Уильям захлопнул дневник, всё еще не в состоянии дышать. Перед глазами вдруг встало бледное лицо Шарлотты, когда в ту ночь ранения, она склонилась над ним, чтобы помочь, и обняла его. А по щекам ее катились слезы. Слезы, не только потому, что она испугалась.
Она любила его? Шарлотта любит его? Даже, когда отказывала ему?
Он был слеп. Так беспечно слеп и только сейчас глаза его открылись широко.
Боже правый, то, что он держал в своих руках!.. Это…
Он задыхался. И не мог поверить в то, что Шарлотта не просто любит его.
Она любила его с тех пор, как появилась в свете. С молодых лет, когда влюбленность приходила к впечатлительным девушкам и уходила, заменяясь новыми увлечениями. Но ее сердце было постоянно, в отличие от него. Ее сердце было благородно, в отличие от него. Ее сердце знало, что такое сострадание, пережило самые мучительные минуты падения, предательства и… И всё равно продолжало любить его, сострадать ему.
Господи, он даже не подозревал об этом, а она… Семь лет носила в груди сердце, которое он ранил, сам не зная об этом. Ранил даже тогда на ужине, не представляя, что это значит для нее, когда едва ли не наказал ее за то, что она считала его непостоянным. После всех этих наблюдений, она… Господи, она даже вела счет всем женщинам, с которыми он уходил!
Уильяма охватил настоящий ужас. Он почему-то был уверен, что если покопаться в записях, он найдет имена всех женщин, с которыми он был.
И после этого он удивлялся, что она не желала стать его женой? Жена, которую он так же бросит и уйдет к другой, потому что не знал ничего другого? Не был постоянным!
Уильям покачнулся и закрыл глаза.
Боже правый, она любила его! Она позаботилась о нем той ночью, даже когда увидела, что он ушел с леди Хартли, решив, что он ушел с ней по той же причине, по которой уходил всегда. У нее не было причин думать иначе. У нее были… все причины, чтобы не доверять ему, ненавидеть его. И все равно она молилась Богу о том, чтобы он поскорее поправился.
А сегодня ночью пришла и осталась с ним, продолжая считать его не только распутником, но ни на что не годным! Потому что любила его той любовью, которая умела прощать, которая знала, что такое сострадание, боль потери и…
Уильям боялся открыть глаза.
Она любила его, когда целовала его. Вот, почему она не могла остановить его ни в первый раз, ни во второй. Вот, какая сила светилась в ее глазах, когда он смотрел на нее. Она ждала этого целых семь лет. А что он сделал? Мучил, преследовал и грабил ее, забирая всё новые поцелуи, наивно полагая, что этим сможет завоевать ее.
Он вдруг почувствовал себя ничтожным и таким маленьким по сравнению с ней, что даже его чувства терялись перед ней. Такая искренняя, благородная, смелая и нежная. Она обрушила его мир, перевернула все вверх дном… Но даже сейчас она думала о том, что не нужна ему.
Что он поиграется с ней и…
«И что будет, когда вы получите то, что хотите?»
Теперь он так хорошо понимал случайно оброненную фразу, которая обнажала ее ранению душу.
— Уильям, милый, что с тобой такое? Почему ты такой бледный?
С трудом заставив себя открыть глаза, Уильям взглянул на сестру, которая… так много сделала для него. Которая пыталась помочь ему, а он… дурак, думал, как утопить ее.
Когда чувство реальности вернулось, а голова перестала кружиться, он ощутил просто удушающую потребность броситься за Шарлоттой, но… Но он не должен был открывать ее дневник. Она решит, что он по-настоящему ограбил ее, проникнув в ее сокровенные мысли. Она не простит ему этого. Он и так с трудом отвоевал небольшое ее доверие.
Глупец, а он думал, что она целует его только потому, что он самый искусный из соблазнителей.
Боже, сумеет он любить ее хоть бы в половину так сильно, как она?
Он должен был найти любой способ, чтобы исправить всё… Он должен был попросить у нее прощение, пойти на бал и пригласить ее на танец… И хоть он уже танцевал с ней, Уильям до сих пор понятия не имел о том, что это на самом деле значило для нее.
Боже, Шарлотта!
О Гретна-Грин стоит забыть раз и навсегда. Она была достойна самого лучшего!
