Джек остановил на мне свой темный, колючий, как мороз, взгляд.

— Элен, мне жаль. Но я ни за что на свете не позволю тебе ввязываться в то, во что ты собиралась ввязаться. Особенно теперь.

— Но ты обещал помочь…

— Я сдержу свое слово, но все, что нужно, я сделаю сам. Я ведь эгоист, помнишь? А наше с тобой время истекло. Спасибо за все, Элен, это было весело.

Я вскочила на ноги, пятясь от стола и пещеры. Но не так-то просто было вырваться из подземного царства и подняться на поверхность.

— Я не уйду! Ты не избавишься от меня так просто, Джек.

— Лгунья, — улыбнулся Джек. — Не сомневался, что так и будет. Ну и кто из нас двоих дает обещания, которые не может выполнить?

Шаги кого-то третьего стихли.

С запозданием я поняла, что этот человек уже стоит позади меня. Нужно было кричать или бежать, в конце концов, работники отеля могли хотя бы прийти на шум и помочь мне выиграть время, но вместо этого мои ноги приросли к полу, а сама я онемела под пристальным, непроницаемым взглядом капитана Картера.

После он отвел взгляд чуть в сторону, куда-то выше моей головы.

И кивнул.

Я не могла поверить, что он сделал это со мной.

Мужчина позади меня сократил расстояние до минимума, обхватив меня одной рукой, а второй — приложил к моим губам какую-то вонючую мокрую тряпку.

Глаза обожгли слезы. Легкие горели из-за задержки дыхания.

Он не вмешается, поняла я. Не остановит это безумие.

— Пошел ты, Картер, — выдохнула я и сама сделала один глубокий вдох.

Мир перед глазами стал плавиться и стремительно темнеть.

Джек, мать его, Картер смотрел на меня до самого последнего мгновения, что я оставалась в сознании.

Потом я рухнула во тьму.

Глава 25. Джек

Сука-жизнь любит лишать меня выбора.

Что в детстве, что теперь — она сначала дает мне слишком много вариантов, позволяет распробовать каждый, насладиться ими, а после одним махом отбирает всё, что имеет для меня ценность. И тогда самый худший и беспощадный вариант становится единственным выходом.

Как сейчас с Элен. Как и когда-то с единственной женщиной, что я по-настоящему любил в своей жизни, — мамой.

Глядя на пьяного отчима, я всегда знал, что не прибегну ни к алкоголю, ни к другим опиатам, но после смерти мамы в этом больше не было никакого смысла.

И в старших классах интерната я подсел на порошок.

Мой дядя, ставший моим опекуном, тогда же лишил меня денег, надеясь, что бедность поможет избавиться мне от зависимости. Наркоманом я действительно не стал. Но только потому, что больше чем себя, я любил небо. Единственная любовь всей жизни, что у меня оставалась после того, как у меня отобрали все остальное, что делает человека тем, кто он есть: дом, друзей и родителей.

Только синее небо над головой, а не отсутствие денег, и помогло пережить ломку. Только ради неба я забил на разрушительное детство, поступил в летное училище и все-таки выучился на пилота.

Долгие годы именно небо помогало мне выживать на земле.

А после появилась — она.

Моя первая жена.

Да, я был женат. И даже был счастлив.

Но в те дни я летал слишком много, как и Андрей Романов. Авиация — это всегда много часов в небе или на тренажере, не бывает иначе, и Элен сразу поняла, что со мной что-то не так.

Люди не птицы, которых достаточно выбросить из гнезда, чтобы крылья, ветер и инстинкт сделали свое дело. Чтобы летать, пилотам нужен опыт, а это долгие-долгие часы обучения.

Не всем женщинам хватает терпения. Не всем достаточно кратких встреч урывками между рейсами и стыковками.

Моей жене всего было мало. Я не мог винить ее в этом, но и отказать небу не мог. Я разрывался, спасая брак, но несколько внештатных ситуаций на борту доказали, что без опыта я просто вернусь в цинковом гробу обратно, а это никому не нужно.

Но моя жена продолжала ставить ультиматумы.

У нее были свои связи. Да и у меня они остались, еще со времен закрытой школы для богатых мальчиков, которые знали, как надо развлекаться на полную катушку. И однажды нашелся вариант, который устроил нас обоих: летать надо мало, а деньги платят хорошие.

