К сожалению, спор за саму эту должность привел к вопросу о легитимности совета, и каждый городской голова имел собственный список выборщиков.
В совете первого из них, мистера Лоусона, состояли его брат, жена брата, кузен, племянник и четверо сыновей, и именно такое положение служило пылким вызовом для мистера Майкла, второго городского головы.
Что же касается слушаний, то в списке рассматриваемых дел осталось много отложенных с весенней сессии, тюрьма была переполнена, а постоялые дворы ломились от свидетелей и участников слушаний.
В пятницу Росс впервые побеседовал со своим адвокатом, мистером Джеффри Клаймером, дородным мужчиной сорока лет с массивным носом и таким подбородком, который не отскребет никакая бритва. Всё обдумав, Росс решил, что будет неплохо, если адвокат прибудет вместе с ним в своей мантии, иначе тюремный надзиратель может и отказаться снова его выпускать.
Мистер Клаймер считал, что дело «Корона против Р.В. Полдарка» не начнется ранее утра среды. Тем временем он пролистал короткое резюме мистера Пирса, осыпал клиента градом вопросов, поохал над ответами и чихнул в смоченный уксусом носовой платок.
Уходя, он сказал, что к понедельнику пройдется по списку вызванных в суд свидетелей и набросает линию защиты, которой посоветует придерживаться. Та, что предварительно написал мистер Пирс, совершенно никуда не годится — она признавала слишком многое.
Когда Росс сказал, что мистер Пирс готовил эту линии защиты согласно его указаниям, Клаймер заявил, что это вздор, не подобает клиенту давать указания подобного рода, это адвокат должен давать советы клиенту, иначе какой смысл его нанимать.
Нельзя заявить, что вы невиновны, и тут же сказать, что вы всё-таки это сделали. Будет чертовски жаль, если капитан Полдарк сделает подобные признания и позволит суду их рассматривать. Это означает просто напрашиваться на неприятности, иначе не назовешь.
Цель защиты сейчас — это сгладить подобное впечатление, а не подчеркивать его, заявил он, проигнорировав взгляд Росса. Им обоим пойдет на пользу, если капитан Полдарк до конца недели над этим поразмыслит, а также пороется в памяти в поисках того, что может помочь.
И кроме того, сказал Клаймер, почесывая сизый подбородок, никто кроме самого обвиняемого не знает всех фактов.
Росс согласился на присутствие в городе Демельзы при условии, что она не будет предпринимать никаких попыток увидеться с ним в тюрьме. Вообще-то она и сама не особо к этому стремилась, чтобы иметь возможность не отчитываться о своих действиях. Теперь она должна была находить предлоги только для того, чтобы улизнуть от Верити, но Верити не могла ее контролировать.
Когда они добрались до постоялого двора, тут же начались трудности, потому что хозяин поставил в их комнату вторую широкую кровать и заявил, что поселит еще двух женщин.
Лишь ценой долгих и утомительных увещеваний вкупе с дополнительной суммой от Верити им удалось отстоять свое уединение. Они вместе пообедали под звуки хлопающих дверей, окрики конюхов, быстрый топот горничных и песнопения пьяных прохожих под окном.
— Думаю, придется затыкать уши перед сном, — сказала Верити, вынимая шпильки из волос. — Если такое творится в семь вечера, то что будет через три часа?
— Не беспокойся, — ответила Демельза, — они просто напьются до бесчувствия, — она потянулась, выгнув спину, как кошка. — Ох уж эти старые почтовые кареты — трясешься в ней, трясешься, а потом как треснет! Я трижды опасалась, что мы перевернемся или проведем всю ночь, барахтаясь в грязи.
— А у меня голова разболелась, — сказала Верити. — Приму микстуру и лягу спать пораньше.
— Наверняка через часок я тоже буду так себя чувствовать. Когда ты расскажешь мне о приемных детях, Верити?
Верити тряхнула волосами, и они упали облаком ей на плечи. Это движение было словно новым и секретным расцветом ее личности. Теперь она не выглядела на одиннадцать лет старше Демельзы. Счастье вернуло ее взгляду жизнелюбие и проницательность, округлило щеки и сделало крупный рот более пропорциональным.
— Это всё пустяки, — ответила Верити. — Всё пустяки по сравнению с Россом.
