- Отвлечь парней и меня этой маленькой юбкой. Эту цель ты преследовала, не так ли?

Прохладный воздух касается моего зада, и я понимаю, что мистер Гейб приподнял юбку. Мое сердце бьется миллионом ударов в секунду, пока я стою и жду от него дальнейших действий. У меня кружится голова, и я так напугана и возбуждена, что не могу трезво мыслить.

Единственная мысль в моей голове о том, что мистер Гейб только что задрал мою юбку. Он видит мой зад.

И сразу же, как только он поднимает юбку, он тут же резко отпускает ее. Я глубоко вздыхаю, разочарование мчится сквозь меня. Он даже не тронул меня, ни пальцем.

Его губы у моего уха.

- Ты отвлекала меня этой маленькой юбкой, - ругается он.

- Может быть, и да, - прерываю я, до слез разочарованная. – А может быть, это я хотела отвлечься в вашем классе. Или, возможно, мне хотелось, чтобы вы с трудом смотрели на меня, как тогда в вашем кабинете.

- Какой у тебя маленький грязный ротик, - произносит он лукаво. – Жаль, что такая хорошая девочка говорит такие грязные вещи.

- Я уже говорила вам, что я не маленькая девочка, - отвечаю я, стиснув зубы.

- Сэр, - резко горит он.

- Что?

- Я уже говорила вам, что я не маленькая девочка, сэр.

- Сэр, - скорее стон, чем нормальное слово. Почему то, как я называю его, еще больше возбуждает меня?

- Уже лучше, - рычит он. – А теперь скажи мне, как ты думаешь, должен ли я наказать грязную маленькую девочку за то, что она очень сильно пыталась отвлечь своего профессора во время занятия?

Я хнычу.

Наказать меня??

Мои ноги слабеют в коленях при мысли о каком-либо наказании от мистера Гейба.

Я сильно закусываю губу, пытаясь не заплакать от тоски, потому что он стоит позади меня. Он достаточно близко для того, чтобы провести рукой по моим бедрам, скользнуть между моими ногами, и, используя свои пальцы, избавить меня от моих страданий, но он этого не делает. Думаю, ему нравится мучить меня. Думаю, он может специально связать меня и даже пальцем не тронуть, чтобы довести меня до агонии.

Прямо сейчас я ненавижу его. Больше всего на свете.

- У меня нет целого дня для этого, девочка, - говорит он. – Как думаешь, как мне следует наказать тебя?

- Откуда мне знать? – отгрызаюсь я. Моя наглость застает меня врасплох, и я добавляю: «Сэр», как будто это сделает мой ответ более уважительным.

Я чувствую, как он отходит от меня, и мне хочется заплакать, но вместо этого я тихо стону. Он вообще не собирается меня трогать. Мое наказание – его игнорирование.

Я больше не могу терпеть такое наказание.

С его стороны очень жестоко довести меня до края, заставить хотеть его, а потом просто уйти.

Я жду, когда он откроет дверь и прикажет мне уйти. Снова.

Но вместо этого он обходит свой стол и, открывая ящик, достает оттуда чистый лист бумаги и ручку. Он смотрит на меня, медленно снимая колпачок с ручки. Затем он скользит бумагой и ручкой по столу, кладя их передо мной.

Он заставит меня писать?

Не говоря ни слова, он обходит стол и встает позади меня. Я чувствую его присутствие. Волосы на моей шее встают дыбом, и когда он шепчет мне на ухо, я дрожу.

- Наклонись и положи руки на чертов стол.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, но он опускается в кресло, где я сидела ранее. Я смотрю на него, пока он откидывается назад с широко раздвинутыми ногами. Небрежно, он расстегивает свой ремень, приподнимая брови.

- Я сказал тебе повернуться и посмотреть на меня, или я сказал тебе нагнуть свою маленькую задницу над столом?

Дыхание перехватывает в горле. Я стою и смотрю на него, когда его пальцы движутся к его молнии. Не хочу отворачиваться, потому что хочу посмотреть. Он собирается расстегнуть штаны. Я понимаю, что это значит, и я хочу увидеть его член.

Я никогда такого не видела.

Я нервная, возбужденная и полностью напуганная. Молча стою, и желаю того, чтобы он расстегнул штаны.

- Наклонись над столом, или пожалеешь, девочка, - приказывает он, его голос грозен.

- Я бы предпочла посмотреть на то, что вы делаете, - говорю я сдержанно. – Я могу... помочь вам.

