Ладонь Скольникова была широкой, но с изумительно красивыми удлиненными пальцами, аккуратными и ухоженными ногтевыми пластинами. А еще его рука была горячей, и, кажется, почувствовав ее тепло, я поплыла. С какого-то перепуга мое тело начало отзываться на мужчину, имени которого я даже не знала до этого мгновения. Взрослого мужчину. Очень-очень взрослого.
Сейчас, в белоснежной рубашке и сером пиджаке, он смотрелся старше, чем расслабленно спящий в постели. Хотя тогда он был сильно небрит…
Скольников выпустил мою руку из своей, все еще не отпуская взгляда, а я рефлекторно подняла ладонь к шее и щеке. Как же сильно вчера и позавчера саднило кожу.
Когда мужчина спал, не было видно его взгляда. А до утра я и вовсе не была в состоянии соображать и лишь потому решила, что он моложе. Сейчас же, когда я глядела в его темно-карие, но такие холодные глаза, казалось, что Марк на целую вечность старше меня. Старше и сильнее.
— Ну что ж, — Скольников улыбнулся краешком губ, заставляя меня вздрогнуть, и тут же отвернулся, — я тебя еще раз поздравляю, Глеб, с такой красавицей женой. Твой отец был бы рад за тебя. — Мужчина кивнул и ушел, а я чуть рот не раззявила.
Он говорил про отца Глеба, который умер лет пятнадцать назад? Да сколько этому Скольникову вообще лет?
— Он на десять лет старше меня, — приглушенно сказал Глеб, а я испуганно прижала ладонь к губам.
— Прости, — протянула я, виновато улыбнувшись.
Скольников хоть и не обернулся, но, должно быть, услышал глупость, которую я ляпнула. Что же он делал в доме у Ромки? Старший брат или дядя? Он явно не был гостем этого сумасшествия, так как перерос студенческие вечеринки лет двадцать назад. Глебу было тридцать три, значит Скольникову… Боже, ну не мог же он быть отцом Ромки?
— Карин, — позвал меня Глеб. Видимо, я опять слишком задумалась. — Идите посидите за моим столом. Леся устала от незнакомых лиц. — Он тепло улыбнулся, глянув на свою уже жену, которой сейчас что-то говорить было действительно бесполезно. Она все свое внимание сосредоточила на Морковочке и держала ту на руках уже, кажется, дольше положенного. Я кивнула и попыталась забрать Маришу.
— Пойдем, Олесь, посидим немного. А то я устала. — Лишь тогда подруга с благодарной улыбкой отдала мне дочь и, слегка потерев свою поясницу, пошла за мной.
Олеся была на пятом месяце беременности, и ее небольшой животик было уже заметно, а еще Леся только недавно пережила серьезную травму головы, и тяжести ей были противопоказаны. А десятикилограммовый девятимесячный ребенок — это еще та тяжесть, даже такая чудесно морковная.
Я опять чмокнула малышку в сладкую щечку и прижала ее к себе. Родной отец Мариши бросил их с Лесей сразу после того, как подруга забеременела, а так как у нее не было ни родственников, ни друзей, кроме меня, и жила она со мной через стенку, я принимала непосредственное участие в уходе за Маришкой с самого ее рождения, ну и за самой Лесей, любя ее и заботясь о ней не меньше, чем о своей младшей сестре, а то и больше. У Кристины же была наша мама, а у Леси не осталось никого. *
Ближе к семи часам няня забрала Маришку в дом, Олеся проводила дочь печальным взглядом, а я, стоя в отдалении в тени одного из многочисленных деревьев, внимательно наблюдала и за самой Лесей, и за их гостями. Особенно за одним из них. Марком Скольниковым.
Поджав губы, я приложила к ним краешек бокала, но так и не отпила сок, все еще выискивая Скольникова.
Я не собиралась за ним следить. Совершенно. Хотела скорее забыть как страшный сон. Только вот час назад увидела, как мама, тепло ему улыбнувшись, с ним поздоровалась. Именно поздоровалась! То есть их никто не представлял друг другу — или представлял, но в начале вечера. Тогда зачем же им здороваться опять? И вот сейчас я не могла никого из них найти. Ни мамы, ни Скольникова. И это пугало.
— Значит, Карина, — хрипло раздалось в полушаге от меня, и я, вздрогнув, обернулась. Хорошо, что я стояла, прислонившись к дереву, иначе упала бы.
— Вам же уже меня представили, — колко ответила я и сделала глоток апельсинового сока.
