– Но танцуешь ты тоже хорошо, – будто желая подтвердить ее слова, Имагин сделал феерически-неуловимый выпад, резко разворачивая девушку и склоняясь ниже.
– А целуюсь как, мммм, Насть, вообще песня.
Ну и подтвердил. Хорошо целуется. Настя не сомневалась в этом еще с той ночи, которую провела у него в квартире, в подтверждениях не то, чтоб сильно нуждалась, а вот от закрепления знаний не отказалась.
Потом они снова танцевали, ели, танцевали, целовались, смотрели на город, выискивая крыши знакомых зданий, считали звезды, снова целовались.
Уже зевая, подобрав под себя ноги, откинувшись на мягкую подушку пассажирского кресла, несясь по ночному городу в сторону дома, Настя не могла перестать улыбаться. Знала, что Глеб периодически поглядывает на нее, но не открывала глаза, снова и снова смакуя события вечера. Эту его романтику, которая стала приятной неожиданностью, поистине незабываемой.
Машина вновь остановилась за аркой, Глеб заглушил мотор, повернулся к Веселовой.
– Ну что, как оценишь вечер?
Пришлось открывать глаза, поворачивать голову, смотреть, светя блестящими радужками в сторону напряженного мужчины, который на полном серьезе ждет ответа. Совершенно искренне сомневается и ждет вердикта.
– Его надо оценивать? – посчитав, что девочкам положено щекотать нервы представителям сильного пола, Настя решила ответить вопросом на вопрос.
– Ты так этого боялась, что я просто обязан знать – оправдались страхи или нет.
– Я не боялась, – опустив глаза, Настя на какое-то время замялась. – Я пыталась здраво мыслить, – пожала плечами, вновь заглядывая в глаза мужчины.
– Хорошо, что бросила это гнилое дело… – а Имагин, кажется, расслабился. Да, прямого ответа на свой вопрос не получил, но ведь не мог не понимать – дама довольна. Вот только не отстал. – Так что?
– Это было чудесно, Глеб. Спасибо, – следя за тем, как он улыбается, Настя поняла, что это ей нравится. От нее может зависеть, будет ли мужчина напротив улыбаться или разочаровываться, радоваться или злиться. От нее. Причем ей не хочется его разочаровывать или злить. Это ведь что-то значит?
– Настолько чудесно, что завтра ты…
– Завтра вряд ли, у меня планы.
– Какие? – Глеб нахмурился, чуть отстраняясь.
– Медицинского характера, – этого объяснения ему явно было мало, пришлось конкретизировать. – У меня старая травма, которой нужно было заниматься, я этого не делала, завтра пойду признаваться и умолять придумать что-то, что помогло бы наконец-то о ней забыть.
– Хочешь, я отвезу?
– Глеб… Я хочу сама.
– Заберу? – мужчина хмыкнул, приподнимая бровь. Не улыбнуться в ответ было просто нереально.
– У тебя работа.
– Работа… – задумался. – Тогда вечером заеду.
Это был не вопрос, но…
– Вы так хотите познакомиться с моей мамой, Глеб Юрьевич? Потому что завтрашний вечер я обещала ей. Обещала сидеть рядом на кухне и отрабатывать все те нервы, которые она истратила вчера, и, скорей всего, сегодня, то и дело выглядывая в окно…
Конечно, она всей душой и сердцем хотела сказать ему 'да', просто согласиться, чтоб он заехал после работы, куда-то увез, потом целовал, обнимал, танцевал, говорил, но это было бы слишком 'в омут с головой'. А если уж нырять, то нырять постепенно. Так, чтоб хотя бы со стороны это не выглядело ее пропажей без остатка, которую сама Настя все ясней начинала ощущать.
К счастью, Глеб это понял. Кивнул.
– Хорошо, познакомимся в другой раз, – Имагин отвернулся, открывая дверь, выходя… Настя на какое-то время замешкалась, а потом схватила руку успевшего обойти машину и открыть уже ее дверь Глеба, спустилась на грешную землю.
Девушка сделала несколько шагов в сторону от машины, бросая взгляд в сторону окон квартиры, отмечая горящий там свет. То, что не видны силуэты – совсем не значит, что по закону подлости в этот самый момент кто-то не следит за происходящим на улице.
Имагина это явно не волновало – он привалился спиной к автомобилю, сложил руки на груди, чего-то ожидая. Чего – понять-то не сложно, но прямо тут – у дома, чтоб завтра все судачили о поцелуях Веселовой с каким-то хахалем на большой, черной, непременно бандитской машине, Настя была к этому не готова… Ей так казалось.
