— Слава Богу, я думала, тебе не понравится.
Он изумленно уставился на нее.
— Не понравится? Такой шедевр? Тем более от тебя? — Сокрушенно покачав головой, Уильям подхватил ее на руки и понес к кровати. — Кажется, я все еще мало целую тебя, чтобы убедить, как это волшебно для меня.
Она рассмеялась, когда упала на кровать, а потом потянула его к себе, взяла его лицо в свои ладони, а пальцы уже привычным жестом погладили темные бакенбарды.
— Это был не единственный подарок, — шепнула она лукаво.
Уильям застыл, пристально глядя ей в глаза.
— Не единственный?
Она с улыбкой покачала головой.
— Нет. У меня есть еще один подарок.
Уильям ухмыльнулся.
— Еще один набор? — Она глухо рассмеялся. — Сердце моё, ты решила?..
Он не договорил, потому что Шарлотта прижала палец к его губам.
— Этот подарок здесь.
Он нахмурился, коснувшись губами ее пальца так, что она убрала свою руку.
- Ты спрятала его под подушку?
На этот раз Шарлотта ничего не сказала. Лишь взяла его руку, спустила ниже и, пока Уильям, затаив дыхание, соображал, что она делает, жена опустила его ладонь на свой плоский живот.
— Он вот тут.
Уильям почувствовал, как волосы его шевелятся на затылке. Его парализовало так, что он не мог пошевелиться.
— Ты… ты…
Шарлотта улыбнулась ему с такой нежностью, как не улыбнулась никогда прежде. Глаза ее горели полным и безоговорочным счастьем.
— Я уверена. — Она чуть подалась вперед и быстро поцеловала его, вызвав такую острую судорогу во всем теле, что он едва не упал на нее. — Уверена в том, что через восемь месяцев у нас родится Джейсон.
Так звали его отца.
Уильям с таким ошеломлением смотрел на жену, совно никогда прежде не видел ее. Возможно, так и было, потому что он никогда еще не испытывал к ней ту любовь, которая нахлынула на него сейчас. Однажды он подумал о том, что у них могут быть дети, и ему было больно при мысли о том, что он может не увидеть своего ребенка, но теперь…
Тяжело дыша, Уильям медленно склонился к ней и с какой-то благоговейной нежностью поцеловал ее, будто боялся развеять сон, который все еще снился ему.
— Ты знаешь, как сильно я тебя люблю? — прошептал он, снова коснувшись ее губ.
Ему всегда было мало ее губ, ее всего.
Шарлотта рассмеялась, снова взяла его лицо в свои ладони и в который раз погладила его отросшие бакенбарды.
— Иногда мне кажется, что ты сам не знаешь, как сильно я сама люблю тебя.
Уильям мог бы улыбнуться, если бы его не душила такая оглушительная любовь к ней. Его ладонь чуть заметнее опустилась на ее живот, на то, что он будет охранять ценой собственной жизни до тех пор, пока дышал.
— Я говорил тебе, какая ты божественная? — спросил он между поцелуями, улегшись рядом с ней.
Шарлотта поцеловала его в ответ и улыбнулась.
— А я говорила уже, что тебе пора побриться?
Он опустился на нее, развязывая пояс ее шелкового пеньюара, и снова крепко, жарко, пламенно поцеловал ее.
— Я побреюсь, только позже.
Она разомлела от его поцелуев, но смогла оторваться от него, чтобы сказать:
— Обожаю смотреть, как ты бреешься.
Уильям застыл, потому что знал, когда она так говорит.
— Который длиннее другого?
Она озорно улыбнулась и коснулась его правой щеки.
— Вот тут чуточку длинновато.
Он улыбнулся.
— А по-моему они ровные.
— Ты не доверяешь своей жене?
На этот раз рассмеялся Уильям и снова накрыл ее губы своими.
— Всецело и полностью, и чтобы доказать это, вручаю в твои надежные руки свою новую бритву. Отныне будешь брить меня сама.
Шарлотта почувствовала, как он сбрасывает с себя свой собственный халат и опускается на нее всей своей тяжестью. Совсем скоро у нее не останется здравых мыслей, но сейчас…
— А если я случайно порежу тебя?
Его рука легла на ее грудь, оттеснив еще с десяток тысяч мыслей.
— Помнится, кто-то говорил, что быстро учится.
— Помнится, кто-то говорил, что я не смогу держать в руке бритву…
Стон сорвался с ее губ, когда он отодвинул полы пеньюара и, склонив голову, припал к ее груди.
— Это так, сердце моё, но чтобы лишить себя замечаний, поверяю это тебе.
Шарлотта закрыла глаза и ахнула, ощутив ласку его языка.
— Но мне нравится твоя шея, я не хочу поранить тебя.
Уильям глухо рассмеялся, поднял голову и перед тем, как завладеть ее губами, молвил:
— Моя шея никогда не будет в более надежных руках, чем в твоих.