– Я люблю тебя, Алиса, – сказал он.
– Это значит, что ты собираешься сказать «нет».
– Было нелегко уговорить твою мать позволить тебе поступить в балетную школу. Не знаю, достанет ли у меня коварства убедить ее еще и в данном случае, – пошутил он, но сразу же отвернулся, и она готова была поклясться, что в глазах его блеснули слезы.
– Но если ты разрешишь мне, она меня не остановит. Так что на самом деле все зависит от тебя.
Она прекрасно понимала, что просит его встать на ее сторону и выступить против матери. Но она давным-давно знала, что ее родители не любят друг друга. Большинство людей в возрасте ее родителей состояли в таком браке, когда муж и жена едва виделись или разговаривали друг с другом, так что из общего имели только фамилию и больше ничего. Именно такой судьбы и желала Алисе ее мать, всячески стараясь устроить ее союз с Робби. При этом девушка была уверена, что отцу ничего не стоит поддержать ее, а не свою жену.
Отец оперся обеими руками о подоконник и подался вперед, глядя на великолепие Центрального парка, который с наступлением ночи погрузился во мрак, разгоняемый разбросанными тут и там фонарями. Он покачал головой.
– Не думаю. Только не в этот раз.
– Но почему? Все выглядит очень пристойно. Фотографировать меня будет Ман Рей. И речь идет о «Ричиер Косметикс». Ею пользуются все. Ты сам продаешь ее в своих магазинах. Кроме того, это пойдет на пользу мне как танцовщице. Если я снимусь в ее рекламной кампании, меня заметят.
Алиса подошла к отцу, мысленно призывая его взглянуть ей в глаза. Но он упорно продолжал смотреть в окно, и она была уверена, что он видит там нечто сугубо личное, то, о чем не собирался рассказывать ей.
– Твоя мать и Лео давно знакомы. Но они… не ладят между собой. Поэтому совершенно исключено, что твоя мать позволит тебе принять участие в каком-либо совместном проекте с Лео Ричиер. – Он оттолкнулся от подоконника. – Мне надо выпить.
– А вот я так не думаю, – с подчеркнутым сарказмом заявила она.
Наконец он взглянул ей в лицо, на котором было написано решительное и серьезное выражение, и на губах его появилась слабая улыбка.
– Тогда кофе?
Она кивнула и вызвала горничную, после чего опустилась в кресло и стала ждать, не добавит ли отец еще что-либо к сказанному. Те пять минут, пока они ждали кофе, растянулись на целую вечность, а она лихорадочно пыталась сообразить, что станет делать, если он все-таки скажет «нет». Осмелится ли она ослушаться его? Она никогда не думала, что будет хотеть того, чего не одобрит ее отец.
Наконец кофе был подан. Отец молчал до тех пор, пока горничная не вышла из комнаты, а потом подошел ближе и сел в соседнее кресло.
– Я действительно люблю тебя, Алиса, – сказал он.
Совершенно неожиданно она вдруг почувствовала, как глаза ее наполняются слезами. Она видела, что причинила ему боль – своему отцу, своему защитнику, надежному стороннику во всех делах и начинаниях, и не понимала, как такое могло случиться.
– Прости меня, – прошептала она.
– Тебе не за что просить прощения, – возразил отец и улыбнулся ей в своей манере, нежно и по-матерински, словно она была для него самым большим сокровищем на свете.
А потом, хотя она была уже достаточно взрослой, Алиса забралась к нему на колени, а он прижал ее к себе, и она заплакала о чем-то, чего даже не понимала, спрятав лицо у него на груди.
Он бережно поцеловал ее в макушку.
– Я скоро встречусь с миссис Ричиер вновь, – сказал он. – По делам. Я поговорю с ней еще раз.
– Спасибо! – Алиса поцеловала отца в щеку, а потом заявила: – Я хочу для себя другой жизни, не такой, как у мамы. Она этого не поймет, но ты сможешь, я надеюсь. И я хочу сниматься в рекламе.
– Я знаю.
– А еще ты знаешь, что я тоже люблю тебя.
– Слава богу, – отозвался отец. Голос у него дрогнул, и у Алисы едва не разорвалось сердце.
На следующее утро Лео проснулась около четырех. До встречи с Эвереттом оставалось еще часа два. Через два часа она расскажет ему о том, что девятнадцать лет назад родила их ребенка. Через два часа она расскажет ему о том, что узнала от Джоан. Через два часа она поймет, действительно ли он полагает реальной и осуществимой ту надежду, за которую она продолжала цепляться, и значит ли это для него столько же, сколько для Лео.