Он был слишком насыщенным на вкус, не таким, к какому я привыкла. Хотелось разбавить его наполовину водой. Потому-то я и цедила содержимое этого бокала уже несколько часов.
— А теперь скажи мне, Карина, что тебе от меня нужно? — шепотом сквозь вежливую улыбку спросил он. Взгляд же мужчины был настолько холодным, что обжигал, вызывая изморозь у меня на коже и под ней.
— С чего вы, Марк, решили, что мне что-то от вас надо?
— С того, что за последние четыре дня встречаю тебя второй раз. — Он слегка поморщился, но затем тут же нацепил на свое лицо улыбку вежливости. Видимо, чтобы гости торжества, случайно глянувшие на нас, ничего не заподозрили бы.
— Кстати, кто вы Роману? — спросила я, набравшись смелости.
Специально отвернулась от мужчины, уставившись на светящиеся гирлянды. Начинало смеркаться, и подсветка теперь смотрелась в тысячу раз эффектнее. Пока я ждала ответа, наконец-то нашла взглядом маму, она что-то выговаривала Кристине, и я улыбнулась, чувствуя, как теплеет в груди.
Так было всегда: Кристину нужно было учить, контролировать и оберегать, я же была для мамы идеальной дочерью, вечно помогающей ей. На меня она могла положиться с тех пор, как мне исполнилось девять. Уже тогда я умела готовить яичницу, жареную картошку и макароны по-флотски, а еще я спокойно оставалась без мамы дома, присматривая за младшей сестрой.
— То есть ты хочешь сказать, что всего лишь пришла на вечеринку этого оболтуса, а сегодня оказалась здесь совершенно случайно? — в голосе Марка прозвучал скепсис. Но мне было все равно, верит он или нет. Ситуация ровным счетом отвратительная, с какой бы стороны я на нее ни посмотрела.
— Я хочу сказать, что я всего лишь пришла на вечеринку по случаю начала учебного года к своему одногруппнику. Вместе с остальными своими одногруппниками, — вторую часть вопроса я проигнорировала, потому что она помахивала абсурдностью. Это свадьба моей лучшей подруги! Конечно же, я здесь не случайно! Скольников промолчал, а я продолжила, все еще глядя на маму, которая определенно уже отчитывала за что-то Кристину. — И этот самый одногруппник — ваш однофамилец, кстати, — что-то мне подмешал, — последнее я произнесла со злостью, хоть и не хотела ничего выяснять. Сделанного не вернешь, и не стоит зря расстраиваться из-за того, что ты уже не в состоянии изменить. Но как же мне было гадко, кто бы знал.
— Ты хочешь сказать… — на мгновение его голос дрогнул, а мне малодушно захотелось обернуться и посмотреть ему в глаза. Каково это? Ему тоже неприятно? Или ему все равно? Но я, конечно же, сдержалась, продолжив разглядывать маму и Кристину. Цепляясь за них, словно за свой спасательный круг, лишь бы не скатиться в отчаяние и не начать заниматься самобичеванием. А что уж чувствует этот напыщенный индюк, меня никак не должно касаться.
— Да, именно это я и хотела сказать, — я хмыкнула и крепче сжала пальцы на ножке бокала, — что меня опоили со вполне ясной целью. Домой в таком состоянии уехать я не смогла, а потому спряталась. Увы, вы нарушили мое уединение.
— То есть ты хочешь сказать…
— Да что вы заладили одно и тоже, словно вас заело... — Я все же обернулась и зло уставилась на него.
Удивительно, но Скольников был растерян. Неужели к нему так часто прыгают в кровать голые девки, что он даже на секунду не подумал о том, что со мной что-то не в порядке? Я урывками помнила ту ночь, только вот прекрасно запомнила, как…
— Или вы возомнили, что я настолько без ума от вас, что решила покорить вас своей девственностью и неопытностью, но при этом вела себя как течная сука? — Я вздернула бровь и растянула губы в обворожительной улыбке, скрывая за ней всю свою боль и разочарование.
Разочарование, которого никто и никогда не увидит. Ни Скольников-младший, ни Скольников-старший, ни мама, ни сестра, ни тем более Олеся, чью свадьбу я ни за что в жизни не испорчу.
Марк отвел взгляд. Его челюсти крепко сжались, так же как и кулаки.
«Ба, да мы, оказывается, не настолько хорошо умеем держать себя в руках!» — мысленно возликовала я.
И есть что-то, что может вывести из себя этого холодного типа. Что ж, буду мучиться не я одна. Прекрасно. Не будь мне настолько дерьмово в душе, я бы порадовалась.