Владимир узнал обо всем и страшно возмутился. Всю жизнь был снисходительным мужем, а тут вдруг не простил жене увлечения и потребовал развод, хотя и поверил ее клятвам, что секса на стороне не было. К сожалению, поклонник жены был его деловым партнером, и Владимир решил, что Лена опозорила мужа, выставила дураком и рогоносцем перед всей бизнес-элитой, потому потребовал развод.
Жизнь благополучной семьи в одночасье превратилась в ад. Елена боролась за брак, не гнушаясь ничем. Когда все пряники были отвергнуты, в ход пошли кнуты – шантаж детьми, клеветнические статьи в прессе и даже ужасный пасквиль, изданный в роскошном переплете. Может быть, родители бы и поверили той напраслине, которую Лена возводила на мужа, но информация про них самих была насквозь лживая. Они оскорбились и недоумевали – зачем понадобилось выдумывать дикие истории, которых никогда не происходило? С какой радости написала, что родители развелись, хотя они очень даже дружно живут вместе? Допустим, Лена считает, что у нее было тяжелое детство, неужели нельзя подкрепить этот тезис реальными примерами, а не вымыслом? И вообще зачем понадобилось публично очернять папу с мамой? Месть за то, что они когда-то давно противились ее браку, а теперь слишком нейтрально отнеслись к перспективе развода? Что осудили Лену за манипулирование детьми? Но где это видано, чтобы отец с матерью не имели права высказать своего мнения?
В общем, родители крепко обиделись на дочь. Только она была их дочь, переживала тяжелое время, и ей нужен был не справедливый суд, а помощь и поддержка.
Конфликт рос как снежный ком. Наверное, если бы Лена изменила мужу по-настоящему, то считала бы себя виноватой, молила о прощении, которое и было бы в конце концов даровано, но она искренне не понимала, отчего ее легкий флирт вызвал такую бурю негодования. В конце концов, она красивая женщина, и не ее вина, если мужчины активно за ней ухаживают.
Нет, роль кающейся грешницы Лена неспособна была играть даже ради сохранения брака.
Бывает иногда, что скандал, разгоревшись, приобретает уже самостоятельную ценность, причина его забывается, и главным становится не решить проблему, а настоять на своем. Так вышло и у Иваницких. Владимир упорствовал в желании развестись, а Лена делала все, чтобы не дать разводу состояться.
Если бы только муж спокойно подумал, что как бы то ни было, а жена ему не изменила в полном смысле слова, и годичный бойкот – вполне достаточное наказание за флирт, а жена бы прикинула, что стать свободной женщиной на условиях, которые предлагает Владимир, – далеко не конец жизни… Если бы хоть кто-то один сделал хоть маленький шажок навстречу…
Но нет, главной целью для каждого стала победа над другим супругом, и они совсем забыли, что в этой войне победителей не бывает.
Мать пыталась образумить Лену, но все увещевания дочь пропускала мимо ушей, нисколько над ними не задумываясь, и даже не трудилась делать вид, будто слушает.
Тогда отец решился на серьезный разговор с зятем. Он сказал, что наступает в жизни время, когда надо принять, что чего-то уже никогда не случится, иначе, гоняясь за химерами, разрушишь то, что у тебя есть. В свое время Владимир выбрал их дочь, пленившись ее красотой, но ждать, что под этой оболочкой обнаружится душа матери Терезы, было бы наивно. Выбирая что-то, мы одновременно от чего-то и отказываемся. Он, отец, знает свою дочь и понимает, что она эгоистичная, немножко истеричная, возможно, не слишком добрая женщина, и от нее не дождаться нежной заботы и душевного тепла, но, черт возьми, она подарила мужу двоих прекрасных сыновей и красавицу-дочку!
В отличие от своей жены Владимир слушал и обдумывал то, что ему говорят люди, поэтому признал, что тесть отчасти прав. Через несколько дней он позвонил Елене и сквозь зубы сказал, что, может быть, им действительно не стоит разводиться. Но после всего, что произошло за этот год, после всех этих пасквилей и автобиографических бестселлеров, в которых жена шельмовала его на все лады, возобновить семейную жизнь как ни в чем не бывало он тоже не готов.
Супруги договорились, что Лена пока уедет к детям, помирится с ними и попробует залечить раны, которые сама же и нанесла, он тем временем успокоится, и в конце концов семья воссоединится. Если получится, заведут еще одного ребенка, это всегда помогало им найти общий язык.
