Сабрина Пейдж - Его девственница

- Все мы занимаемся любовью по собственным причинам, - заключаю я. – Почему? Вам удобнее думать о любви, чем о похоти?

- Нет, я думаю, что в работе есть часть про любовь, - говорит кто-то еще.

- Объясните нам, почему, - подсказываю я. – Обоснуйте свои рассуждения.

- Конец, - объясняет студент. – Автор говорит, что он уже принадлежит ей. Что означает любовь – она хочет, чтобы он был ее.

Когда мой взгляд встречает Пьюрити, она сжимает челюсть и враждебно смотрит на меня. Ее щеки нежно-розовые, но не ярко-красные, какими бы они были бы, если бы ей было стыдно.

Хорошая девочка.

Я был бы разочарован, если бы ей было стыдно за то, что она написала. Владение собой означает, что, по крайней мере, у нее есть стержень.

- Минуточку, - быстро вмешивается другой студент. – Я не согласен с этим, потому что автор говорит, что героиня хочет, чтобы он был ее, это подразумевает любовную историю. Принадлежность не обязательно означает любовь. Серийные убийцы говорят о своих жертвах, принадлежащих им, но это ведь не значит, что они влюблены в своих жертв.

- Интересно. То есть это может быть чем-то более темным, чем просто историей о запретной любви или похоти, ведь автор не до конца раскрыл нам характер персонажей.

- Мы хотим большего? Это заставляет нас продолжить чтение?

- Абсолютно, - кивает студент.

Я хочу большего?

Мой ответ на этот вопрос, безусловно, является проблемой.

Я нахожусь в своем кабинете все пять минут после окончания занятий, пока из открытого окна офиса доносится рэп. Пьюрити стоит перед кабинетом с сумкой на бедре и плотно прижимает ноутбук к груди.

Я не знаю, какой реакции я ожидал от нее, когда читал ее сочинение в классе сегодня, но я не ожидал, что она появится в моем кабинете.

- Сейчас не мое рабочее время, мисс Тейлор.

- Я в курсе, - отвечает она. – Я просто… я имею в виду… можно я отниму пять минут вашего времени?

Она не знает, о чем просит. Пять минут с этой девушкой наедине в моем офисе могли бы убить меня.

Я смотрю на часы.

- Пять минут и ни секундой больше, - уступаю.

Ни секунды больше, напоминаю себе.

Я опираюсь о стол и наблюдаю, как она входит в мой кабинет и закрывает за собой дверь. Кажется, это происходит в замедленном движении, давая мне более чем достаточно времени, чтобы велеть ей остановиться и оставить дверь открытой. Рациональная, взрослая часть меня знает, что мне нужно сказать ей, не закрывать дверь.

Я не должен находиться наедине с этой девушкой. Я не могу остаться с ней с глазу на глаз.

И все же я стою здесь, тихо и молча.

Стою совершенно неподвижно, будто приклеившись к полу, потому что я не настолько доверяю себе, чтобы пошевелить хоть одной мышцей. Черт, я едва доверяю себе, чтобы дышать. Не тогда, когда на ней этот сарафан, мы одни, и она написала то, что написала.

Ничего хорошего.

- Почему вы зачитали в классе то, что я написала? – она тут же требует от меня ответа.

Я игнорирую этот вопрос, потому что у меня нет подходящего для него ответа. Вместо этого, я жестикулирую в сторону пустого стула напротив меня. – Не желаете присесть, мисс Тейлор?

Я стараюсь сделать свой голос чрезмерно вежливым и уважительным, совсем не таким, каким я был, когда видел ее в пиццерии. Я был за чертой, когда зажал ее у стены в пиццерии. Я потерял контроль, когда увидел, как тот парень обращался с ней.

Я говорю себе, что сейчас полностью контролирую себя. Вот почему я стою здесь, скрестив руки на груди, не двигаясь. Я спокойный, сдержанный и профессиональный.

По крайней мере, я чувствую, что все под контролем, когда Пьюрити садится на стул, и желтый сарафан движется вверх по бедру, пока она кладет ногу на ногу. Я напоминаю себе, что все под контролем. Мой член ведет себя так, будто у него свой разум, становясь по стойке смирно прямо перед ней.

