Вот только звонить ему можно не раньше шести, ибо все равно скинет – до этого времени будет на очередной жутко важной то ли встрече, то ли конференции, то ли еще на чем-то, но непременно жутко важном.
Часы показывали четыре, кондиционер вроде работал, а сама Настя проголодалась. Приблизительно так в ее жизни произошла вторая собственноручно приготовленная трапеза в Имагинской квартире.
Вся кухонная техника казалась жутко неудобной. Все дело, конечно, в том, что Настя просто привыкла к другой, но без боевых ранений не обошлось. Ранения получала и техника, и девушка. Но хотя бы в этом туре восстания машин победил человек.
Когда Имагин позвонил первым, она как раз поглощала плоды своей работы – макароны получились немного недосоленными, но соус с сыром спасли ситуацию.
Медленно пережевывая, Настя почему-то подумала о том, что Глеба таким кормить не стала бы. Точнее для него старалась бы лучше…
– Ну что? – а он будто чувствовал – телефон заорал тут же.
– Все хорошо, – девушка отложила приборы, крутнулась на табурете, уставляясь в глянцевую поверхность стены. Отражение глупо улыбалось Насте, а сердце сбилось с ритма. – Они все сделали, я проверила, должно работать.
– Должно или работает? – Глеб хмыкнул. А Настя пожалела, что не может его сейчас увидеть. Она безумно соскучилась. Стыдно сказать, но, кажется, соскучилась даже больше, чем по маме с Андрюшей.
– Я игралась с пультом на протяжении получаса. Вроде бы холодит, дует, жужжит.
– Он вообще-то не должен жужжать, Настасья.
– Ну, значит, не жужжит. В смысле жужжит, но тихо.
– Ладно, но если вдруг станет громко жужжать, позвони этим архаровцам еще разок, пусть снова приедут. Хорошо?
Настя замялась. Она-то думала, что после этого звонка сможет со спокойной душой отправиться домой и больше появляться в квартире Имагина причин до его приезда не будет. А потом нужно будет только как-то впихнуть ему ключи. Но он, видимо, планировал иначе.
– Переночуй там сегодня, ладно?
Настя поперхнулась воздухом. Пришлось залпом выпивать чуть ли не полный стакан воды, а потом прокашливаться.
Имагин пер танком по ромашковому полю, не иначе. Причем ромашковым полем была ее психика и неуверенность в реальности всего происходящего. А танком… Ну танком был он, тут без вопросов.
– Зачем? – получилось тихо, сдавлено, через кашель.
– Все затем же, Насть. Просто проследишь, как он работает. На улице жара, а в квартире должно быть приятно прохладно. Вот выставь комфортную температуру, а потом расскажешь, нормально ли спалось.
– Имагин, у меня вообще-то своя квартира пустая стоит…
– Ты в нее дверь хорошо закрыла?
– Хорошо.
– Ну, значит, выстоит твоя квартира. Или тебе настолько не нравится у меня, что даже ночь здесь не проведешь?
– Нравится, – врать причин не было. Как ни странно, в этом исключительно мужском Имагинском царстве Насте было достаточно комфортно. Но просто ей и днем-то здесь хозяйничать неудобно, а ночью… спать на его кровати… самой…
– Тогда договорились? – в тоне Глеба звучало сомненье. Он готов был к очередной попытке Насти отказаться. Готов к попытке, но не к тому, чтобы сдаться. Попытайся она артачиться, получит еще вагон аргументов.
– Договорились, – тяжело вздохнув, Настя поднялась с табурета, направилась из кухни в сторону спальни, остановилась в дверном проеме, оглядывая комнату. Сегодня она здесь гостья, ну или хозяйка…
– Ты там хоть скучаешь, вздыхающая? – а от него, кажется, вообще ничего не скрыть. Ну и ладно.
– Скучаю, – Настя улыбнулась. – Сильно.
– Смотри мне, – Глебу ответ явно понравился. Даже голос зазвучал как-то более довольно.
– А ты?
– Дважды уже билет обратный собирался менять. Хотел сюрприз сделать – раньше приехать. Только пока не получается.
– Не будет сюрприза?
– Судя по всему, не будет. Приеду в пятницу, как договаривались.
– Хорошо.
Они как-то время молчали. Настя – обводя взглядом спальню, немного вспоминая, немного предвкушая… пятницу, а Глеб где-то тоже обводя что-то взглядом, наверное.
– Ладно, роуминг, завтра созвонимся, – Настя опомнилась первой.
– Я еще перед сном наберу, хочу убедиться, что моя бабочка не слиняла из квартиры, поняла?