— Я просто хочу услышать, ты что, до сих пор их ни разу не видела?
— Сейчас это единственный болезненный вопрос. Эндрю обожает детей, а я ненавижу ощущать, что они не приезжают из-за меня.
— Почему бы тебе такое ощущать? Это никак с тобой не связано.
— Не должно быть. Но... — Верити разделила половину волос на три части и начала их заплетать. — Положение очень необычно, учитывая, каким образом умерла первая жена Эндрю, и дети остались в таком раннем возрасте со шрамом на душе, их мать мертва, а отец в тюрьме, их вырастили родственники. Отец всегда чувствовал себя с ними неловко. Они время от времени приезжали его навестить, но ни разу после нашей свадьбы. Конечно, Джеймс и не мог, потому что служит на флоте и зависит от передвижений своего корабля, но с тех пор он ни разу и не написал. А Эстер живет всего лишь в Плимуте... Теперь Эндрю почти о них не говорит, но я знаю, что он о них постоянно думает. Знаю, что он был бы счастлив, если бы мы поладили. Иногда я раздумываю, не съездить ли в Солтэш, повидаться с Эстер втайне от Эндрю, пока он в отъезде.
— Нет, — сказала Демельза. — Не стоит этого делать. Это она должна приехать.
Верити пристально посмотрела на свое отражение в зеркале, а потом на Демельзу, которая меняла чулки. — Но мне кажется, она никогда не приедет.
— Заставь Эндрю ее пригласить.
— Он уже это сделал, но Эстер нашла предлог отказаться.
— Тогда используй наживку.
— Наживку?
Демельза пошевелила пальцами ног, ее глаза внимательно изучали три пары туфель, из которых ей следовало выбрать.
— Она любит брата?
— Думаю, что да.
— Тогда сначала пригласи в Фалмут его. Возможно, они просто робеют, и поначалу его может оказаться проще завлечь.
— Хотелось бы мне думать, что ты права, потому что вскоре он должен вернуться домой. Его ожидали к Пасхе, но корабль направили в Гибралтар... Что это?
На фоне шума постоялого двора и улицы послышался мужской крик — громкий голос и звук колокольчика.
— Городской глашатай, — сказала Верити.
Демельза только что сняла амазонку, но подошла к окну, наклонилась и выглянула за штору.
— Не могу расслышать, о чем он говорит.
— Это что-то связанное с выборами.
Верити посмотрела на отражение Демельзы в зеркале: в ее сгорбленной фигуре была какая-то настороженность молодого животного — кремовое нижнее белье из сатина, корсет из гентских кружев. Три года назад она одолжила Демельзе ее первое изящное нижнее белье. Демельза быстро учится. Губы Верити растянулись в восхищенной улыбке.
Глашатай шел не в их сторону, но в промежутке между уличным шумом они смогли разобрать несколько бессвязных слов: «Слушайте! Слушайте! ...по указу шерифа... Оповещение о выборах... Городской голова и члены совета Бодмина. Спикер Палаты Общин сим объявляет во вторник, седьмого сентября, в год Господа нашего...»
— Это значит, что выборы будут во вторник? Я думала, что в четверг, — сказала Демельза.
— Теперь везде развесят объявления. Завтра мы их увидим.
— Верити...
— Что?
— Ты устала?
— К утру я буду прекрасно себя чувствовать.
— Ты не возражаешь, если я прогуляюсь в одиночестве? — Нынче вечером? О нет, дорогая! Это будет редким безрассудством! Не следует ходить по улицам одной. Ты окажешься в серьезной опасности.
Демельза подошла к распакованным вещам, изучая их при тусклом свете. — Я буду придерживаться центральных улиц..
— Ты даже представить себе не можешь, каково в Фалмуте даже в обычную субботу путешествовать без сопровождения. А здесь, когда полно дармовой выпивки, а улицы заполнены зеваками...
— Я же не рассыплюсь от одного лишь прикосновения, подобно нежной лилии.
— Конечно, дорогая, но это безумие, уверяю тебя. Ты даже представить себе не можешь... — Верити взглянула на Демельзу. — Если ты уже решила, то я должна идти с тобой.
— Нет, ты не можешь. Ты так часто меня выручала, Верити, но сейчас ты не можешь мне помочь. Сейчас это... просто... касается только меня и Росса.
— Но... Росс попросил тебя об этом?