Юлия Резник - Его маленькая большая женщина

— Полина! — тишина.

Странно. Уже почти одиннадцать, а ее нет. Заглянул в холодильник, но есть не хочется. Одно желание — трахаться. Забыть все на ней, в ней А ее нет! Достает из бара коньяк, плескает в стакан. Один, второй Ближе к двум ночи — поворот ключа, и она заходит, скидывает дубленку, включает свет. На ней то, что называют маленькое черное платье. Волосы рассыпаны волнами по плечам, яркий макияж.

— И где это ты шлялась в таком виде?

Булат дома! Полина настолько обрадовалась, что даже не сразу поняла, что с ним что-то не так.

— Привет! Так день студента же, — улыбается несмело. — Девчонки в клуб позвали, а тебя же нет

— Девчонки?

— Девчонки, и ребята Одногруппники, — уже более настороженно.

— Ребята, значит. Это ты для них так принарядилась? А для меня — все тряпье застиранное, — как-то задумчиво.

Полина ничего не понимает. Что она сделала не так? Ей запрещено выходить, когда его нет? Но она же не рабыня, в конце-то концов. Между тем, Булат, как-то странно пошатываясь, приближается:

— Набираешься опыта?

От него несет алкоголем, и Полине становится страшно.

— Не понимаю, о чем ты.

— Да ну? — издевательски, — иди, приласкай папочку! Ты же еще не забыла о своей основной функции? Или одногруппники утомили?

— Ты несешь чушь!

Он закрывает ей рот рукой, поворачивает к себе спиной и стаскивает шлейки платья, оголяя грудь.

— Булат, подожди Не надо так

— Молчи!

Задирает вверх платье, и оно остается болтаться где-то на талии. Колготки вместе с трусами вниз, а ведь она все еще в сапогах! Наклоняет ее над столиком для мелочей.

— Обопрись, — хрипло за спиной. И руки сжимаются на попке.

Полине кажется, что это происходит не с ней. И сейчас отчетливо, как никогда, она понимает, что вот конкретно сейчас она НЕ ХОЧЕТ! Не хочет так! Упирается руками в столик, так как иначе просто упадет. Руки Булата уже вовсю шарят по груди, сжимая практически до боли, мнут ягодицы, скользят по ногам. А высвобожденный член трется о ее промежность. Два пальца с трудом протискиваются внутрь, где абсолютно сухо.

— Оближи!

Полина будто со стороны наблюдает, как пальцы, только что побывавшие в ней, раздвигают ее губы. Она (или все же кто-то другой) проводит по ним языком, смачивая. Рука мужчины опускается на член, размазывая по нему ее слюну. Этой смазки абсолютно недостаточно, и она понимает это при первом же толчке. Ему не очень удобно, даже учитывая то, что так и не снятые сапоги за счёт каблуков приподнимают ее сантиметров на 10. Но он настойчиво продолжает движение. И это просто адски больно! Полина всхлипывает, и мужчина, грязно матерясь, отрывает руки от ее груди, упирается ими в попку, контролируя глубину проникновения. Но ей не легче! Кошмар продолжается, пока тугие струи не выстреливают глубоко внутри.

Булат, пошатываясь, отстраняется от девчонки и бредет к себе в комнату. А Поля так и стоит, растрёпанная и несчастная, с текущей по ногам спермой.

Утро настигает его чудовищной головной болью и не менее чудовищными воспоминаниями о произошедшем. С чего его так климануло? С какого перепугу? Он ее практически изнасиловал! Да что там Изнасиловал, без всяких «но»! Нет, он, конечно, любил пожестче порой. Но по обоюдному, мать его, желанию! Почему он слетел с катушек, когда представил ее с другим? Ревность? Смешно! Сорок шесть лет прожил, не имея о ней понятия, а тут приревновал? Увидел ее разодетую, разукрашенную, и сразу в голову чёрте что полезло! Ему категорически не нравилось, как она на него влияла, какие темные глубины его души поднимала. Он не знал себя таким! Не мог представить, что способен на это. Он, прошедший войну, вынужденный убивать, переживший так много Он не знал, что способен на такого рода насилие.

Отодвинув боль на второй план, стучит к ней в комнату. Хриплое заходи, и вот он стоит перед ней, вглядываясь в каждую черточку. Запекшиеся, прикушенные губы, СИНЯКИ на груди, на которой она судорожно сжимает простыню, и какие-то совершенно отрешенные глаза. Утренний свет подчеркивает все содеянное им, и нет прощения, прежде всего для самого себя.

