Мне никто не нужен, чтобы подсказать, какие чувства я к тебе испытываю.
Слова Эверетта эхом прозвучали у нее в ушах, и девушка перевернулась на бок, подтянув колени к груди и обхватив их руками, чтобы не рассыпаться на куски. Как выяснилось, кроме самой себя, больше у нее никого не было. Она осталась совершенно одна, превратившись в зарубку на столбике кровати. В порт во время шторма. А Эверетт мало того что повел себя недостойно, так еще и оказался лжецом.
И тогда она всхлипнула и заплакала горькими слезами, сотрясаясь от рыданий, которые рвались наружу из самой глубины ее души, заставляя ее заново пережить все потери и утраты прошедших шести месяцев. Сердце ее разрывалось от боли, она была такой сильной, что у нее перехватило дыхание, и Лео застыла, не в силах пошевелиться. Она могла лишь неподвижно лежать на кровати в незнакомой комнате, и от горя и усталости глаза у нее закрывались сами собой. Но потом воспоминание о губах Эверетта, прикасающихся к ее собственным губам, грубо вырывало ее из полузабытья, и перед ее внутренним взором предстала картина того, как он входит в комнату внизу и Матти представляет его: «Ретт, мой жених».
На следующее утро Лео проснулась рано, намереваясь подыскать себе иное место для проживания. Она испытала огромное облегчение, выяснив, что соседняя гостиница намного дешевле, и в ней даже нашлась свободная комнатка, отчего Лео едва не расплакалась прямо во время разговора с управляющим. Она собрала свои вещи и уже пересекала фойе гостиницы «Дельфин», направляясь к выходу, когда услышала, как кто-то окликнул ее.
– Куда это вы собрались, дорогая моя? – осведомилась миссис Форсайт, догоняя ее. – Я думала, что Матти будет сопровождать вас в Нью-Йорк.
– Я остановлюсь в гостинице по соседству. Не могу позволить себе остановиться здесь, – призналась Лео, и румянец стыда окрасил ее щеки.
– Не смущайтесь, – сказала миссис Форсайт, ласково кладя ей руку на локоть. – Я рада, что застала вас до того, как вы ушли. Сегодня вечером я даю званый ужин и была бы счастлива, если бы вы почтили его своим вниманием.
– Ох, н-нет, – сказала Лео. – Я никак не могу.
– Я была бы счастлива, если бы вы пришли, – повторила она. – Пожалуйста. – Миссис Форсайт вперила в Лео взгляд, и ее голубые глаза были так похожи на глаза ее сына, что Лео вновь охватило неудержимое желание расплакаться.
– Конечно, – сказала она только ради того, чтобы ее наконец оставили в покое.
Снедаемая дурными предчувствиями, Лео читала записку, присланную ей миссис Форсайт, в которой говорилось о предстоящем званом ужине. Мать Эверетта закончила ее словами: «Я понимаю, что совсем недавно скончался ваш отец и вам наверняка хочется побыть одной в своей комнате, но я была бы вам искренне признательна, если бы вы смогли прийти».
Лео судорожно скомкала записку. Она сознавала, что на борту корабля ей предстоит проводить много времени в обществе Матти и ее семьи. Значит, она должна привыкнуть к тому, что ей придется часто и подолгу видеть их. Отказ же явиться на ужин будет выглядеть грубо. Она пойдет, решила Лео. Но уйдет оттуда пораньше, а все время, которое ей предстоит провести в Саутгемптоне, постарается оставаться в одиночестве под предлогом усталости и скорби. Затем она присела к столу и написала письмо Джоан, излив ей душу. В семь часов вечера она надела свое лучшее платье, вышедшее из моды еще три сезона назад и уже успевшее слегка пожелтеть, и направилась обратно к гостинице «Дельфин», где поднялась в апартаменты миссис Форсайт и постучала в двери.
Надо же такому случиться, что открыл ей именно Эверетт.
– Слава богу, Лео, я так надеялся, что это окажешься ты.
– Не думаю, что должна разговаривать с вами, – чопорно отозвалась она, пытаясь проскользнуть мимо.
– Прошу тебя, прочти вот это, – взмолился он и сунул ей в ладонь сложенный вчетверо клочок бумаги.
– Ретт! Принеси мне еще выпить, – донесся изнутри голос Матти.
– Прошу прощения, – прошептала Лео, пряча записку в сумочку и входя в комнату.
Она с ужасом обнаружила, что место за столом ей отвели рядом с миссис Форсайт. Эверетт сидел подле отца Матти, явно пренебрегая негласным обычаем чередовать мужчин и женщин. Матти устроилась под боком у матери, рядом с молодым человеком, которого Лео не знала.
