— Мистер Хессион, вы слишком торопите события! — перебила его Джорджина, и ее глаза ярко вспыхнули. — Я ведь не сказала, что выйду за вас замуж!

Лицо Питера Хессиона приняло удивленное выражение.

— Но ведь вы не сказали и обратного, — резонно заметил он.

— Вы говорите о своих чувствах ко мне. Но вы даже не поинтересовались, каковы мои к вам! — ответила Джорджина.

Удивление на лице Питера Хессиона сменилось замешательством.

— Но, черт побери… вам их и не надо иметь… я хотел сказать — таких, как мои к вам! — спохватился он. — Молодые женщины не должны их испытывать, так говорит мама… по крайней мере, если они хорошо воспитаны! Это не важно… пока им не сделают предложения. Вы меня непременно полюбите, когда мы поженимся…

Джорджина, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться и, только вздохнула:

— Вполне возможно, если я захочу это проверить. А поскольку я этого не хочу, то мы никогда не сможем узнать, правда ли это.

Питер недоуменно уставился на нее.

— Не хотите… — повторил он, пораженный. — Но что вы имеете в виду?

Джорджина пожала плечами и тут же почувствовала раскаяние.

— О, Питер, поверьте, я не хочу вас оскорбить! — с горячностью сказала она. — Но мы с вами так мало подходим друг другу! Если спокойно взглянуть на это со стороны…

— Спокойно! — гневно прервал он ее. — Как я могу смотреть на вас спокойно? Я вас люблю… безумно… Разве я не говорил вам об этом с самого начала? А согласие вашей матушки… и леди Мерсер…

— К сожалению, вы хотите жениться не на них, — резонно заметила Джорджина, изо всех сил стараясь сдержать улыбку.

— Разумеется, не на них! — фыркнул он. — Что за чепуху вы говорите! Да они старше меня черт знает на сколько лет! Я еще не выжил из ума!

— Нет, нет, конечно же нет, — постаралась успокоить его Джорджина. — Но я не могу… я не могу выйти за вас замуж лишь потому, чтобы угодить им.

— Я не думал, что вы мне откажете, — огорченно сказал Питер. — Мы с вами прекрасно ладили. Я никогда не получал большего удовольствия в жизни, чем танцуя с вами или катаясь верхом. Не хочу вас обидеть, но я не верю, когда вы говорите, что мы с вами не подходим друг другу!

— Благодарю вас, — сказала Джорджина. — Но я полагаю, что замужество — это нечто большее, чем танцы и катание верхом. Мне жаль разочаровывать вас, но я действительно сомневаюсь, что мы подходящая пара.

К ее удивлению, Питер Хессион, вместо того чтобы впасть в уныние, помолчал с минуту, а потом с вдохновением воскликнул:

— О, хорошо… не будем спешить и решать все сегодня! Моя мать предупреждала меня — девушки любят немного помучить мужчину, прежде чем дать окончательный ответ. Следующий месяц я должен провести в Лондоне, а потом мы все уладим. Такое бывает… Я вас понимаю!

Никакие слова Джорджины не смогли разубедить его в том, что она просто кокетничает с ним, и он покинул их дом почти в благодушном настроении, предоставив девушке самой объясняться с матерью и бабушкой.

Но то, что она им сказала, явно не могло удовлетворить их. Леди Мерсер ядовито обозвала внучку безмозглой курицей и потребовала объяснить, какой образец совершенства она надеется заполучить в мужья, если отказала таким достойным джентльменам, как мистер Смоллвудс и мистер Хессион. Миссис Пауэр, как обычно, когда между ее дочерью и матерью возникали разногласия, разразилась слезами и дрожащим голосом объявила себя самым несчастным существом на свете.

— Попомни мои слова, Мария, — сердито сказала леди Мерсер дочери, когда Джорджина удалилась к себе, — она думает об этом ужасном человеке, который склонил твою племянницу к браку. Она обвела тебя вокруг пальца, но меня ей не обмануть! Что еще могло заставить ее отказаться от такого выгодного предложения?

Поскольку миссис Пауэр не имела ответа на этот вопрос, она ничего не сказала.

