Наташа Лестер - Ее секрет

– Алиса, это пришло для тебя.

Наталья, помощница Баланчина, протягивала ей конверт.

– Бери его, пока Баланчин не решил, что ты используешь его балетную труппу в качестве персонального почтового отделения.

– Спасибо. – Алиса улыбнулась подруге.

– Примой будешь ты, – сказала Наталья, пожимая Алисе руку. – Ты, а не Ирина.

– Очень на это надеюсь.

Алиса отдала балету всю себя, посвятив ему даже детство; она поступила в балетную школу вопреки желанию своей матери, которая хотела, чтобы она вышла замуж за Робби Остина и обзавелась кучей детишек, а ее амбиции полагала свежевыпавшим снегом, который быстро тает, не оставляя после себя даже следов. Алиса со вздохом вскрыла конверт.

На этот раз Алиса не стала сдерживаться и пустилась в пляс. Она исполнила безукоризненный пируэт, завершив его арабеском, который заставил ее воскликнуть: «О, нет!» – когда она сообразила, что задела кого-то вытянутой ногой, – опасность, пренебрегать которой в тренировочном зале не следовало.

Повернув голову, она увидела, что случайно зацепила Джесси Валеро.

– С тобой все в порядке?

– Твоя нога должна быть намного сильнее, чтобы сделать мне больно, – отозвался он.

– У меня сильные ноги, – огрызнулась она.

Он улыбнулся.

– Я знаю. Ты ведь танцовщица. Я всего лишь имел в виду, что мне не больно.

– Ох. Извини. Я просто… – Она все-таки не удержалась и созналась: – Я хотела последней остаться в стойке сегодня утром. Я хотела быть лучшей.

– Тебе это почти удалось.

– «Почти» не считается.

– Знаю.

Она поняла, что он тоже убежден: быть вторым для танцора на их уровне – это катастрофа.

– Будь на моем месте Алисия Маркова[9], она бы не опустила ногу, – уныло протянула Алиса.

– Ты не можешь этого знать, – возразил он, и голос его прозвучал неожиданно мягко. – Это сейчас она звезда, но ведь не исключено, что, когда ей было девятнадцать или двадцать, у нее была своя Ирина, с которой ей приходилось соперничать. Иногда это заставляет тебя добиваться большего.

Пришла очередь Алисы улыбнуться Джесси.

– Так ты полагаешь, что Алисия Маркова – звезда? А у нас ее никто и в грош не ставит из-за того, что она англичанка. Можно подумать, что примой-балериной может стать только русская.

– Что ж, тогда у нас большие проблемы.

Алиса рассмеялась.

– Так и есть. А в какой труппе ты работал раньше? – спросила она.

– Я полгода танцевал в Европе. Но там скоро начнется война. Я решил уехать, пока еще есть такая возможность. Мой балетмейстер познакомил меня с Баланчиным. Тот сказал, что ему нужен танцор для гала-представления, и вот я здесь.

– Так просто, – протянула она, зная, что он должен быть первоклассным танцором, чтобы все с такой легкостью обернулось в его пользу.

Тут он протянул руку, и она уже подумала, что он собрался убрать прядку волос, упавшую ей на лоб, как вдруг в зале появилась Ирина. Она переоделась, сбросив пропотевшее трико, накрасилась и расчесала свои золотистые волосы. Ирина выглядела такой элегантной и очаровательной, какой Алиса – высокая, с буйными непокорными кудрями огненно-рыжего цвета – не будет никогда.

– Идем? – обратилась Ирина к Джесси.

Джесси кивнул.

– Мы собираемся немного выпить. Идешь с нами?

Взгляд Ирины мог испепелить весь Манхэттен. Алиса была не такой дурой, чтобы навязывать им свое общество.

– Нет, спасибо.

– Тогда до завтра.

Джесси перенес все внимание на Ирину, но Алиса заметила, как он оглянулся, уходя. Она прижала к груди письмо, полученное от Лео Ричиер. «По крайней мере, – подумала Алиса, – я стану звездой, пусть даже только в рекламной кампании». Но настроение у нее упало, когда она подумала о том, что придется рассказать все матери. Матти никогда не позволит Алисе совершить что-либо подобное.

