Эверетт встал.
– Я должен идти. – С этими словами он направился к двери.
А Лео стало плохо. Слишком много спиртного и слишком мало еды. Слишком много лжи и слишком мало правды. Пожалуй, он презирает ее и считает недостойной доверия за то, что она не сказала ему об их общем ребенке. Но она надеялась, что он все-таки не заблудится в хитросплетениях судеб и скажет: «Да, Алиса – наверняка наша общая дочь». А потом разведется с Матти. И они втроем, Алиса, Лео и Эверетт, заживут вместе одной семьей. Но, черт возьми, что за дурацкая шутка получилась! Какого дьявола она бередит раны, зажившие двадцать лет назад?
– Потанцуй со мной.
Подняв голову, Лео сквозь застилавшие глаза слезы увидела, что Эверетт протягивает ей руку. Он привел ее на танцпол, в то время как официантки продолжали равнодушно полировать бокалы, как если бы давно привыкли к тому, что находятся сумасшедшие, готовые танцевать в семь часов утра.
Эверетт привлек ее к себе под чарующие звуки «Серенады лунного света» Глена Миллера, которые подхватили и закружили их. Она положила ему руку на затылок и коснулась макушкой его щеки. Оба молчали. Они просто танцевали, кружась по полу, соприкасаясь телами, его грудь прижималась к ее груди, и его дыхание щекотало волосы у нее над ухом. Он слегка переменил позу, чтобы плотнее прижать ее к себе, и она испытала сладкую муку, сознавая, что в нем живет столь же неутолимый голод, как и в ней.
– Эверетт, – прошептала она, откинув голову, и увидела, что в глазах его светятся два чувства: желание и решимость.
– Я должен был это сделать, – прошептал он в ответ. – Я должен был вновь ощутить тебя, потому что прошло столько времени, и я должен был понять, испытываешь ли ты те же чувства… – Он остановился и погладил ее по голове. – За двадцать я лет я никогда не касался тебя вот так, потому что был женат. Но Матти наговорила мне столько лжи, что меня больше не волнует, правильно ли я поступаю или нет. Мы должны выяснить все. А вдруг это правда?
– Это было бы самой замечательной вещью на свете.
– И тогда не останется никаких препятствий к тому, чтобы…
Мы жили вместе. Лео прижала палец к его губам.
– Не произноси этого вслух. Еще рано. Я просто не переживу, если услышу эти слова, а они потом не сбудутся. – Она провела пальцем по его нижней губе и увидела, как он приоткрыл рот, а рука его сжалась в кулак у нее на талии. – Ты не можешь поцеловать меня, – сказала она. – У меня не хватит силы воли оттолкнуть тебя, а нам с тобой сейчас нужно мыслить здраво.
Эверетт закрыл глаза.
– Ты права, – выдавил он. – Я собираюсь найти ведро холодной воды, чтобы вылить его себе на голову.
– Или мы должны поговорить о Матти и том, что ей известно. Это наверняка погасит даже самое жаркое пламя.
Эверетт поморщился. Отвернувшись, он оперся обоими локтями на стойку бара.
– Каждый день я просыпаюсь с желанием развестись с Матти. Но я давно знаю, что стоит мне только пригрозить ей, как она первым же делом расскажет Алисе о том, что я не ее отец. Пусть это не имеет смысла, но я всегда хотел, чтобы она не узнала об этом. А вдруг она захочет выяснить, кто ее настоящий отец? А вдруг решит, что не желает иметь ничего общего с человеком, который не приходится ей даже дальним родственником? Потеряв тебя, я не переживу, если потеряю еще и Алису. И потому узнать, что она на самом деле может быть моей…
Он сморгнул слезы раз и другой, а потом замолчал.
– Эверетт, – сказала она. Ей отчаянно хотелось вновь обнять его, смягчить и прогнать те страдания, на которые прошедшие двадцать лет обрекли его. Обрекли их обоих.
Он выпрямился, а когда заговорил вновь, голос его прозвучал твердо:
– Мы должны разыскать эту миссис Паркер из родильного дома, которая ухаживала за ребенком Фэй. И нашей дочерью.
– Я поговорю с Джоан.
– А я посмотрю, какие бумаги, касающиеся Алисы, есть у нас дома.
Он уже повернулся, чтобы уйти. Ему столь же явно, как и ей, не терпелось начать поиски и обнаружить нечто такое, что со всей очевидностью докажет, что Алиса – дочь Лео Эверетта. Но вдруг он остановился.
– Я люблю тебя, – прошептал он, и на губах его заиграла мягкая улыбка, а в глазах вспыхнули давно позабытые искорки.