– Насть, – а Глебу, видимо, очень этого хотелось, просто до безумия. Потому что протянул руку, поймал ее пальцы, потянул на себя, сначала сокращая расстояние, а потом заключая в объятья. – Сама сказала, что завтра видеть меня не желаешь…
– Я такого не говорила, – отрицала Веселова, пытаясь одновременно оценить обстановку вокруг, не расплавиться от взгляда напротив, его прикосновений и интонаций. Вроде бы горизонты чисты.
– А я, между прочим, скучать буду… – на ее ответ обратили целый ноль внимания, поддевая подбородок, заглядывая в зеленые глаза.
– Позвони.
– Можно? – девушка попыталась кивнуть, насколько позволяли удерживающие подбородок пальцы. – Спасибо. А что еще можно?
– Смс-ки писать.
– Спасибо, – с каждым словом Глеб склонялся все ближе к девичьему лицу. – Еще?
– Выбрать время следующей встречи.
– То есть она будет?
– Вполне возможно…
– Еще?
– Целуй уже, дурак.
Ну вот, дурак, значит дурак. В смысле – целуй, значит целуй.
Первых несколько секунд они целовались, улыбаясь, а потом уже серьезно. Очень. Отрывать от себя Глеба пришлось долго, с переменным успехом.
– Имагин… – каждая попытка отстраниться заканчивалась его 'еще разочек, Настюш', а потом тем самым разочком, минут этак на парочку. – Я так домой только к утру попаду, – удерживая мужчину от очередного поцелуя, Настя заглянула в 'оголодавшие' глаза. Будто не ужинал вовсе.
– Поехали ко мне.
– Нет, – Настя мотнула головой.
Ответила прежде, чем желания снова успели взять верх над разумом. Поехать хотелось до жути, но… Нельзя так сразу, много, с головой. Нельзя.
Больше уговаривать Имагин не стал – вообще не ответил, только кивнул, снова став серьезным.
– Спасибо за вечер, Глеб, – Настя же перехватила его руки, до сих пор покоившиеся на ее талии, взяла в свои, отцепила, отступила.
– Зайдешь в дом – позвонишь.
– Хорошо, – улыбнулась, принимая подобные его замашки уже не как наглость, а как данность, приподнялась на носочки, клюнула в щеку, отпустила руки, развернулась.
– Стой, – окликнули ее всего через несколько шагов. Девушка тут же оглянулась – обрадовалась. – Цветы…
Стукнув себя ладошкой по лбу, Настя развернулась, возвращаясь. Букет ехал на заднем сиденье, а потом о нем как-то успели забыть. Причем совершенно зря – еще там, на крыше, Настя то и дело погладывала на свои цветы, представляя, как поставит их в комнате, как будет просыпаться, смотреть на них и расплываться в улыбке. Оставлять их Имагину в ее планы не входило.
Когда девушка подошла, Глеб успел их извлечь, протянул, но так сразу не отдал.
– Меняю на поцелуй.
– Имагин… – должно было прозвучать укоризненно, – это же шантаж, тем более цветы мои…
– Твои, и ты только подумай, как они обидятся, если ты не пойдешь ради них на такую маленькую жертву.
На самом деле – никаких жертв. Просто нельзя же вот так сразу снова повиснуть на шее, тут же одаривая цветочного спасителя чередой поцелуев.
– Придется пойти…
– Придется, – через секунду Настю снова целовали, а цветы оказались за спиной, мешая Имагину надлежащим образом исследовать территорию – будет знать, как шантажировать.
Во второй раз оторваться было еще сложней. Но теперь инициатором стал именно Глеб – он-то не железный, да и цветы реально мешают.
Передав их девушке, он привычно уже 'благословил' ее легким мальчишеским шлепком по обтянутой платьем стратегически важной точке, а потом смотрел, как она скрывается в арке, считая про себя до хреновых десяти.
Сел в машину, включил музыку, уезжать не спешил – нужно было дождаться звонка. А она, как всегда, не торопилась звонить. Только через пять минут его осчастливили тихим: 'алло, все хорошо, я потом перезвоню', и скинули.
Видимо, в какой-то из квартир планировался разбор полетов, который, судя по голосу Насти, ее не очень-то страшит. Вот и славно. Глеб завел мотор, держа курс на свою квартиру.
***
– И кто это был? – мама выплыла из гостиной, лучась спокойной паникой. Это когда человек дышит ровно, говорит без надрыва, смотрит уверенно, но ты-то понимаешь – стоит приложить руку к сердцу, почувствуешь, как оно выскакивает.