– Получается, у Иваницкой не было причин желать смерти мужа? – спросил Лев Абрамович. – Но почему родители не сказали об этом следователю? Раз у Елены нет мотива, то и Слава, получается, ни при чем!
– Не скажите, – вздохнула Ксения Алексеевна, – очень даже при чем! Узнал, что Лена хочет вернуться к мужу, и убил того из ревности. А родители сами только узнали. Их следователь допрашивал буквально сразу после смерти Владимира, а Лена рассказала о примирении только сейчас, когда вернулась.
– Так, может быть, она это придумала? Специально, чтобы отвести от себя подозрения? Лично я Елену не знаю, но по литературным ее трудам у меня сложилось такое впечатление, что эта дамочка врет как дышит.
– Ну не знаю… С чего бы она иначе вдруг сорвалась к детям?
– Вообще странно все это. Зачем родители рассказали в полиции про конфликт? Заложили собственную дочку, какая бы она там стерва ни была. Дальше – дочь только овдовела, по идее, они должны быть рядом с ней и с внуками, похоронами заниматься, а вместо того спокойненько сидят дома и принимают гостей.
Ксения Алексеевна призналась, что тоже удивилась этому, и не удержалась, спросила у Лениной матери, в чем дело. Та сказала, что если не знаешь ситуацию досконально, лучше говорить правду, иначе только хуже навредишь.
А что касается похорон, так они и хотели все делать, и мать ехала к дочери с намерением остаться у нее, но неожиданно наткнулась на холодный прием.
Дочь была с ней ласкова, но все ее внимание было поглощено обезумевшими от горя детьми. Мать сунулась было с утешениями, но тут на первый план вышла Клавка, личная помощница, и строго отчитала пожилую женщину – как она не понимает очевидных вещей. Несчастье должно сблизить мать с детьми, и вмешательство бабушки только все испортит.
«Иногда лучшее, что вы можете сделать для своих детей, – это отойти в сторону», – сказала Клавдия назидательно, и бедная женщина так растерялась, что подумала, а вдруг помощница права.
Предложила помощь с похоронами и поминками, но и тут Клавка ее осекла. Иваницкий был бизнес-элита, поэтому для него существует «определенный протокол», о котором свекровь не имеет ни малейшего понятия, а она, Клавдия, имеет и прекрасно все организует. И пока мать Лены подыскивала достойный ответ, приторно-любезным тоном поинтересовалась, на какое время подать для нее машину.
– Сурово, – вздохнул Лев Абрамович.
– Я думаю, какое счастье, что Лена когда-то бросила моего сына, – воскликнула Ксения Алексеевна, – и теперь он женится на вашей внучке!
Дворкин ничего не ответил, притворившись, что полностью сосредоточился на дороге.
Леша Кныш был человек хотя и доброжелательный, но страшно ленивый и необязательный, поэтому Мстислав Юрьевич искренне удивился, когда он организовал все для регистрации его брака. Правда, он при этом не забывал возмущаться, что вот тысячу лет Зиганшин спокойно ходил холостяком, а именно сейчас ему приспичило – и дай-подай, а у бедного следователя Кныша и так море дел, чтобы еще направлять чужие страсти в законное русло. Тем не менее он сам договорился в загсе на двенадцать часов и привел с собой хорошо знакомого Зиганшину оперативника, чтобы исполнил роль конвойного. За это Кныш хотел выклянчить себе роль свидетеля, потому что раньше ему никогда не поручали эту ответственную миссию, а он о ней мечтал с детства. Зиганшин согласился было, но быстро вспомнил, что следователя с обвиняемым не могут связывать никакие личные отношения. Леша скрепя сердце согласился.
Накануне они с Фридой приготовили свадебно-новогодний стол и даже нарядили маленькую елочку. Утром приехали мама с Львом Абрамовичем (долго спорили, брать ли с собой детей. Сначала хотели взять, но сообразили, что вид жениха в наручниках может серьезно их напугать, и решили провести тихую регистрацию, а все торжества отложить до венчания в церкви). Мама Фриды должна была присутствовать виртуально, с помощью телефона Ксении Алексеевны и программы скайп.
Пока Фрида одевалась в свадебное платье, Зиганшин послушно сидел в комнате, ибо плохая примета видеть невесту заранее.