– Нет, – повторила она хриплым от слез голосом. – Очередное твое разочарование я просто не переживу.
Глава двадцать девятая
Алиса буквально набросилась на Лео, когда та вернулась домой, спеша поделиться с ней прекрасными новостями насчет гала-представления. Лео выдавила улыбку и попыталась испытать восторг и порадоваться за девушку. Она даже ухитрилась открыть бутылку шампанского и выпить бокал, ничем не показав, что ее только что постигло самое большое разочарование в жизни: как бы ей ни хотелось признать Алису своей дочерью, она может никогда не узнать правду. Матти слишком хорошо замела следы.
И сейчас ей было невыносимо больно наблюдать за Алисой, болтающей без умолку, смеющейся и искрящейся удовольствием.
– Ты должна рассказать обо всем родителям, – сказала Лео, отставляя в сторону бокал. – Им непременно нужно узнать об этом. – Потому что сама Лео до сих пор не имела на это права. А у Матти оно было.
Алиса вздохнула.
– Полагаю, да. Господи, как же трудно быть взрослой и делать вещи, которых ты предпочла бы избежать! Но если проблема с моей матерью разрешится так же легко, как и с гала-концертом, лучше не откладывать это дело в долгий ящик. Я поеду и поговорю с ними прямо сейчас.
– Я организую тебе автомобиль.
– Нет, я пройдусь пешком. Если я собираюсь жить дальше самостоятельно, то должна привыкать ходить пешком. И лучше начать прямо сейчас.
– Удачи, Алиса, – негромко сказала Лео, отдавая себе отчет в том, что слова ее прозвучали прощанием.
Алиса обняла Лео и поцеловала ее в щеку.
– Вы ведь придете на гала-концерт, не так ли?
– Я не пропущу его ни за что на свете, – выдавила из себя Лео.
После ухода Алисы Лео постаралась не думать о том, как бы она себя чувствовала, ощущая такие дочерние объятия каждый день. По щекам ее потекли слезы, и Лео поклялась себе, что сегодня плачет в последний раз.
Когда наступит утро, она сосредоточится на работе, которая уже не раз спасала ее прежде. Она потянулась за графином с виски. А сейчас она выпьет, и много.
Алиса вошла в дом, в котором выросла, в дом своего детства, и тихонько пробралась в отцовский кабинет, в котором еще горел свет.
Она совсем уже собралась было открыть рот, удивить отца замечательными новостями о па-де-де, взять его за руки, вытащить из кресла и станцевать с ним вальс прямо здесь, посреди комнаты. Но, увидев его, она замерла на месте как вкопанная. Он выглядел раздавленным. Убитым. Уничтоженным. Да что с ним такое?
Она подбежала к нему и воскликнула:
– Что случилось? – Она и представить себе не могла, что ее отец, ее герой и защитник, храбрец, каких свет не видывал, способен так горевать из-за чего-то.
Он несколько раз моргнул, улыбнулся и покачал головой.
– Ничего, родная.
– Ты думаешь о Лео?
Такое простое слово, а как много оно значит. Оно означает, что всю жизнь отец действительно был ее героем, оставаясь здесь с женой, которую не любил, пожертвовав женщиной, которую обожал, чтобы быть рядом с Алисой и не отдать ее в руки Матти. Все это было только ради нее.
Алиса крепко обняла отца. Слова были не нужны. Потому что она знала: она будет выглядеть в точности так же, если когда-либо потеряет Джесси.
Остаток недели напоминал карнавал, перевернувший весь мир Алисы. Бигборды «Ричиер Косметикс» появились в день гала-концерта, и Джесси с Алисой на полчаса сбежали с репетиций, чтобы поглазеть на один из них. Они доехали на метро до Таймс-сквер и, выйдя на тротуар, замерли в оцепенении.
Они оба были на бигборде, растянутом поперек зданий, танцующие на грани желания, и, казалось, Джесси поднял Алису над головой только ради того, чтобы перебросить их обоих через эту грань и друг в друга.
Алиса схватила Джесси за руку.
– Это мы, – с благоговейным трепетом прошептала она.
– У меня просто нет слов, – только и смог вымолвить он.
Они смотрели, как прохожие останавливались при виде транспаранта, будучи не в силах тотчас же расстаться с этим воплощением любви и желания. У них перехватывало дыхание, и они спрашивали себя, а смотрел ли на них кто-либо когда-нибудь с таким обожанием, с каким Джесси глядел на Алису, и на миг уносились в мечтах о подобном полете над Нью-Йорком, чтобы оказаться в объятиях человека, который хотел бы их больше всего на свете.
