел Фрэнсис. — «Этот шрам так похож на его собственный, будто использовали то же клеймо. Мы нашли серьезные основания...»
— Что это всё значит? — спросила Элизабет.

— У ребенка Джинни Картер есть шрам, — объяснил Фрэнсис. — Теперь она Джинни Скобл. Сочинитель этого памфлета расстарался изо всех сил, чтобы собрать весь... как ты это называешь? Весь осадок. «Доброжелатель». Интересно, кто это может быть? Не ты ли, Джордж?

Джордж улыбнулся.
— Я зарабатываю на хлеб более привычным способом. Только банкрот может предлагать свои услуги подобным образом.

— Деньги — не всегда самый сильный побудительный мотив, — возразил Фрэнсис, его колкость обратилась против него самого.

Джордж наклонил голову и положил подбородок на набалдашник трости.
— Да. Возможно, в этом случае играет роль злоба. Но всё равно, это не имеет значения, не так ли? Если история неправдива, ее опровергнут.

Но он задел Фрэнсиса за живое, так что попытка замять вопрос не вполне удалась. Джордж давно уже привык проглатывать оскорбления, чтобы потом, на досуге, за них рассчитаться.

Фрэнсис не был воспитан с умением так себя контролировать. К счастью, в это мгновение Джеффри Чарльз свалился с лошадки и оказался под ней, а когда его вопли стихли, худшее уже было позади.

Элизабет имела две причины, чтобы приложить все усилия для заглаживания ссоры. Во-первых, Джордж почти владел всем, что их окружало. Во-вторых, она не хотела терять его дружбу по личным причинам. В ее нынешней жизни обожание, какое выказывал он, было редкостью. Элизабет знала, чему этим обязана, но тем труднее ей было без этого обходиться.

Ко времени летней сессии суда в 1790 году Бодмин являл собой городок с тремя тысячами жителей и двадцатью девятью питейными заведениями.

Историк, заглянувший сквозь два столетия, отметил бы нездоровую ситуацию — дома вдоль главной улицы, растянувшейся на милю, были, как он бы увидел, так загорожены от солнца холмом, что к их порогу не проникало ни малейшего света, ни свежего воздуха в комнаты.

Когда шел дождь, добавил бы он, все нечистоты со дворов и конюшен смывало вниз, прямо по улице, мимо домов, более того, основная водная артерия текла прямо по церковному двору, где обычно хоронили горожан и селян.

В последние годы положение не изменилось, но в тяжелых взглядах горожан Росс не замечал никаких признаков того, что они страдают от каких-то новых тревог, болезней или заразы. Даже прошлым летом, когда повсюду в округе свирепствовала холера, город ее избежал.

Второго сентября Росс предстал перед руководством тюрьмы, а Демельза приехала в субботу. Росс возражал против ее присутствия на суде, но она настаивала так яростно, что муж в конце концов сдался.

Росс снял для нее комнату в «Георге и короне» и зарезервировал место в почтовой карете в полдень, но она втайне от мужа сделала и собственные приготовления. Почтовая карета начала долгое путешествие от западного побережья в Фалмуте, и когда Демельза встретила ее в одиннадцать сорок пять в Труро, внутри оказалась Верити.

Они поприветствовали друг друга, как давние возлюбленные, расцеловавшись с таким чувством, что сразу стало понятно — надвигается беда, обе знали, как любят Росса, и объединили усилия.

— Верити! Ох, я так рада тебя видеть, я уже целую вечность не разговаривала ни с кем так, как говорила с тобой.
Демельза хотела тут же сесть в карету, но Верити знала, что придется прождать четверть часа, так что повела кузину на постоялый двор.

Они сели в углу у двери и повели доверительный и пылкий разговор. Верити показалось, что со времени их последней встречи Демельза стала выглядеть на много лет старше и бледнее и похудела, но это на удивление гармонировало с ее темными волосами и озорными глазами.

— Хотелось бы мне писать, как умеешь ты, — сказала Демельза. — Письма, где есть смысл. Я не умею писать, не больше, чем Пруди Пэйнтер, и никогда не научусь. Все слова тут... тут, у меня в голове, но стоит мне взять в руку перо, как они улетучиваются, как пар из носика чайника.

— Но скажи мне, кто будет защитником Росса, каких свидетелей защиты вызовут? — спросила Верити, — я так невежественна в подобных делах. Как выбирают присяжных? Они независимые люди и посмотрят на подобное преступление снисходительно? А судья?

Демельза попыталась удовлетворить ее любопытство всеми имеющимися сведениями и удивилась, обнаружив, что Верити столь же несведуща в делах закона, как и она сама. Они вместе пробивались через эти сложности.

— Эндрю пришел бы, но он в море, — сказала Верити. — Я стала бы счастливее, если бы можно было на него опереться. Но, может, это и к лучшему... Я о том, что ты, вероятно, не знаешь, собирается ли Фрэнсис прийти на слушания?

— Нет... Не думаю. Но там будет полно людей. Говорят, нам повезло, что раздобыли жилье, потому как на следующей неделе выборы, участвуют Анвин Тревонанс и Майкл Ченхоллс на стороне Бассета и сэр Генри Коррант и Хью Дагг — за Боскойна. Из-за этого началась страшная суматоха.

— Ты так хорошо всё знаешь. Этот Анвин Тревонанс, это брат сэра Джона?

— Да. Мы... Я немного знаю сэра Джона. Конечно, Росс знаком с ним уже много лет, но у него как раз заболела корова, и я ее вылечила... ну или ей стало лучше и без меня... так что я побывала там пару раз и знаю подробности о выборах.

— Корова заболела?

Демельза слегка покраснела.
— Ничего серьезного. Верити, не удивляйся, если на этой неделе я буду вести себя странно. Такой уж я путь избрала, может, он куда-то и приведет, а, может, и в тупик. Но таковы мои чувства, и я надеюсь, ты поймешь. Ты и правда счастлива с Эндрю?

— Очень счастлива, благодаря тебя, дорогая. Но каковы твои намерения на эту неделю?

— Может, и никаких, это просто предупреждение на всякий случай. А ты уже встречалась с детьми Эндрю?

Верити открыла новую бархатную сумочку, вытащила носовой платок, а затем снова завязала ее и нахмурилась, глядя на платок.

— Еще нет, не встречалась. Джеймс пока в отъезде, но я расскажу тебе позже... Думаю, пора занять места.

Они подошли к ожидающей почтовой карете, свежие лошади неугомонно стучали копытами по колее, их удерживали форейторы. Они сели в экипаж первыми, но мгновением спустя зашли еще три человека, и несколько забрались наверх. Народу в этой поездке будет много.

***

Совпадение выборов с судебными слушаниями вселило тревогу в наиболее трезвых жителей Бодмина: так некстати, что все постоялые дворы будут забиты под завязку в одну неделю и совершенно пусты на следующую, торжественный процесс исполнения закона смешается с менее значительным, но более шумным процессом предвыборного состязания, на котором уже пролилась первая кровь.

Все знали, что в городе две главы, и каждый представляет покровителя из соперничающих кланов, но никто не знал, кто одержит верх во время этой такой важной недели.

При более удачных обстоятельствах выборы членов парламента могли бы провести за пару часов, не более, поскольку было всего тридцать шесть выборщиков, членов городского совета под председательством городского головы.