Синтия Виктор - Единственная

Как пережить эту ужасную ночь? Карлин припомнила все, к чему обычно прибегала, когда не могла уснуть. Понимая, что это бесполезно, она все же включила телевизор, но спустя минуту выключила его. «Я не могу просто так сидеть здесь сложа руки, — решила она, — мне нужно уйти из квартиры, иначе я сойду с ума. — И она пошла к стенному шкафу за джинсами. — А что, если позвонит Таш? — Она замерла, взявшись рукой за вешалку. — Я не имею права уходить, я должна оставаться здесь, — бешено стучало у нее в голове, — если бы я только знала, что происходит. Пожалуйста, позвони мне», — молча умоляла Карлин. Она посмотрела на телефон, словно прося, чтобы он зазвонил, и вдруг, словно ее молитвы были услышаны, раздался звонок.

— Таш, — закричала она, схватив трубку.

— Карлин, — глухо отозвался Итан, — Наташа… Таш умерла… в ванне… бритва… — Голос Итана задрожал, и раздались горькие рыдания, с которыми он не мог справиться, однако через несколько секунд ему удалось взять себя в руки. — Карлин, пожалуйста… — Снова послышалось приглушенное рыдание. — Я не могу… — Он попытался говорить, а потом просто положил трубку.

— О Боже, Таш, — простонала Карлин, опуская трубку. — Нет, нет, о, пожалуйста, нет. — Она закрыла глаза, представив себе страшную картину: Таш берет бритву, ложится в ванну, и жизнь медленно вытекает из нее. — Это моя вина, целиком моя вина. — Карлин бессознательно раскачивалась из стороны в сторону, крепко обхватив себя руками, словно ей было холодно.

Еще раз взбив подушку, Карлин перевернулась на левый бок, снова стараясь заснуть. С тех пор как Итан позвонил ей прошлой ночью, она не отходила от него ни на шаг, стараясь помочь чем могла. Между тем как сама окаменела от горя и чувства вины, а непрерывная сорокавосьмичасовая бессонница только усугубляла это состояние.

Она перепробовала все: успокаивающую музыку на специальном радиоканале, океанский прибой, имитируемый генератором белого шума, который когда-то давно подарил ей Дерик, и даже собственную систему медитации, но ничего не помогало. Ее мысли все время возвращались к Наташе.

Открыв глаза, чтобы в очередной раз взглянуть на часы, Карлин поняла, что, как бы плохо ей сейчас ни было, на похоронах будет хуже и еще хуже будет, когда настанут дни без Наташи.

Закрыв глаза и погрузившись в собственный мир, Карлин почувствовала себя еще более одинокой, еще более виновной. Она пыталась убедить себя, разумно обосновать, что в конце концов тайна Таш все равно раскрылась бы. Но эта мысль мало успокоила ее. Что из того, что в итоге будет знать кто-то еще? Дело в том, что узнала Карлин, и в результате это привело к смерти ее лучшую подругу.

Не в состоянии дольше лежать, Карлин села, взяла халат, лежавший в ногах кровати, надела его и вышла в гостиную. «Нет, больше я так не могу», — сказала она себе, поймав в небольшом зеркале свое отражение — вид после двух бессонных ночей был ужасный. Завтра она уедет в Вестерфилд на похороны, а что потом? Несомненно, Бен больше не появится в ее жизни. У них был шанс, но они не сумели им воспользоваться. Вернется ли она в Мидтаун-Норт, к ежемесячным собраниям и отдельным заданиям? И поняла, что нет, она не сможет просто вернуться, как будто ничего не произошло.

Во всяком случае, для этого ей потребуется время. «Ну, это единственное, чего у меня предостаточно, — призналась она себе, думая о неиспользованном четырехнедельном отпуске, накопившемся с начала года. — Я возьму его весь и, быть может, побуду в Вестерфилде, потом могу поехать…» Она не могла придумать, где бы ей хотелось побывать. Через неделю-другую она, возможно, будет готова принимать какие-то решения. Но одно несомненно: она должна на время уехать из Нью-Йорка и чем скорее, тем лучше.

«По крайней мере это даст мне возможность хоть чем-то заняться», — подумала Карлин, успокоенная перспективой приведения в порядок неотложных дел перед отъездом на целый месяц. Она прошла в спальню, вытащила большой коричневый чемодан и, бросив его на кровать, быстро покидала туда одежду и защелкнула замки. Так. Со сборами покончено.

Утром она позвонит в полицейский участок и сообщит им о своих планах. А что еще? «Разобрать бумаги, — поспешно напомнила она себе. — Господи, я так закрутилась со всеми этими делами, что несколько недель не просматривала почту». И она взяла с небольшого столика у входной двери стопку нераспечатанных конвертов.