Хотя было еще слишком рано, она поднялась с постели и стала собираться, поскольку процесс переодевания дал ей возможность сосредоточиться на чем-либо еще, помимо мыслей о том, что он скажет, когда узнает обо всем. Она остановила свой выбор на платье от «Люси Лелонг» из черно-белого атласного крепа с ярким рисунком «ломаная саржа». У него был высокий ворот, закрывающий ключицы и основание шеи, а юбка представляла собой нечто необыкновенное: спереди она была присборена чуть ниже талии, ниспадая до самых ступней изящными складками. Ну и красная помада, разумеется, в тон столь ярким цветам.
Закончив, она взглянула на себя в зеркало и отступила на шаг. Она ничуть не походила на ту Лео Ист, которая много лет назад познакомилась с Эвереттом Форсайтом, на девчонку со спутанными волосами в платье из плотной темно-синей шерсти с детской комбинацией под ним. Правда, тогда у нее тоже были красные губы, но это и все, что имели общего Лео Ист и Лео Ричиер. По телу ее пробежала дрожь. Неужели она настолько не похожа на ту девушку, в которую когда-то влюбился Эверетт, что сейчас он сочтет ее незнакомкой? Но какое это имеет значение? Они все равно никогда не смогут быть вместе. Если только… Лео закрыла глаза. Если только Алиса не была дочерью Фэй или Матти. Если только она была ребенком Лео и Эверетта.
Лео приехала на угол Бродвея и Четырнадцатой и вошла в заведение Хорна и Хардарта, а потом подошла к кассирше, чтобы разменять несколько долларовых банкнот на мелкие монетки. Впереди нее в очереди стоял Эверетт Форсайт, меняя деньги с таким видом, словно всю жизнь только и делал, что столовался в подобных заведениях.
– Я смотрю, ты регулярно питаешься здесь, а? – не удержавшись, поддела она его, вставая в очередь позади и стремясь во что бы то ни стало избежать гнева и боли, бушевавших во время их вчерашней встречи.
Он заметил лукавые искорки в ее глазах и слегка улыбнулся в ответ. Облегчение, охватившее Лео, было почти осязаемым; дыхание ее замедлилось, она перестала стискивать ремешок своей сумочки, а боль в затылке уменьшилась.
– Это мой первый и, скорее всего, последний опыт общения с торговым автоматом, – с оттенком сухой иронии ответил он.
Он подождал, пока она заберет монеты, и, когда они направились к стеклянным витринам, закрывавшим тарелки с едой, сказал:
– Итак, что ты мне порекомендуешь – макароны с сыром или вареные бобы со шпинатом и сливками?
– Невкусно и то, и другое, – сказала Лео. – Я до отвала наелась этого счастья, когда только приехала в Нью-Йорк, так что кому еще разбираться в них, как не мне? Кстати, еще и поэтому я уверена, что мы не встретим здесь никого из своих знакомых.
– Но кофе-то выпить можно?
– Он здесь тоже ужасный. Но я все равно возьму себе чашку. – Лео сунула пятицентовую монетку в щель, повернула рукоятку, подняла стеклянную крышку и забрала свой кофе. Эверетт последовал ее примеру. Они нашли свободный столик за рядами с несъедобными блюдами и сели.
Лео про себя даже подивилась тому, как легко у них завязался разговор. Оба, похоже, не испытывали ни малейшей неловкости. Совсем не так, как вчера вечером. Ну и слава богу. Если она сумеет поддерживать беседу в столь же непринужденной манере, то он, быть может, простит ее и даже захочет, чтобы Алиса стала их общим ребенком.
– Как у тебя дела? – осведомился Эверетт. – Я читал, что твое выступление в Йельском клубе имело большой успех.
– Ты имеешь в виду ту самую речь, в которой я призвала всех присутствующих в зале мужчин позволить своим женам тратить как можно больше денег на губную помаду?
Эверетт рассмеялся.
– Да, ту самую. Я всегда знал, что та женщина, с которой я познакомился в дождливую ночь в гостинице, когда-нибудь станет выдающейся личностью.
Неужели он действительно сказал это? Она взглянула на него и вдруг почувствовала, как ее охватило желание. Она пожалела, что не может перегнуться через столик и ослабить узел его галстука, расстегнуть верхнюю пуговицу у него на рубашке, услышать, как у него перехватит дыхание, и убедиться в том, что он хочет ее так же сильно, как и она его. Но она не могла этого сделать.