Я слушаю вас, королева Джодха. Только не напоминайте о своем намерении погостить у родных в Амере, я уже сказал, что вы поедете вместе с братом и племянником. Возможно, я тоже отправлюсь в том направлении. Говорите, что вы хотели сказать?
Джодха волновалась, ведь ей предстояло обвинять одну из самых дорогих императору женщин, пожалуй, самую уважаемую. Причем обвинять со слов Моти, которую легко обвинить в пристрастности из-за того, что Адхам-хан ее бросил.
И все же Джодха решилась. Она говорила немного сбивчиво, но горячо. Император слушал молча, его лицо ничего не выражало, казалось, сообщение о заговоре против Атка-хана и него самого Джалала ничуть не тронуло.
Вы не верите, Ваше величество? Я понимаю, это выглядит…
Джалал жестом остановил Джодху, чуть помолчал…
Я не впервые слышу обвинения, вернее, предположения о том, что Адхам-хан что-то замышляет против меня или вас, королева Джодха.
Меня?! – изумилась Джодха. – Я этого не говорила.
Говорил Бхагван Дас, он решил, что поскольку перстень, найденный у второго из нападавших на вас злоумышленников, некогда принадлежал Адхам-хану, то именно Адхам-хан и заказал ваше убийство. Я понимаю намерение убить вас, простите такое допущение, даже намерение убить Атка-хана, чтобы попытаться занять его место, но зачем Адхам-хану убивать меня? Возможно, вы далеки от этого и не знаете, что мы с Адхамом росли вместе с раннего детства, нас кормила Махам Анга, и все, что Адхам-хан имеет, он получил от меня. Кто же рубит сук, на котором сидит? Адхам-хан, конечно, резок и не всегда сдержан, но он сын Махам Анги и мой молочный брат, получивший от меня немало доходов и почестей, ему выгодней защищать меня, а не убивать.
Джодха едва не возразила, что можно убить, чтобы занять трон, но тут же подумала, сколь нелепо это прозвучало бы, и промолчала.
– Королева Джодха, я не спорю, вам прекрасно удаются сладости, вы хорошо держитесь в седле, даже стреляете и владеете клинком, играете в шахматы, вышиваете и умеете говорить, но то, во что вы пытаетесь вмешаться, называется политикой. Политика не для всех, она для таких, как Махам Анга, которую вы не любите с первого дня и которую решили обвинить невесть в чем. Она для королевы, которой чужды волнения и сомнения, но не для вас. Последуйте примеру королевы Хамиды, которая никогда не вмешивается не в свои дела.
Джодха чувствовала себя так, словно, открыв дорогой ларец в ожидании увидеть в нем красивое украшение, обнаружила грязную жабу, выпрыгнувшую прямо в лицо. И все же она сделала последнюю попытку:
Ваше величество, но вы можете хотя бы на время отстранить или отправить куда-нибудь Адхам-хана, чтобы он не имел возможности навредить Атка-хану или вам?
Взгляд Джалала стал ледяным, таким же ледяным тоном он произнес:
Повторяю: не вмешивайтесь не в свои дела, королева Джодха! И не вздумайте сказать что-то подобное Махам Анге, Адхам-хану или вообще кому-то еще. Будем считать, что я тоже ничего не слышал.
Он круто развернулся и вышел.
Только теперь Джодха заметила за занавеской Моти.
Джодха, рани Джодха, я клянусь, что не солгала и ничего не выдумала!
Я сделала все, что смогла, Моти. Карму не изменить, ты же знаешь…
Джодха снова не спала до самого утра. Хуже не придумаешь – она угостила императора и Махам Ангу обедом, а те просто посмеялись в ответ. Да, политика не ее дело, Джодха предпочла бы не заниматься столь грязными делами, но и не вмешаться не могла. Как же жестко ей дали понять ее место в гареме и вообще в жизни!
Ее место у котлов в кухне? И как теперь быть, перестать готовить? Это смешно. Но и продолжать не лучше.
На глаза попало ожерелье, подаренное императором за обед. Стало совсем не по себе. Что же делать? Рассказать все Бхагван Дасу? Джодха вспомнила слова Джалала о подозрениях, высказанных братом, значит, Бхагван Дас давно подозревал Адхам-хана, но император не обратил на это внимания?
У нее было состояние, как в детском сне, когда сознаешь себя в лабиринте, из которого нет выхода, когда за каждым следующим поворотом оказывался новый, и так без конца. Только проснуться не получалось, этот сон назывался ее теперешней жизнью.