После череды утренних встреч Лео прибыла в свою контору, которая ныне занимала уже все верхние этажи в здании над ее первым салоном красоты на Пятой авеню. Тот по-прежнему работал, но скорее ради ностальгии, нежели ради прибыли. К этому моменту Лео превратилась в хорошо известного и надежного промышленника, поскольку ее предприятия производили сотни наименований для тысяч универсальных магазинов в Америке, Австралии и Европе.

Она всегда входила к себе в контору через салон, поскольку женщинам нравилось смотреть на нее, восхищаться ее губной помадой, пожимать ей руку и получать от нее бесценные тайные советы, например каким тоном воспользоваться, чтобы оттенить цвет своих глаз. И сегодняшний день не стал исключением. Но вскоре пришло время подниматься на четвертый этаж, где она обнаружила Лотти, креативного директора «Ричиер Косметикс», которая вернулась обратно после недели, проведенной в Калифорнии, и с нетерпением ждала ее появления.

– Как прошло выступление? – поинтересовалась Лотти.

Лео жестом пригласила ее в свой кабинет.

– Ты испытаешь неловкость и разозлишься, если я расскажу тебе, о чем говорила в своем выступлении.

Лотти энергично помотала головой.

– Ничуть не бывало. Я не стану злиться, если нам не придется запускать в производство вот это. – Она протянула Лео несколько прототипов картонных тюбиков, над которыми та поручила ей поработать. – Мне больше по душе те, что из некрашеного картона, – продолжала Лотти. – Мы можем разработать простой и лаконичный стиль, при котором главной героиней изделия станет собственно помада, а не упаковка. Но я все равно предпочла бы вернуться к металлу.

– Я тоже, – отозвалась Лео. – Будем надеяться, что до нормирования металлов дело не дойдет. Но на всякий случай мы должны быть готовы к этому. Я посмотрю, а потом дам тебе знать. А еще мы должны разработать несколько тонов загара для женских ног, опять же на случай дефицита шелковых чулок.

– Значит, мы готовимся к войне, – сумрачно обронила Лотти.

– Полагаю, у нас нет другого выхода, – вздохнула Лео. – Я поговорю с Джиа насчет крема для загара. А ты все-таки поломай голову над упаковкой. Это поможет нам отвлечься.

Лотти ответила ей слабой улыбкой.

– Наверное, ты права. Да, Джен заболела, так что я ответила на один звонок, пока тебя не было. Тебе пришло какое-то очень странное сообщение.

Лео попыталась сделать вид, будто решительно не понимает, что имеет в виду Лотти.

– Его оставила Алиса Форсайт, – продолжала Лотти. – Она – дочь Эверетта Форсайта, не так ли? Что происходит?

– Ничего, – солгала Лео.

– Тебе звонит дочь Эверетта Форсайта, а ты уверяешь, что ничего не происходит?

– Ладно, происходит, но я пока и сама толком не знаю, что именно. Кстати, как поживает мой замечательный крестник? – поинтересовалась Лео в попытке сменить тему.

Лотти уже давно вышла замуж, и у нее был единственный и чудесный сын. Джиа тоже обзавелась семейством, и теперь Лео приходилось часто посещать крестины и дни рождения их детей, ужины в День благодарения, школьные концерты и выпускные вечера.

– Он очень горд собой: сегодня утром обнаружил, что выше меня ростом, – отозвалась Лотти. – И это в четырнадцать-то лет!

Лео расхохоталась.

– Что ж, этим действительно можно гордиться.

Лотти погрозила Лео пальцем.

– Не смейся! Не успеешь оглянуться, как он перегонит и тебя. Я сейчас поеду к Джиа и поговорю с ней насчет этих опытных образцов. Ей что-нибудь передать?

– Нет, спасибо.

Лотти ушла, помахав ей на прощание рукой, а Лео опустилась в одно из двух чрезвычайно комфортабельных деревянных кресел с кожаной обивкой от «Вебера», которые устанавливали на самолетах. Ее контора являла собой великолепный образчик стиля ар деко, с глянцевыми деревянными полами шевронной обработки, диваном расцветки под зебру, хромированным столиком для коктейлей и радиоприемником в корпусе орехового дерева, потому что иногда только музыка помогала ей пережить очередной день. Но убранство собственного кабинета не интересовало Лео, и она смотрела в окно, из которого было видно шумное послеобеденное столпотворение на Пятой авеню, где жизнь продолжалась в заведенном ритме изо дня в день, словно перемены обходили этот мирок стороной. Но кое-что в нем все-таки изменилось.