Жасмин Майер - Эгоист

И он помнил меня… Хотя и пытался не показать виду.

— Все будет хорошо… — выдохнул он, поглаживая широкой ладонью по волосам. — Вот увидишь.

— Спасибо… — сказал я, но запнулась.

А как я должна называть его?

— Мое имя Эдвард Тайлер, — широко улыбнулся он. — Приятно познакомиться с тобой, Элен Джонс.

— И ты ведь не женат, верно? — отозвалась я, вспоминая его байку про ревнивую жену.

— Свободен, как ветер, мисс Джонс, — улыбнулся он голливудской улыбкой и покивал, словно читал мои мысли. — Я обещал убедиться, что с тобой все хорошо, но теперь мне пора. Дела не ждут.

— Мы еще увидимся?

— А черт его знает, — снова улыбнулся он и отстранился.

Я вдруг поняла, что все это время дядя Джека очень внимательно следил за тем, как я обнимаю и вообще веду себя с другим мужчиной. Какие выводы он сделал, по его лицу-маске понять было нельзя.

Эдвард Тайлер, татуированный едва ли не с головы до ног, огромный как американский гризли, тоже посмотрел на британца.

— В ней, кстати, килограмм пятьдесят, не больше, — едва слышно проворчал тот. — А вырубило ее, как гиппопотама при транспортировке из Австралии.

Он недоволен тем, что Американец перестарался с дозой? Почему?! Какое ему дело до этого?

— Прошу прощения, мистер Честертон, — на полном серьезе отозвался Эдвард и спросил тише: — Вы уже были у него?

— К нему еще не пускают, — также тихо ответил Честертон.

Боже.

Что с Джеком? Где он?

Я перехватила хмурый взгляд Честертона, и его холодные, как лед, глаза мигом смягчились. Он только покачал головой.

— Сначала вас должны осмотреть врачи и выписать из больницы, мисс Джонс, а после мы вернемся в отель, где и поговорим о наших делах. До свидания, мистер Тайлер. И спасибо.

Мужчины пожали друг другу руки. Американец еще раз обнял меня, как обнимал бы младшую сестру.

И ушел.

Больше я никогда его не видела.

После обещанных осмотра и выписки из больницы, Честертон вызвал черный «Лексус» с водителем, и мы двинулись в сторону отеля. Того самого, белого, что крепостью вздымался над всем бедным районом, мимо которого мы проехали с Джеком, казалось, целую вечность назад.

В дороге я заметила, что за нами не отставала неприметная легковушка.

— Это ваша охрана, мисс Джонс, — бросил Честертон, не глядя. — По Тунису вы теперь будете передвигаться только с ней. А это ваш водитель, мистер Томас. Он будет возить вас, поскольку ваши права аннулированы. Я решил не брать на работу никого из местных.

Охрана и водитель. Ладно, допустим. За руль я бы все равно не села, учитывая, что водить не умела, но зачем мне понадобилась охрана? Оставалось только дотерпеть до отеля, в котором, как обещал Честертон, я получу все ответы.

Не разгоняясь, «Лексус» полз по ухабам, мимо пыльных берберских домов и пожухлых растений, поникших под зноем пустыни. Часть пристроек были на поверхности, но большая часть этих домов — находились под землей, совсем как номера «Сиди Дрисс». Такие дома к тому же помогали переживать жару Южной Сахары, особенно в разгар лета.

Покинув город, машина словно пересекла невидимую границу между мирами. Мы свернули на прямую, как стрела, асфальтированную дорогу, ведущую мимо высаженных на одинаковых промежутках пальм на ярко-зеленых газонах. У одной из этих пальм и произошла моя «авария».

Контраст между нищим берберским городом с чахлыми кустами и идеальной трассой, на которой даже уход за газоном в условиях пустыни стоил колоссальных трудов, был невероятным.

Отель был той же сети, как и тот, в котором жил Джек в столице. Он принадлежал шейху. Тому самому, что спонсировал «Юнисеф». От неслучайных совпадений голова уже шла кругом.

«Лексус» въехал на территорию отеля и остановился. Все в этом месте, начиная от гладких мраморных плит и позолоте на деталях интерьера и одежде персонала, буквально кричало о богатстве.

Следом за нами в холл вошли двое мужчины в черном из той самой легковушки. Они ни на шаг не отставали от нас с Честертоном. Люди в холле смотрели на нас с интересом и почтением, а я ощущала себя звездой в отпуске.

Как только мы вошли в кабину лифта, Честертон нажал на кнопку, и тот мягко и бесшумно взмыл к последнему этажу. Первыми вышли охранники. Они просканировали коридор и кивком разрешили нам с Честертоном выйти следом.