Джодха не боялась смерти, но совсем не хотелось, чтобы пострадали ее близкие. Моти, чувствуя себя виноватой, тихонько рыдала в углу…
От необходимости выбора Джодху избавил сильнейший ливень, попросту уничтоживший ее импровизированную кухню.
А еще через два дня случилось то, о чем предупреждала Моти и о чем не пожелал слушать император Джалал.
Что стало ускорителем, непонятно, только у Адхам-хана не выдержали нервы. Он слишком много пил в последние дни, открыто жаловался на жизнь и неблагодарного императора, вообще после ранения Джалала и его выздоровления сильно изменился в худшую сторону, словно это его, а не императора едва не убила тигрица.
Махам Анга как могла сдерживала сына, но после жесткого объяснения она была не в силах справиться с растущей ненавистью Адхам-хана и его желанием сокрушить все на своем пути.
Адхам, еще не время, у тебя недостаточно сил, чтобы справиться…
С твоим любимчиком? Ты считаешь, что я не могу справиться с Джалалом? Чья ты мать – моя или его?
Ты не справишься не с Джалалом, а с империей. Чтобы быть императором, нужно иметь поддержку среди подданных. Тебя сбросят с трона через день! Опомнись, не спеши, ты погубишь и себя, и меня!
Махам Анга даже влепила сыну пощечину, но это только разъярило того.
Джалал услышал шум сначала где-то во дворце, потом у входа в гарем.
Что случилось?
Ваше величество, – у Хосрова лицо белей мрамора, – Адхам-хан…
Джалал уже понял, что произошло то, о чем предупреждала Джодха.
Встал, взял саблю, потом отложил ее в сторону, понимая, что непременно пустит в дело против Адхам-хана. Нет, его нужно остановить словом, не то во дворце прольется кровь.
Что Адхам-хан?
Он… он приказал убить Атка-хана! И теперь пытается ворваться в гарем. Амазонки заперли входные двери, но Адхам-хан пьян и требует открыть, грозя разнести все в щепки.
Атка-хан убит?!
Да, Ваше величество. Адхам-хана не остановить, с ним воины, нам не справиться.
Я сам.
Нет, Ваше величество, мы уже вызвали подмогу, сейчас подойдут наши воины. Я только хотел предупредить, чтобы вы не выходили.
Хосров, ты считаешь, что император должен отсиживаться в гареме, пока его молочный брат убивает людей во дворце и крушит двери гарема?
Адхам-хан и впрямь колотил ногами в главную дверь, требуя, чтобы ее открыли. Его подмога перетаптывалась на месте, видно понимая, что их глава пьян и совершил то, за что будет наказан.
Джалал вышел из другой двери и окликнул Адхам-хана. Тот резко повернулся, едва не упав из-за потери равновесия. Глаза красные, лицо опухшее, – видно, беспробудно пил все последние дни.
Адхам-хан, чего ты хочешь?
Помощники бунтаря, увидев императора, сделали несколько шагов назад, готовые и вовсе дать деру. Но это не смутило самого Адхам-хана.
Джалал? Братец?
Что?! – возмутился император. Конечно, он молочный брат Адхам-хана, никогда не отрицал этого, напротив, всегда подчеркивал, но кто позволяет Адхам-хану так обращаться к Великому Моголу?!
А что, ты не знал, что я тоже сын Хумаюна? Неужели не знал? Да, моя матушка много лет скрывала, что родила меня от Хумаюна. – Адхам-хан наступал на Джалала, он выше ростом на полголовы и не слабее физически, но сейчас не это заставило императора сделать небольшой шаг назад, а услышанные слова. А Адхам-хан продолжил; – Братик, у тебя есть небольшое пятно на внутренней стороне правого бедра? Есть? Такое же было у нашего отца, такое есть и у меня! – Его лицо исказила злоба; – Я! Я, а не ты старший сын Хумаюна! Трон должен быть моим, но ты его занимаешь!
На счастье Джалала, перепуганные евнухи притаились за дверями гарема, не рискуя вмешаться в спор, а охрана от дворца еще не подоспела. Братья остались наедине, а Адхам-хан не кричал, а по-змеиному шипел в лицо Джалалу. Его слов никто, кроме самого императора, не слышал.
Но это не спасло Адхам-хана. У Джалала всегда был предел терпения, он мог долго копить ярость, так и не выплеснув наружу, но если та вырывалась… Сейчас эта ярость стала черной. Он еще не вполне осознал слова Адхам-хана, но уже понял, что на его ненависть следует отвечать только ненавистью. Сейчас Адхам-хан позорил его отца, а еще… мгновенное понимание поведения и самого Адхам-хана, и Махам Анги, которую Джалал просто боготворил, словно сбросило с небес в адову пучину.