На мгновение, она так же пренебрегает моей твердостью, как и тем фактом, что ее юбка задралась, по крайней мере, пока она ловит мой, блуждающий по ее ногам, взгляд.

Затем ее взгляд падает на мою очень заметную эрекцию.

Ее щеки розовеют, а глаза быстро встречаются с моими, когда она прочищает горло и смещается на своем сидении. Она понимает, что я твердый из-за нее.

Ее рука движется к подолу юбки, но она не одергивает его вниз. Пьюрити поправляет его, пальцы перебирают ткань, но она не делает ничего, чтобы прикрыть бедра.

Она играет со мной.

- Вы читали мою работу перед всем классом, - повторяет она мягким голосом.

- Анонимно, - напоминаю я ей. – И вы знаете, что часть класса получает отзывы на свои письменные задания.

- Вы читали мою работу в классе не потому, что хотели оставить отзыв, - утверждает она.

Это неправильно, радоваться тому, что она не согласна со мной? Она совсем не такая, какой, я думал, ее воспитал отец.

- Что же вы думаете, я делал, читая вашу работу классу, мисс Тейлор? – спрашиваю я невинно, как будто это обычный разговор, а не такой, где я сижу перед ней со своим вставшим членом. – Если вы не способны принимать критику, вам не следует находиться в моем классе.

Я веду себя как придурок. Я должен оставить ее в покое, но румянец на щеках Пьюрити становится ярче, и это только заставляет меня хотеть довести ее еще больше.

Ее ноздри раздуваются. Я даже не знаю, догадывается ли она. Ее вспышка раздражения делает мой член только тверже.

- Я не возражаю против критики, - щелкает она.

Пьюрити тоже за словом в карман не полезет. Мне хочется отшлепать ее.

- Что именно вам не понравилось? – спрашиваю я. – Ваш рассказ был более чем хорошим, как и мой отзыв о вашей работе. Вы дали мне именно то, что я искал.

Я произношу последние слова, прежде чем мой мозг осознает то, что я сказал. Это, наверное, самые честные слова, которые я когда-либо говорил, а также самые неуместные.

Пьюрити смотрит на меня, ее глаза расширяются, пока она крутит в руках подол юбки.

- Что вы ищете? – спрашивает она.

Ищите, не искали. Мы больше не говорим о задании. Она спрашивает, что я ищу. В настоящем времени.

- Вы не готовы дать мне это, мисс Тейлор, - предупреждаю я ее.

И себя тоже.

Сила его взгляда согревает меня вплоть до кончиков пальцев ног. Он неподвижно стоит, прислонившись к краю стола, не подавая никаких признаков жизни. Ну, кроме одного. Он твердый из-за меня.

Он твердый из-за меня.

Я мокрая из-за него.

Это так неправильно.

Я снова ерзаю и перекидываю одну ногу на другую, потому как пульсация между ними слишком сильная. Я чувствую это с тех пор, как он начал зачитывать мое сочинение в классе. Услышав, как он произносит вслух те слова, которые предназначались только для него, я разозлилась.

Но это также и завело меня.

Словно он читал их мне, как будто разговаривал именно со мной, стоя в середине класса. Слова, написанные мной, звучали из его рта раз в десять насыщеннее, чем когда их проговаривала про себя я. Сексуально, чувственно и наполнено страстью.

Я сидела в классе, крепко сжимая подлокотники сидения, отчаянно стараясь удержаться, чтобы не закрыть глаза и не начать фантазировать, будто он шепчет эти слома мне на ухо.

Так же, как и сейчас.

Я сказала себе, что приду сюда, чтобы высказать ему свое мнение о прочтении моего сочинения перед всем классом. Ведь он не случайно дал мне похоть и не случайно решил прочитать вслух мою работу; он сделал это целенаправленно, потому что знал, у меня нет никакого сексуально опыта.

Когда я заходила к нему в кабинет, мое сердце бешено заколотилось в груди, а адреналин и возбуждение волнами пронеслись по моему телу. Я уверяла себя, что я пришла сюда исключительно, чтобы удовлетворить свое любопытство относительно его отзыва, а не чего-либо другого.