– Твоя бабочка вообще-то дала честное слово, – сердца победный кульбит и тот самый бабочковзрыв в животе произошли одновременно.
– Тогда просто позвоню, чтоб послушать, что-то рассказать…
– Ладно уж, звони, – формальное одобрение было получено, а через минуту щебетания, пришлось действительно скидывать – ему пора было выдвигаться на очередное мероприятие, а Настю ждали макароны.
Доесть их не получилось. Не то, чтоб они были очень уж невкусные, просто… Влюбленность – лучшая диета. Еда не нужна, вода не нужна, да ничего не нужно, лишь бы он снова и снова называл своей бабочкой.
***
– Мам, да, все хорошо, – Настя открыла верхний шкафчик комода, провела рукой по стопке футболок Имагина, потянула верхнюю.
– Ты там не голодаешь? – голос Натальи звучал встревожено. Впрочем, как голос любой матери, звонящей своему непременно недокормленному ребенку. Ведь любой ребенок априори недокормлен. Особенно тот, который должен этим вопросом заниматься сам.
– Нет, мамочка, ем много, часто, с аппетитом.
– Знаю я твой аппетит… – женщина покачала головой.
– Бабушке с Андрюшей привет передашь?
– Передам. Они тебе тоже передают.
– Дай мне, Наташ, – в трубке послышалось шуршание, а потом телефон перекочевал в руки уже другой женщины. – Настенька, зайка, приезжай скорей. Я ведь после рассказов твоей матери только и могу думать, что об этом твоем Глебе.
Настя улыбнулась, наслаждаясь звуком ласкового голоса бабушки. Антонина Николаевна души не чаяла во внуках. Андрюша напоминал ей шебутного Володю, когда сыну было столько же, а Настя… Настя всегда для нее, как и для сына раньше, была цветком, который рос в их оранжерее, украшая дни и грея мысли.
– Мы скоро приедем, ба. Глеб сейчас в командировке. Вот он вернется, и мы…
– Когда вернется?
– Скоро.
– Ну глядите мне, а то со старческим сердцем и не менее старческим любопытством ведь нельзя шутить. Знаешь, сколько всего я могу себе напридумывать?
Первой рассмеялась Настя, а за ней и Антонина Николаевна. Ася искренне обожала маму отца. Она всегда была для нее образцом, авторитетом, важнейшим советчиком и невероятной силы женщиной. Пережила смерть сына, кончину мужа, сохранила вкус к жизни, мудрость и доброту, не спешила судить и ставить клейма. Учила так же поступать внуков. Ненавидела сплетни и сплетниц. Во многом не согласна была с Натальей, но… Настя понимала обеих женщин, и обеих любила.
Для нее было крайне важно знать, какого мнения бабушка о Глебе. Она не успела еще познакомить Имагина с мамой, но, если уж признаваться только себе, вердикт бабушки имел для Насти даже большее значение. Наталья намного мягче, она слишком любит детей и искренне боится их ранить, если Глеб вдруг ей не понравится, просто помолчит, а бабушка… Разложит все по полочкам и заставит держать ответ – его. Потому что расклад по полочкам будет происходить прямо при нем.
Потому-то Настя и похихикивала, когда Имагин начинал с энтузиазмом обсуждать грядущую поездку. Не знал, бедняга, что ему светит…
– Глеб вернется, мама с Андрейкой приедут домой, а потом мы вместе к тебе рванем, ба.
– Хорошо, Настюш, – голос женщины будто обволакивал нежностью и лаской. Настя прижала футболку Имагина к груди, чувствуя, как там разливается тепло сразу и из-за бабушкиного тона, и немного из-за запаха его стирального порошка. – Маму давать?
– Ага, – трубка снова перекочевала к Наталье. Они продолжили разговор.
Хорошо, что мама не спрашивала, что дочка делает сейчас, и что собирается. Видимо, искренне считала, что Настя дома, а огорошивать мать Ася не стала.
Девушка чувствовала, что ее отношения с Имагиным тревожат Наталью. Понимала ее, сама же раньше тоже думала, что нырять во влюбленность с головой – не лучшая идея, но ведь уже нырнула и плывет, задний ход давать поздно, а маме просто нужно время, чтобы свыкнуться со всем происходящим.
Они говорили долго. Закончили, только когда Наталья начала позевывать, а у Насти затекла шея, попрощались, договорились созвониться уже завтра вечером, а потом рассоединились.
Ужинать не хотелось. Настя, пользуясь гостеприимством хозяина, сходила в душ, облачилась в его же футболку, а потом вернулась в спальню, села на кровать, включая злосчастный кондиционер.