В качестве первого блюда подали устриц, которых Лео никогда не пробовала, и она украдкой огляделась, чтобы понять, как следует поступить с желеобразными объектами, лежащими перед ней.
– Просто подденьте ее вилкой, – негромко посоветовала миссис Форсайт. – И скажите мне, что вы о них думаете.
Сгорая от стыда оттого, что ее уловка обнаружилась, Лео последовала полученному совету и поднесла первую раковину ко рту. Ожидая испытать отвращение, она приятно удивилась острому и солоноватому привкусу.
– Лучше, чем я представляла, – призналась она.
– Ваша честность мне по душе. Кстати, если вы не знали, устрицы считаются афродизиаками.
– Теперь буду знать, – отозвалась Лео, проклиная свою белую кожу, на которой становился заметен любой, даже самый слабый румянец. – Вы едете в Нью-Йорк? – спросила она, чтобы сменить тему.
– Думаю, что да. – Миссис Форсайт вздохнула, словно предстоящее путешествие нисколько ее не радовало. – Леди Монктон – моя старинная и дорогая подруга, которая столкнулась с определенными трудностями в последнее время. Она попросила меня поехать с ней, чтобы помочь ей устроиться на новом месте. Полагаю, что пробуду там около месяца-двух, хотя мой сын может уговорить меня задержаться подольше. – Она улыбнулась Эверетту, который переводил взгляд с матери на Лео.
– Но ведь Эверетт не едет в Нью-Йорк прямо сейчас, не так ли? – выдала себя с головой Лео.
По крайне несчастливому стечению обстоятельств, в этот миг остальные гости умолкли, и потому слова Лео прекрасно расслышали все.
Матти нахмурилась.
– Нет, он едет. Со мной. Я убедила его в том, что не стоит откладывать поездку.
Ресницы Матти затрепетали, когда она устремила на «почти жениха» призывный взгляд, как это делают в кино, и Эверетт неловко заерзал на стуле. Миссис Форсайт незаметно покачала головой, глядя на Матти, а Лео захотелось провалиться сквозь землю. К счастью, разговоры за столом вскоре возобновились.
– Он очень щедр, – сказала миссис Форсайт. – Лорд Монктон нуждается в некотором… содействии, и Эверетт согласился помочь ему.
– И он хочет быть с Матти, – угрюмо закончила Лео.
– Почему бы нам не сделать перерыв между блюдами? – обратилась ко всем сидящим за столом миссис Форсайт. – Лео, сейчас я вам кое-что покажу.
Лео встала, смущенная и растерянная. Что ей собираются показать? Она не имела ни малейшего представления о том, что имела в виду миссис Форсайт. Девушка последовала за ней в соседнюю комнату, и миссис Форсайт закрыла за ними дверь.
– Я слышала, что вы питаете слабость к парфюмерным флаконам компании «Лалик», и решила, что вам будет интересно взглянуть на этот. – С этими словами миссис Форсайт извлекла бутылочку, пробка которой была искусно изготовлена в форме тернового венка.
– Какая прелесть! – выдохнула Лео, и только потом до ее сознания дошли слова миссис Форсайт. Очевидно, Эверетт разговаривал о ней со своей матерью.
– Мы всегда были близки с Памелой… леди Монктон, – небрежно заметила миссис Форсайт, словно продолжая разговор, который они вели за обеденным столом, – и оттого, что наши дети росли по соседству, один родился мальчиком, а вторая – девочкой, как-то само собой подразумевалось, что они поженятся, когда подрастут. Мы проводили очень много времени вместе, пока дети были маленькими, а им нравилось общество друг друга, как всегда бывает с детьми, – играть в прятки куда забавнее, чем тихонько сидеть в одной комнате со взрослыми.
Оказывается, дело обстояло куда хуже, чем предполагала Лео. Матти и Эверетт были обещаны друг другу с самого рождения, и их связывала давняя дружба.
– Эверетт оплачивает их проезд в Америку, – продолжала миссис Форсайт. – Как и проживание в гостинице. Он даже арендовал для них особняк на Манхэттене. Видите ли, лорд Монктон истратил все свои деньги. Эверетт не планировал сопровождать Монктонов, но теперь…
– Я понимаю, – запинаясь, промолвила Лео, но ее прервал звон бьющейся посуды, долетевший из соседней комнаты.
– Одну минуту, – сказала миссис Форсайт.
Прежде чем выйти вслед за ней, Лео достала из кармана письмо Эверетта и швырнула его в огонь. Она больше ничего не желала знать о том, сколь глубоко он привязан к Матти, не желала читать оправдания его поведению; его мать изложила ей все предельно ясно.