Уильям попытался совладать с собой, засунул дневник в сумочку и протянул Лидии. Он был благодарен небесам за эту случайность, потому что у него действительно открылись глаза.
— Это… это вещи Шарлотты, — заговорил он хрипло. Откашлявшись, Уильям вложил сумку Лидии в руки и отошел от нее. — Передай это ей. Не говори… о том, что я нашел их.
Лидия с каким-то ужасом смотрела на него.
— Что с тобой?
Он сделал еще шаг назад.
— Н-ничего. Иди в дом. Я… я должен немедленно отправиться в Лондон. До встречи.
Он развернулся и ушел, даже не обернувшись.
— Уильям, стой! И Роберт уехал… Какого черта вы уезжаете раньше времени?
Но он уже ничего не слушал.
Уильям боялся, что если вернется в дом и взглянет на Шарлотту, она поймет все по его лицу. Ему нужно было… успокоиться, а потом… поехать к ней и попросить прощение. Ни в коем случае не выдать того, что он видел ее дневник, иначе она до конца дней будет думать о том, что он из жалости породил в душе чувства, которые пытался представить как любовь. Ведь она была о нем такого низкого мнения.
И всё равно он даст ей всего день, а завтра с первыми лучами поедет к ней домой и… И падет к ее ногам, предложит ей свое сердце и будет надеяться, что она примет его так же, как это глупое сердце.
Уильям приехал домой к двум часам дня. Бешеная скачка немного успокоила его, но… Но не прогнала боль в сердце. В мозгу все еще звучали слова, которые он читал тогда у озера, и… И с таким отчаянием хотел увидеть Шарлотту, что едва не повернул и не поехал обратно к ней. Как он докажет ей, что она единственная, кого он хотел видеть в своей жизни? Как он докажет, что только она живет в его сердце, если семь лет она видела то, что стерло в ней всякую веру в постоянное сердце, на которое он не был способен по ее мнению?
Злой и уставший, грязный с дороги, Уильям спешился, отвел коня в конюшню, расположенную в задней части дома, и пошел в дом, где царила тишина.
Только в доме его ждали.
Не его слуги.
Уильям застыл, когда увидел в холле пятерых мужчин. Всех незнакомых, а одного в странном, напоминающем форму констебля форме и высокой шляпке котелке.
Дородный мужчина с густыми, неухоженными бакенбардами, вышел вперед. Уильям вдруг подумал о том, что сказала бы Шарлотта об этих страшных бакенбардах, если бы увидела их, но вся веселость тут же исчезла, когда мужчина раскрыл перед ним длинный свиток.
— Милорд, вы Уильям Джеральд Эджуорт, граф Холбрук?
Черт, за последние несколько часов он так часто слышал свое полное имя, что его даже передернуло.
— Да, а вы кто?
Лицо мужчины, потное и недовольное, исказилось от злобы. В другой руке он держал кипу раскрытых и неровно сложенных вместе документов.
— Я — виконт Хаксбридж, подданный его величества. Констебль Беркли нашел у вас дома документы, касательно плана Наполеона напасть на Британию. Откуда они у вас? И где месье Леклер?
Уильям застыл.
— Откуда у вас это бумаги?
Глаза виконта торжественно заблестели.
— Так вы не отрицаете того, что знаете об этих бумагах? — Он тут же кивнул голову на упомянутого констебля в длинной черной шляпке, который тут же вышел вперед. — Что ж, так даже проще. Мистер Беркли, арестуйте его.
Уильям изумленно уставился на него.
— Что?
Пожилой виконт чопорно заявил:
— Именем короля и регента, Уильям Джеральд Эджуорт, граф Холбрук — вы обвиняетесь в государственной измене за планирование заговора по свержению нашего монарха, за укрывательство французских шпионов, и я приговариваю вас к повешению.
Уильям попятился.
— Вы что, с ума сошли? Я сам пару дней назад выбил весь дух из вашего Леклера и…
И только тут вспомнил, о чем говорил ему Роберт. О том, что никто не знал о вовлеченности Уильяма во все эти дела. И что Леклер, провалив задание, захочет отомстить ему. Вот и подкинул все документы ему в дом. Черт побери, но Леклер не шутил, а Уильям недооценил врага.
Беркли подошел и скрутил ему руки так, что заболело плечо, и Уильям не смог высвободиться.