— Ты как, Поля? Маленькая

Поля отчаянно трясет головой, и совершенно чужой, как будто надтреснутый голос:

— Не надо! Нормально все.

— Я не повредил тебя?

Истерический смех:

— Говорю же, все в норме.

— Поля Я

Так непривычно видеть его настолько неуверенным И нет сил ничего слышать:

— Не надо, Булат. Правда. Ничего же не случилось сверх того, о чем договаривались. Хватит об этом.

Встает с постели, абсолютно голая. И никакого стеснения, что характерно. Чего уж теперь Шлюхи не стесняются, а она сама выбрала этот путь. Пора соответствовать. Берет полотенце, и мимо Булата — в душ.

Дни идут за днями, Полина учится, Булат пропадает на работе. Они почти вычислили крота, осталось проверить несколько фактов и отвести подозрения от других пацанов. И все, вроде бы, идет на лад, но вот Полина Он как с куклой заведенной живет. И не играет ведь, и губы в обиде не дует. Просто она — как неживая, как не она. Тихая, как мышка, в глазах пустота. Она больше не напевает под нос, когда занимается. Не пританцовывает под дурацкие песенки работающего музыкального канала при уборке. И больше не краснеет совсем. Чтобы он с ней ни делал. А он делает, не в силах отказать себе в этом удовольствии. Он трахает ее регулярно, улетая от ощущения ее молодого тела под собой. Каждый оргазм, как маленькая смерть. А Поля холодна! Нет, она не отказывает, но и не получает удовольствие. Она молчит, но он-то знает — она НЕ КОНЧАЕТ! А ему впервые это просто жизненно необходимо. Почему сейчас? Никогда раньше удовольствие женщины не было у него в приоритете. Женщина в принципе воспринималась им как средство достижения собственного кайфа. Он вообще не заморачивался на чужой счет, а с ней Все кувырком!

Телефонный звонок, а у него важное совещание. Полина. Недавно он подарил ей навороченный айфон и Макбук последней модели. Да, он жалок! Пытается купить прощение подарками. Полина сдержанно поблагодарила, но еще ни разу ему не звонила. И вот:

— Да! Полина?

— Не угадал, Монгол!

Булат весь подобрался. Взмахом руки призывая остальных к молчанию.

— Карась? Какими судьбами?

Зыркнул на ребят, а те уже развили бурную деятельность, подключают спутники, сортируют данные. Жужжат процессоры, десятки экранов мигают, и в их свете — Булат. Собранный и жесткий. Воин.

— Девка твоя у меня. На молоденьких потянуло? Что ж ты так не бережешь свое добро?

— Какая девка? Ты бредишь, Карась?

— Твоя девка, думаешь, не знаю, кого ты трахаешь?

— Знаешь? И что? Ну же, Карась, ближе к делу.

— Вертолет и миллион долларов! — ухмыляется.

— Все шутки шутишь?

— Ты отзываешь псов и уничтожаешь все, что на меня есть.

— С чего бы это? — притворно удивляется Булат.

— Ты что, оглох, что ли? Телка твоя у меня. — Брызжет слюной в трубку.

— Какая телка, Карась? Домработница, работающая у меня два месяца? Ты серьезно считаешь, что я отпущу тебя с миром только потому, что ты прихватил мою прислугу? Не тупи! Да и не даст это тебе ничего. Ты уже в черном списке… у всех, — Булат блефует, ему просто жизненно необходимо убедить Карася в своей полной незаинтересованности.

— Подумай, Монгол! Время до вечера. А я пока девкой твоей займусь — такая сладкая

И короткие гудки в трубке. У него скулы сводит от ярости, от того страшнее вполне себе спокойный голос:

— Засекли?

— Да, но вызов пропущен через несколько левых ip адресов. Дохлый номер.

— А маячки на телефоне?

— Булат Тахирыч, ну он же не дебил! Вами тренирован. Такие примочки на раз-два вычислит.

— Найдите его.

Сказать, что она была в ужасе — это ничего не сказать. Напротив нее сидел мужчина. Никаких других деталей парализованное сознание не отмечало. И у него был пистолет — это она видела особенно отчетливо. Глушитель холодно поблескивал в тусклых лучах уходящего дня. Что он от нее хотел — она не знала. И спросить не могла. Чисто физически не получалось.