Алиса обернулась к Джесси и поцеловала его в щеку. Улыбнулась, когда он повернул голову, чтобы поймать ее губы. Когда же они оторвались друг от друга, она бросила взгляд на бигборд, а потом перевела его на Джесси, будучи не в силах отогнать от себя память о лице отца.
– Давай поженимся, – сказала она.
Джесси рассмеялся и вновь поцеловал ее.
– Ты серьезно?
Алиса кивнула. Глаза ее сверкали.
– Тогда давай и впрямь поженимся, – ответил он.
Лео пришла на гала-концерт, потому что Алиса была очень настойчива, а еще потому, что действительно хотела посмотреть, как танцуют вместе Алиса и Джесси. Ей как-то удавалось не отвечать на телефонные звонки Эверетта, но она не могла отделаться от уничтожающего чувства вины перед ним за то, что втянула его в историю, которая на поверку оказалась самым настоящим эмоциональным болотом.
К счастью, концерт и впрямь получился зрелищным, так что на какое-то, пусть и недолгое время он заставил ее забыть обо всем. Джесси сумел представить Ирину звездой, которой она могла стать через год или два. Но, разумеется, главным событием вечера стало великолепное па-де-де, которое жаждали увидеть все, особенно теперь, когда вышли бигборды и все хотели походить на Алису и Джесси.
Танец получился исключительным и захватывающим. На них было больно смотреть, и Лео даже пришлось на несколько мгновений прикрыть глаза, потому что ей было невыносимо видеть, как любовь, в существовании которой она не сомневалась, воплощается перед ней прямо на сцене, и сознавать при этом, что сама она больше никогда не сможет жить так, как Алиса и Джесси.
Она выскользнула из зала, пока зрители еще бурно аплодировали и стены сотрясались от нескончаемых оваций. Она поспешно пересекла фойе и уже подбежала к дверям, когда кто-то положил ей руку на плечо.
Лео по-разному представляла этот вечер, но и подумать не могла, что Эверетт склонится к ней и поцелует с такой страстью, какой она еще никогда не чувствовала в нем. Это было настолько невероятно, что на долгий, очень долгий миг она забылась в поцелуе, и ее губы жадно ответили на прикосновение его губ.
Но потом здравый смысл вернулся к ней, и она испуганно отпрянула.
– Что ты делаешь? – прошипела Лео, радуясь тому, что двери театра открылись только сейчас и выходящие оттуда люди не стали свидетелями их поцелуя.
– Что мы делаем? – переспросил он. – Наблюдая за Алисой сегодня вечером, я вдруг понял, что она больше не нуждается во мне. Теперь у нее есть ее балет и Джесси, и она подыскивает себе квартиру. Матти больше не имеет над ней власти, и мне больше нет нужды оберегать ее на каждом шагу. Поэтому я могу развестись с Матти. Больше ничего не значит и то, что Матти может исполнить свою угрозу и рассказать Алисе о том, что я не ее отец. Алиса переживет. А вот мне без тебя жить дальше незачем.
Слова Эверетта вскружили Лео голову и зазвучали у нее в ушах, пока шумная толпа обтекала их, на разные голоса обсуждая Джесси, Алису и весь гала-концерт. Неужели стало возможным то, что всего пять минут назад казалось ей недосягаемым? Разумеется, нет.
– Но мы до сих пор не знаем, является ли Алиса нашей дочерью. И можем никогда не узнать этого, – медленно проговорила Лео. – А ведь я нужна тебе только в том случае, если…
– Ты сошла с ума? – Эверетт взял ее лицо в ладони. – Моя любовь к тебе никогда не зависела от того, будет у нас с тобой ребенок или нет. Я хочу тебя. Я люблю тебя. А все остальное должно было стать лишь приятным и неожиданным, но совсем не обязательным благословением.
– Ты уверен? – спросила она, потому что этот выход выглядел слишком уж простым после того, как вся их предыдущая жизнь обошлась с ним так жестоко.
– Уверен.
Одно-единственное слово, без всяких прикрас. Они им были не нужны.
А потом она вдруг улыбнулась, Эверетт рассмеялся, и все встало на свои места.
– Бог ты мой, – прошептала она, когда на нее снизошло понимание того, что с ними будет дальше.