— Устали с дороги? — спросил он, пока мы шли к номеру. — Вам нужно время, чтобы прийти в себя?

— Нет. Я хочу узнать обо всем, что случилось…

Он кивнул и указал на дверь.

— Ваш номер этот, мой смежный. Охрана — по бокам от нас. Ждать здесь, — бросил он парням и, распахнув номер, позволил мне пройти первой. — Его уже проверили перед нашим заселением.

Я вошла в просторный трехкомнатный номер, от убранства которого аж дух перехватило. Честертон захлопнул дверь и прошел к бару. Это был не просто холодильник, размером с коробку. Это был самый настоящий минибар: алкоголь на любой вкус был перелит в хрустальные емкости, внизу за прозрачной дверцей виднелись запасы льда и шампанского. Блестящие бокалы покоились по обе стороны от напитков.

— Садитесь, Элен, — бросил Честертон, звеня бокалами. — На людях я буду обращаться к вам как к мисс Джонс. Всегда. Но, когда мы будем наедине, я буду звать вас Элен, чтобы вам было привычнее.

— Х-хорошо… — отозвалась я, опускаясь на край бархатного кресла. — Как мне обращаться к вам?

— Можно просто Филипп.

Он сорвал с себя пиджак и швырнул в кресло, следом отправился галстук. Честертон подхватил бокал с янтарным виски и повернулся ко мне.

— Рассказ будет длинным. Если вы голодны, то лучше заказать еду прямо сейчас.

— Спасибо, я не хочу есть.

Он сделал глоток и вдруг сказал, пристально на меня глядя:

— Что Джек нашел в вас Элен? Почему вы?

Я опешила от такого вопроса, но что ответить не знала. Что Джек чувствовал ко мне? Что он нашел во мне? Даже я этого не знала, а сам Джек не спешил делиться со мной чувствами. И наоборот, только и делал, что подчеркивал, что у нас с ним нет никакого будущего.

— Я не знаю… — честно ответила я. — Это Джек попросил вас приехать сюда? Почему? Где он сейчас? Я могу его увидеть?

— Никто не может, — покачал головой Филипп. — Сейчас Джек в больнице. И к тому же он арестован.

— Что с ним? И за что его арестовали?…

— Он тяжело ранен, но жить будет. Так мне сказали врачи. На нем был бронежилет, так что внутренние органы не задело осколками, к тому же ударной волной от взрыва его выбросило наружу, в ангар. Поэтому он легко отделался, если так вообще можно выразиться в его состоянии. Алану, его второму пилоту, досталось куда хуже.

Взрыв. Осколки. Ударная волна.

Слова ранили, как пули.

Он мог лежать в той же больнице, что и я. Вот почему Честертон и словом не обмолвился об этом там. Я бы ни за что не уехала оттуда так просто.

Филипп налил во второй бокал виски и протянул мне. Я залпом осушила его, а потом вытерла набежавшие слезы тыльной стороной ладони.

— Расскажите, пожалуйста, что произошло. Я должна знать.

— Официальная версия следствия такова: на борту самолета во время технического обслуживания и подготовки к взлету произошел взрыв. Первоначальной версией следствия было то, что взрыв произошел по неосторожности при работе с дизтопливом, но она разбилась в пух и прах после того, как полиция обнаружила на борту боеприпасы и оружие. Джека хотели подставить, сдать полиции и навешать на него старых дел, но он переиграл их. Зная его связи, думаю, ему ничего не стоило найти пару пушек. К моменту прибытия полиции борт должен был быть официально чистым, но на деле это оказалось совсем не так.

Честертон перевел дух.

— Сейчас ведется расследование. Ни Алан, ни Джек — два важнейших свидетеля, — сейчас не могут дать показания, но полицию поторапливают власти Туниса. Такие люди, как ваш друг, мистер Тайлер, всячески добиваются того, чтобы к расследованию допустили иностранных наблюдателей, поскольку вдобавок ко всему обвиняемые — иностранцы. А это Тунис, где все решают деньги и связи. И это Матмата — регион, который живет на деньги семьи Амани, и живет куда лучше других тунисских округов, благодаря фармакологическому бизнесу шейха. Если дело будет расследовать только тунисская полиция, то Джека не спасет даже то, что он британец, но сейчас есть все шансы, что наше посольство тоже не даст просто так спустить это расследование на тормозах. По крайней мере, ему наконец-то пригодился его настоящий паспорт, — вздохнул Честертон.