У Лео перехватило дыхание.
– Я тоже люблю тебя, – сказала она, понимая, что говорит истинную правду и что готова на все, чтобы на этот раз остаться с ним рядом навсегда.
Глава двадцать четвертая
– Алиса?
Чей-то голос вырвал Алису из воспоминаний о разговоре с отцом, состоявшемся вчера вечером. Она загородила вход в студию, и Джесси остановился у нее за спиной. Он улыбнулся ей, и она не могла не улыбнуться в ответ.
– С тобой все в порядке? – поинтересовался Джесси.
Привычка сначала говорить, а потом думать вновь взяла над ней верх, и Алиса ответила:
– Вчера вечером у меня случилась размолвка с отцом, и…
Она умолкла. Джесси вряд ли будут интересны ее домашние проблемы.
– Из-за чего? – спросил он, чем изрядно удивил ее, и вошел вслед за ней в студию.
Алиса села и стала надевать туфли для разогрева. Джесси терпеливо ждал, как если бы ему действительно было интересно.
– «Ричиер Косметикс» предлагает мне сфотографироваться для рекламы, – призналась она. – А моя мать полагает это совершенно неприемлемым.
– А что думаешь ты? – спросил он, положив ступню на станок и начиная разминать задние мышцы бедра.
– Я хочу участвовать. А ты разве не хотел бы?
– Да, хотел бы, но мне никто не предлагает. Я не знаю нужных людей.
Алиса подняла на него глаза.
– Я тоже не знаю никого в «Ричиер Косметикс», – резко бросила она. – Лео Ричиер однажды увидела, как я танцую, и потому решила пригласить меня. Ладно, я буду разогреваться вон там. – И она показала на место, находившееся очень далеко от Джесси.
Но тот положил ей руку на плечо, останавливая ее.
– Извини. Я не это имел в виду.
– А что ты имел в виду?
У Джесси достало такта покраснеть.
– А ты куда злее, чем выглядишь.
– И как я сейчас выгляжу? – огрызнулась она.
– Прямо сейчас ты выглядишь красивее Алисии Марковой.
Алиса залилась румянцем до корней волос. К счастью, в этот момент заиграло пианино, и все заняли свои места у станков. Джесси встал у нее за спиной, и она постаралась выполнить каждое упражнение безукоризненно, чтобы он понял: «Ричиер Косметикс» и Баланчин выбрали ее за изящество и гибкость, а не по какой-либо иной причине.
Выворот стопы давался ей нелегко, и перед началом занятий она всегда старалась сделать несколько лишних упражнений на разогрев бедер, но сегодня утром на это просто не осталось времени. Причем, по какой-то непонятной причине, она очень хотела исполнить выворот стопы лучше всех в классе. Она постаралась на славу, и вскоре бедра ее расслабились, а ноги заняли именно то положение, которое должны были.
– Лично мне приходится больше внимания уделять плечам, – донесся до нее голос Джесси.
– Тебе просто нужна балерина полегче для исполнения па-де-де, – сказала она, глядя прямо перед собой.
– Я знаю.
Ирина весила немного. Как и Алиса. Правда, Ирина уступала ей в росте несколько дюймов, что легко могло склонить чашу весов в ее пользу.
Им было велено отрабатывать тур-де-променад, и Алиса вдруг обнаружила, что оказалась в паре с Джесси. Она встала на пуанты, и его руки легли ей на талию. Она сделала «ласточку», после чего прогнулась вперед и коснулась рукой пола; другая нога пошла вверх, образуя идеальную вертикаль с той, что стояла на полу. Джесси обошел ее по кругу, и ее охватило радостное волнение, когда она поняла, что совместная техника исполнения у них получается безупречной. Оба прилагали к этому ровно столько сил, сколько нужно, так что ни ее нога, ни тело не проседали, а линия ее ноги и руки оставалась безукоризненно прямой. Каким-то образом он нашел центр ее тяжести, не смещая рук и не перенося веса своего тела, и она ощущала силу его плечевых мышц, удерживающих его спину прямой, пока она выполняла один пируэт за другим.
– Мадемуазель Форсайт!
Алиса вскинула голову, и нога ее опустилась на пол.
– Вот так это и следует исполнять, – сказал балетмейстер.
На мгновение Алисе показалось, что он поправляет ее, и лишь потом она сообразила, что он ставит ее в пример остальному классу.
– Еще раз! – Балетмейстер хлопнул в ладоши, заиграла музыка, и остальные прекратили исполнять променады и стали наблюдать за Алисой и Джесси.