Я любил небо, но не хотел терять жену. Нигилизм, фатализм и эгоизм — коктейль похлеще «Молотова».

Так британец, потомок аристократов, оказался на борту частного самолета, который помогал ирландцам в их борьбе за независимость против Короны. На меня смотрели, как на сумасшедшего.

В рассветном мраке я приземлялся на воду у скалистых берегов, ждал, пока в пузо погрузят ящики без опознавательных знаков с плоских лодок, а после летел на закрытый аэродром среди зеленых холмов, где желал ирландцам успеха в их нелегкой борьбе.

В те дни я впервые наступил на горло собственной морали, уговаривая себя, что если не я, то кто-нибудь другой все равно поднимет этот чертов самолет в воздух. Я всего лишь пилот и не играю никакой существенной роли в этом многолетнем противостоянии и подпольном бизнесе по перевозке оружия.

Самообман. Как закрывать глаза на всю фуру в целом, которая сбила вас на пешеходном переходе, и всеми силами проклинать только ее левое колесо. Но я был счастлив в те дни.

Там, работая на ИРА, я впервые познакомился с Американцем из Чикаго, который помогал Ирландии поставками. До сих пор я знать не знал его настоящего имени, поскольку все кругом пользовались кличками. Да мне это и не нужно было.

Постепенно, я стал все чаще отказываться от официальнх рейсов в пользу коротких и хорошо оплачиваемых. Я мог проводить больше времени с женой и при этом все равно бывал в небе.

Я удержал семью от распада и надеялся, что буря миновала.

Но она не миновала. Просто задержалась в пути, и однажды я все равно остался один на руинах семейной жизни, на алтарь которой возложил почти все.

К тому времени, для меня было уже слишком поздно возвращаться в официальную авиацию, поскольку для них я даже не поднимался в небо эти несколько последних лет. Дверь в прежнюю, простую человеческую жизнь, в которой не нарушают законы каждую секунду, в которой пользуются именами и знают всех соседей в лицо, захлопнулась перед моим носом, отрезая меня от шанса хотя бы попробовать жить нормальной жизнью.

Я больше не мог оставаться в Британии.

Американец к этому времени тоже перебрался из Европы в Южную Африку, так что я последовал за ним. Взялся за рейсы с порошком — дорогие, опасные, на которые не брали людей с улицы без определенной репутации.

Я был кокаиновым наркоманом в завязке, и только в этом обществе мог не скрывать этого, более того, этот факт моей биографии только добавлял лишних очков репутации. Даже в самом паршивом состоянии я знал, что никогда снова не прибегну к наркотикам, а случаи, когда пилоты брали свою долю не только деньгами, были не так уж редки.

Я продолжил просто выполнять свою работу. Единственную, благодаря которой я все еще мог подниматься в небо.

Небо, секс и деньги. Сфера моих интересов стала довольно ограниченной, но мне казалось, что все другие люди именно так и живут, нет?

После того, как все мои труды по сохранению семьи канули в Лету, эмоций у меня больше не осталось. Совесть устала талдычить об одном и том же, мораль окончательно свыклась с двойными стандартами, а я имел полное право быть тем, кем и всегда был, но только сдерживался ради женщины, которую когда-то любил.

Эгоистичным мудаком.

Когда-то передо мной было слишком много вариантов того, какой может быть моя жизнь, но теперь, какой ни выбери, ни один уже ничего не мог исправить. Когда я был рядом с Элен, нас разделяло не только пресловутое «мужчины с Марса, женщины с Венеры», между нами была пропасть.

И если я хотел преодолеть ее, то именно я должен был спуститься на самое дно.

Я мог бы отвести глаза, но заставил себя смотреть на то, как закатываются ее глаза от хлороформа в руках Американца. Предательство женщины, которая доверилась тебе, — что это, если не оно самое?

— Уверен, что проблем не будет? — Американец подхватил Элен на руки и кивнул в сторону, в которой испарился владелец отеля-музея.

Я отозвался чужим глухим голосом:

— Я выкупил у него все номера на неделю вперед. Он получит деньги только после того, как мы уедем.