Среди бесчисленных циркуляров было несколько писем и пачка счетов. Все, от «Нью-Йоркской службы связи» до «Парагон Кейбл», ждали, что в Карлин пробудится ответственность. Устало протерев глаза, она направилась туда, где лежала ее сумка, достала чековую книжку и разложила счета перед собой на кухонном столе.

«Начну, пожалуй, со счетов от мелких фирм и разделаюсь с ними», — решила Карлин. Через десять минут она добралась до конверта со штампом «АМЕРИКЕН ЭКСПРЕСС». С некоторым трепетом она распечатала его, точно зная, что не платила им по крайней мере два месяца. И в самом деле размер суммы, которую она должна была им, заставил ее скривиться, тем более что в конце листа выделялось предупреждение: «ЧЕРЕЗ ТРИДЦАТЬ ДНЕЙ НАЧИСЛЯЮТСЯ ПРОЦЕНТЫ». Ей не хотелось проверять каждый счет, но в участке она ежедневно слышала массу историй о людях, обманутых жуликами, которые пользовались номерами украденных кредитных карточек, поэтому, мол, необходимо проверить каждую покупку. Она вытащила из конверта копии отдельных счетов и, быстро перекладывая листочки, стала проверять свою подпись, мельком глядя на название магазина и вспоминая каждую покупку. И вдруг она наткнулась на подпись, которая показалась ей непохожей на ее собственную. На квитанции значилось «Паб Уильяма», но это ей ничего не говорило, и она, немного растерявшись, отложила листок и посмотрела на цифры справа: предварительная сумма, чаевые и в конце общий итог — тридцать семь долларов ровно; семерка была с черточкой по европейскому стилю, а Карлин никогда не перечеркивала семерки. Она пристально разглядывала подпись, нацарапанную поверх линии из точек. Карлин Сквайр. Почерк не ее, однако, несомненно, хорошо знакомый.

Взглянув снова на название ресторана, Карлин поняла, что наткнулась на золотую жилу. «Паб Уильяма», видимо, официальное название бара «У Билла», и она сразу же все вспомнила: тусклое освещение, подшучивание Гарри над ее ухудшающимся зрением, приятное чувство после торжественной церемонии в «Грейси Мэншн». Вот оно то доказательство, которое необходимо, чтобы снять с нее подозрение в убийстве и чтобы разоблачить Гарри, этого ленивого подонка.

Карлин нашла номер домашнего телефона Эрни Фэллона, записала его и, положив рядом, снова вернулась к счетам; а утреннее солнце уже светило в окна гостиной, и в половине седьмого она решила, что хватит ждать.

— Доброе утро, миссис Фэллон, — вежливо поздоровалась Карлин с женой капитана. — Это Карлин Сквайр, не могу ли я поговорить с капитаном Фэллоном?

— Фэллон. — По голосу капитана она чувствовала, что он не особо рад слышать ее.

— Простите, что звоню так рано, но у меня важные новости.

— Какие? — раздраженно отозвался Фэллон.

— Вы просили меня указать, где я была в день, когда застрелили Тони Келлнера; так вот, я нашла доказательства.

— Послушай, Сквайр, какая теперь разница? Мы знаем, кто убийца; ты еще вчера вывернулась из петли, ради всего святого, зачем ты ни свет ни заря пристаешь ко мне дома?

— Речь идет не о моем оправдании, это касается Гарри Флойда, обвинившего меня в преступлении, хотя он отлично знал, что я не могла его совершить. — Она безуспешно старалась сдержать гнев. — Я говорила вам, что была с Гарри, когда убили Тони Келлнера, и как раз сейчас я нашла доказательство в моем счете от «Америкен Экспресс».

— Неоспоримое доказательство? — спросил Фэллон, теперь полный внимания.

— На сто процентов.

— Встретимся в Двадцатом участке в восемь тридцать, — немедленно отреагировал Фэллон безапелляционным тоном, — и принеси с собой этот чертов «Америкен Экспресс».

— В одиннадцать тридцать я уезжаю на похороны на север штата, — объяснила Карлин.

— Меня не волнует, даже если бы у тебя было назначено свидание с президентом. Ты должна представить мне доказательство до того, как уедешь.

Карлин быстро приняла душ и оделась, потом прошлась по квартире, чтобы проверить, не забыла ли она чего-нибудь. Уходя, она взглянула на себя в зеркало в прихожей. «Не имеет значения, как я выгляжу, — решила она, отказываясь даже немного подрумянить щеки, — Фэллон не обязательно должен считать меня красивой, он должен знать, что я честная».