Он смеется, при этом его глаза темнеют. Не могу сказать точно: он забавляется или сердится. Я испытываю шок, когда он расстегивает молнию и опускает руку прямо в штаны.

Мое дыхание учащается. Его рука находится у него в брюках, и он держит свой член. Однако он не вытаскивает его. Не показывает его мне.

Разве он не знает, насколько я хочу этого? Он вообще понимает, как сильно я хочу попробовать его?

Я хнычу. В отчаянии от того, что не могу помочь.

Уголок его рта дергается.

- Ты ведь раньше никогда не видела член, верно, девочка?

Я качаю головой.

- Нет, - шепчу я.

Он выглядит самодовольно. Это даже бесит, насколько он выглядит самодовольным, пока сидит там, положив руку на переднюю часть брюк, и глядя на меня, как на свою маленькую игрушку; как на кого-то, с кем он может поиграть. То, как он возбуждает меня, при этом сохраняя контроль, особенно бесит. Я хочу накричать на него за то, с какой легкостью он контролирует себя и не касается меня, в то время как все, чего хочу я – это оседлать его колени.

Хочу опуститься на его член и позволить ему пронзить меня, позволить ему забрать мою девственность и сделать меня женщиной. Я хочу почувствовать, как он вонзается в меня, подводя меня к краю. Хочу почувствовать, как он выходит из меня и вновь наполняет.

- Ты не увидишь его прямо сейчас, - говорит он, его глаза мерцают, пока я тихо стону. – К сожалению, только хорошие девочки могут смотреть на члены своих преподавателей. Но ты не хорошая девочка, да, Пьюрити?

- Не знаю, - шепчу я, добавляя, - сэр.

- Могу сказать, что это не так. Ты носишь короткую юбку, и делаешь член своего преподавателя твердым. Заставляешь своего преподавателя думать о том, как бы нагнуть тебя и трахнуть посреди класса, в момент, когда он должен преподавать. Все парни класса хотят тебя. Ничего из того, как ведут себя хорошие девочки, верно?

Он не ждет моего ответа.

- Все это требует наказания, не так ли?

- Все зависит от того, каким будет наказание, - отвечаю я. – Сэр.

- Непослушные девочки не могут выбирать свое наказание, - говорит он, указывая на стол за мной. – Плохие девочки нагибаются над столом и пишут на листе бумаги пятьдесят раз: «Я больше никогда не буду возбуждать своего преподавателя посреди класса». Именно такое наказание существует для плохих девочек, которым нужно поучиться дисциплине.

- Во мне достаточно дисциплины.

- Повернись, Мисс Тейлор, - говорит он, его голос жесткий. – Повернись и наклонись к столу. Выстави свою попку так, чтобы я мог смотреть за тем, как ты пишешь. Смотри на бумагу и следи, чтобы твой почерк был аккуратным.

Да кем он себя возомнил, приказывая мне развернуться?

На мгновение, я смотрю в сторону двери, пока мое сердце гулко бьется в груди. Проблема в том, что скорость моего сердцебиения – ничто по сравнению с той, требующей внимания, пульсацией между ног. Так что я уступаю.

Медленно разворачиваюсь, я наклоняюсь над столом, одной ладонью держась за поверхность стола.

Беру ручку в другую руку. Моя рука дрожит, и я не уверена, от чего больше – от того что возбуждена или из-за того, что нервничаю.

Я больше не скромничаю. Наклоняюсь так, чтобы мистеру Гейбу представился полный обзор на мои трусики. Глубоко вздыхая, я выгибаю спину, выпячиваю свою попку и выпрямляю ноги так, чтобы было видно как можно больше.

- Не вижу, чтобы твоя рука двигалась, девочка. Напоминаю: «Я больше никогда не буду возбуждать своего преподавателя посреди класса», - повторяет он.

Касаясь ручкой бумаги, я одновременно ощущаю себя невероятно глупо и ужасно возбужденно, пока медленно и методично вывожу фразу.

И следи за тем, чтобы твой почерк был аккуратным.

Мои соски напрягаются под лифчиком, и я так возбуждена, что готова отодвинуть пальцами чашку своего бюстгальтера, чтобы прикоснуться к себе. Но я не делаю этого, поскольку не знаю, что сделает мистер Гейб, если я вновь ослушаюсь его. Он положит меня на свои колени? Или, что хуже, он не прикоснется ко мне?