Лично она считала, что ее неразумная дочь твердо решила по какой-то ей одной известной причине остаться в девицах, что не могло не огорчать. Она давно надеялась, что, когда дочь выйдет замуж и обзаведется собственным домом, она сможет жить у нее и избавится, хотя бы на время, от тирании собственной матери. Годы вдовства были очень нелегкими, и ей тяжело было отказаться от своей мечты и продолжать жить с постоянно недовольной и ворчливой старухой. Миссис Пауэр искренне недоумевала, как это Джорджина могла отвергнуть предложение, да еще такое выгодное!

— Уж я бы не упустила такой шанс, представься он мне! — сказала она, оставшись одна в своей спальне. Разглядывая в зеркале свое отражение (ей не было еще и сорока, но та красота, которая вдохновила Оуэна Пауэра на побег, давно увяла, а в волосах уже блестела первая седина), миссис Пауэр тоном своей матери велела себе не быть глупой мечтательницей, вообразившей, будто бы этот шанс мог представиться ей вновь.

Глава 17

Так вышло, что отказ Джорджины мистеру Хессиону не вызвал гневной бури, которой так опасалась миссис Пауэр. По счастливой случайности, причиной этому послужило появление в Бате сэра Маннинга Хартили не сколькими днями позже самой Джорджины. Сэр Маннинг, не теряя времени, сразу же нанес визит дамам на Грейт-Пилтени-стрит, как и обещал Джорджине. Не вызывало сомнения, что его целью — а также целью его приезда в Бат в это скучное время года — было желание заполучить руку девушки.

Сей факт заставил леди Мерсер совершенно по-иному взглянуть на будущее внучки. Все дело в том, что леди Мерсер, хотя и не поощряла светской фривольности, долгие годы питала пристрастие ко двору, а в особенности к принцу-регенту, который во времена своей юности — почти совпадающей с ее собственной — олицетворял собой обаяние и утонченность романтических отношений, которых ей так не хватало в жизни.

Замужество с грубоватым деревенским эсквайром и долгие годы затворничества в Херефордшире не смогли погубить в ней романтическую натуру. Принц — теперь уже непомерно толстый, краснолицый распутник для тех, кто знал его близко, — по-прежнему оставался для нее прекрасным Флоризелем ее юности, и появление в гостиной сэра Маннинга Хартили, который, как ей было известно, долгое время вращался подле регента, вызвало у нее благоговейный трепет.

Когда до нее дошло, что цель визита этого джентльмена связать свои интересы с интересами ее внучки, о притязаниях мистера Хессиона было мгновенно забыто. Старую леди ничуть не беспокоило, что он на целых двадцать лет старше Джорджины. Она также г высокомерно не желала слушать намеки завистливых знакомых в Бате, что сэр Маннинг после долгих лет расточительной жизни залез по уши в долги и ищет себе в жены богатую наследницу.

Сам сэр Маннинг за последний год предпринял несколько попыток поймать удачу, как он откровенно признавался своим друзьям, без какого-либо заметного успеха. Леди, которые попадали в поле его зрения, были либо слишком хорошо осведомлены о его положении, либо надежно защищены не менее осведомленными родичами, охлаждавшими его пыл. И только добравшись до Ирландии, он нашел в Джорджине то, что, как он надеялся, могло бы послужить скромным удовлетворением его нужд.

Он не сомневался, что пройдет немало времени, прежде чем Джорджина унаследует весьма внушительное состояние леди Мерсер, но его женитьба на ней заставила бы притихнуть самых назойливых из его кредиторов. К тому же он надеялся, что за ней дадут приличное приданое.

Принеся в жертву развлечения лондонского сезона, он прибыл в Бат в своем двухколесном экипаже и остановился в «Йорк-Хаусе». Немедленно представившись дамам в доме на Грейт-Пилтени-стрит, он за неделю сделался завсегдатаем их дома, сопровождая трех женщин на все увеселительные мероприятия. Он мало опасался встретить в Бате кого-нибудь из своих знакомых, кто мог бы помешать ему. А поскольку по натуре он был оптимистом, то и не думал впадать в отчаяние, рассчитывая, не без помощи леди Мерсер, добиться в самом скором времени руки ее внучки.

Со своей стороны Джорджина делала все, чтобы остудить его пыл, но, к своему неудовольствию, обнаружила, что ее попытки обречены на неудачу го за привязанности старших леди к ее обожателю. Она прибегала к различного рода уловкам вроде головной боли, когда нужно было сопровождать бабушку и мать в компании сэра Маннинга. Именно благодаря этому она и оказалась одна в большой гостиной неким прекрасным утром, когда к ним наведался мистер Питер Хессион.