Джиллиан Стоун - Ее любовная связь

— Имя? — спросил он.

— Эмили Сегюр.

Кэсси постаралась изобразить французский акцент.

— Место рождения?

— Франция, месье. Маленькая деревушка возле Авиньон.

— Сколько времени ты в Лондоне?

— О-ля-ля! Как будет сказать два мьесяц?

— Приятный акцент, мадемуазель Сегюр. А я кто такой?

— Дерек Фар-гуу-сон. Мой защита. Эскорт, де-фанс…

— И сколько ты зарабатываешь?

Кэсси скорчила забавную мину.

— Я думать, месье, — вы не иметь столько.

На этот раз Зено расхохотался.

— Ты врожденная шарлатанка, Эмили.

На Кэсси было короткое красное пальто в талию. Зено начал его расстегивать.

— Посмотрим, что за наряд вы с Сесили подобрали.

Под пальто оказалась фиолетовая юбка с более темными защипами у талии. Плотный корсаж едва прикрывал тонкую рубашку. Прозрачная ткань на груди создавала очень возбуждающий эффект. Зено с усилием сглотнул.

— Думаю, так подойдет.

Он снова застегнул пуговицы пальто.

— Зак, ты сказал, чтобы было повульгарнее. У меня есть татуировка. Если надо, я могу ее выставить, но для этого придется обнажиться еще сильнее.

Он удивленно моргнул.

— Татуировка?

О Боже, зачем она это сказала? Выпалила, не думая.

— Ничего неприличного. Миленькая картинка, и все.

— Да, кстати. — Он вынул из кармана небольшой пакет, перевязанный бечевкой. — Как-то раз мы с напарником вели слежку за одним нервным джентльменом и зашли следом за ним в «Фортнум и Мэйсон». Мне пришлось что-нибудь купить.

Он вложил ей в руку маленькую коробочку.

— Я знаю их, покупаю там чай и кофе. Утром могла бы показать вам список своих покупок у них.

Она развязала цветную ленточку и открыла коробку. Внутри оказалось четыре бельгийских шоколадных трюфеля. Каждый был завернут в прозрачную бумагу пастельных тонов.

Кэсси сняла обертку и впилась зубами в маслянистое лакомство.

— Ммм… как вкусно! Малиновый крем. — Оставшуюся половинку она поднесла к его губам. — Отведайте!

Зено не спорил, и Кэсси сунула конфету ему в рот.

— Да, «ммм…» — как раз подходящее слово. — Он умолк, заметив на улице двух подозрительных субъектов, и проследил за ними, пока оба не скрылись из виду. — Кажется, мы говорили о татуировке. Интересно, где она может располагаться?

— Когда мне было семнадцать лет, я провела лето в Париже. Это входило в начальный курс обучения живописи. Нас, британцев, приняли всего четверых. Из них я была самая юная и, если хотите, самая наивная. — Кэсси прижалась к груди Зено, согреваясь жаром его тела. — Дальше стыдно.

— Вам рассказывать — или мне слушать?

— Мне, настырный вы человек!

Уткнувшись ей в волосы, Зено коротко хохотнул.

— Однажды вечером, — продолжала Кэсси, — у меня было очень плохое настроение. Хотелось разгромить все к чертям. Мои работы как раз очень раскритиковали в школе. Я решила нарушить режим. Вместе со старшими студентами мы отправились гулять, и я напилась. Мы жили тогда недалеко от Сорбонны, а в Латинском квартале был один художник, который использовал человеческое тело как холст. Нас всех поражали работы Этьена, особенно в цвете. Наша компания постоянно толклась в его маленькой студии.

— Только не говорите, что кто-то подбил вас на это.

Кэсси приподняла голову и кивнула:

— Я и сама не помню, кто это был — Лидия или Джереми.

— Ну и?..

— Да, собственно говоря, рассказывать больше нечего. — Она пожала плечами. — Через час дело было сделано. Вся группа ждала, пока закончится процедура, чтобы подбодрить меня. Я почти ничего не помню. Помню только, что на пути в наше так плохо охраняемое общежитие меня стошнило.

Зено расхохотался, отчего колечки волос у нее на висках зашевелились.

— И на каком же участке твоего тела располагается это произведение искусства?

— На левом бедре. Вот здесь.

Она обвела рукой место.

Зено отстранил ее и выпрямился.

— Я должен взглянуть.

Кэсси нахмурилась и столь же хмурым голосом заявила:

— Помните, сэр, у нас все по часам.

— Крошка, ты в юбке. Я ж не стану тебя совсем раздевать, — отвечал Зено со своим шотландским акцентом.

Кэсси пробормотала:

— Я могу тебе ее описать.

Из бокового кармашка на дверце он извлек предмет, строением напоминающий телескоп.

— Нам в контору постоянно шлют новые шпионские устройства. Мне кажется, они используют нас как стаю доверчивых подопытных кроликов.

Он повертел в руках медно-никелевый цилиндр. Ничего. Затем он сжал его в ладони, и тут же на конце цилиндра возник узкий луч света.

— Маленький факел, чтобы произвести осмотр.

Кэсси вертела в руках новое изобретение, а Зено тем временем расстегивал ее юбку на талии.

— Не направляй его вверх, — негромко приказал он, стягивая вниз ткань на ее левом боку.

Потом развязал тесемки нижней юбки и панталон, обнажив на изгибе бедра причудливую вязь цветной каллиграфической надписи. Одно слово изящно переплеталось с другим, образуя изысканную тонкую сеть. Сказать честно? Кэсси никогда не жалела, что нанесла ее.

Возвратив Зено его чудесный фонарик, она спросила:

— А источник питания — это?..

— Экспериментальные сухие батареи, дорогая.

Крошечное световое пятно упало на надпись. Зено мягко усмехнулся.

— Пьер Огюст Ренуар, тот самый преподаватель, который тем утром раскритиковал мои работы, — мечтательно произнесла Кэсси, словно погрузившись в тот далекий день в Париже. — «Боль проходит, а красота остается».

Зено не мог оторвать глаз от сплетения букв, курсивом бегущих по нежному бедру Кэсси. Он, словно загипнотизированный, был готов смириться и принять разудалую, богемную душу Кассандры Сент-Клауд.

Не спрашивая разрешения, он нагнулся, коснулся губами надписи на ее бархатистой коже и закрыл глаза, вдыхая аромат фиалкового мыла и чего-то еще более чудесного. Загадочная женщина.

Притянув Кэсси себе на колени, Зено поцеловал ее в висок и заметил:

— Что за решительной маленькой особой ты была в семнадцать лет! В столь юном возрасте отправилась в Париж. Как я понимаю, твои родители не возражали?

— О, отец был решительно против, но мама буквально вытолкала меня из дома.

— Ах да, первоисточник идей женской эмансипации в вашей семье.

Кэсси завязывала тесемки.

— Единственный раз, когда Оливия осуждающе приподняла бровь в мою сторону, был, когда я приняла предложение Томаса. — Кэсси устроилась поудобнее у него на груди. — Мама считала, что он будет препятствовать моему развитию как художника.

— У меня сложилось впечатление, мадам, что ваша мать куда большая суфражистка, чем вы.

Он сильнее прижал ее к себе.

— У миссис Сент-Клауд татуировка на бедре, — с легкой насмешкой произнес он. — А твоя мать ее видела? Смею заметить, что она наверняка выбрала бы другой девиз. Может — «Избирательные права женщинам повсюду»? По-моему, это самый модный клич в наши дни.

Кэсси бросила на него лукавый взгляд.

— Поосторожнее, Зак. Моя матушка очень дружна с Эммелин Панкхерст. Вы же не хотите, чтобы «Лига за права женщин» окружила Скотленд-Ярд своими плакатами?

Рядом с пролеткой остановился кеб. Зено выглянул в окошко.

— Это Рейф.

Дверца пролетки открылась, новый пассажир запрыгнул внутрь и сел на противоположной скамье. Зено постучал по крыше пролетки.

— Подъедем поближе! — крикнул он вознице.

В наползающих клочьях тумана пролетка обогнула квартал и остановилась в другой части узкой улочки. Внутри коляски было темно, слабое свечение уличного фонаря почти не давало света.

— Ты опоздал. Я уже начал беспокоиться, — язвительным шепотом произнес Зак.

— С кем не бывает, дружище. Ужин затянулся черт знает на сколько времени. Эгги непременно хотела описать все кровавые подробности родов, так что к концу мы все потеряли аппетит. Моя драгоценная сестрица только что произвела на свет нового младенца, — пояснил он Кэсси и вынул тонкую сигару. — Вы не возражаете?

Кэсси во все глаза смотрела на напарника Зено.

— Ничуть. Курите в свое удовольствие. — Она насмешливо приподняла бровь: — А я считала, что ваша семья происходит из Шотландии, мистер Льюис.