Снова забегал, Екатерина только успевала поворачивать за мужем голову, а еще кусать губы, потому что схватки возобновились. Он заметил, решил, что перепугалась, захохотал:
— Верно! Он государь, а не мы с вами! А ему двадцать один год…
Чтобы чуть отвлечь Петра, она поинтересовалась:
— Каков он?
Петр принялся размахивать руками:
— Высокий… худой… такой… такой… весь вот такой… а глаза, как у тетки… очень похожие… Но жуткий, как призрак…
Екатерина, несмотря на скрутившую боль, пыталась понять, чем ей это грозит, и вдруг поняла, что ничем. Если Петру придет в голову вытащить этот призрак из небытия и предъявить миру, то избавиться от двух таких императоров даже легче, чем от одного. Она знала о встрече с Иоанном Антоновичем Елизаветы Петровны, Бестужев рассказал, рассказал и то, что Иоанн Антонович не в себе, хоть и был от природы разумен, но долгие годы камерного одиночества и невозможность общения с нормальными людьми сделали из него почти идиота.
Но сейчас Екатерину интересовал не Иоанн Антонович и даже не идея Петра привлечь императора-призрака на трон, а то, как скоро уберется из ее кабинета сам Петр. Нашел время откровенничать, у Екатерины шли схватка за схваткой. Да уйдет он когда-нибудь?!
Поддерживать разговор нельзя, иначе выпроводить мужа удастся не скоро, не рожать же прямо при нем. И все равно Екатерина невольно тихонько застонала, Петр остановился, изумленно глядя на супругу:
— Что?
— У меня сегодня невыносимо болит голова… и нога… Пыталась встать и вот снова подвернула.
Он немного постоял, почти презрительно глядя на жену, потом фыркнул:
— Вечно вы чем-то больны! И ходите как черная ворона!
И выбежал прочь, к огромному облегчению Екатерины. Она знаком подозвала к себе камеристку:
— Глянь, куда побежал!
Та вернулась почти сразу:
— К себе, в свою половину.
— Слава богу! Отправь мальчишку к Шкурину, скорей…
Это был хитрый план, предложенный верным слугой Василием Шкуриным. За пару дней до того Василий как-то бочком подошел к Екатерине и смущенно проговорил:
— Ваше величество… вам уж скоро… надо бы договориться…
— О чем?
— Нельзя вам дите показывать…
— Сама знаю, что нельзя.
— Я к себе заберу, вы не бойтесь, женка у меня добрая, вырастит. Хотя бы сначала, а там видно будет.
— Спасибо, Василий, да только его еще родить надо…
— Вот и я о том. Есть у меня придумка одна. Я при вас своего мальчонку оставлю, а вы, как совсем приспичит, его ко мне пошлите, чтобы сказал, что он вам больше не нужен.
— Зачем это?
— Сделаю так, чтобы государь из дворца на всю ночь или день уехал. Лучше бы ночь, конечно.
— Ну, тут уж не загадаешь.
И вот теперь они начали воплощать задумку Шкурина.
Екатерина быстрым шагом ходила по спальне, стараясь дышать поглубже и чувствуя, что вот-вот разродится. Стоило ей только лечь, как послышался какой-то шум, камеристка, бросившись к окну, с изумлением сообщила:
— Его Величество… и Воронцова куда-то спешно уехали.
— Что это?
Все выяснилось быстро. Шкурин ради помощи любимой хозяйке не пожалел собственного дома. Поняв, что у императрицы вот-вот начнется, он вывез из дома все ценное, отправил прочь свою семью, а сынишку к Екатерине, и, как только получил от нее сигнал, поджег собственный дом. Да так сильно, что запылал весь квартал!
Расчет был верный, император с подросткового возраста обожал смотреть на огонь и то, как тушат дома, сказывалась учеба у Якоба Штелина. Петру доставляло огромное удовольствие самому командовать тушением, а потому был приказ сообщать о каждом пожаре независимо от времени суток и без него ничего не тушить. Конечно, это была потеря времени, а часто и домов, но лучше потерять дом, чем головы.
Вот и в этот раз собиравшемуся ложиться спать Петру сообщили о большом пожаре. Через несколько минут император с фавориткой уже мчались по направлению к дому Шкурина, а навстречу им ехал сам хозяин полыхавшего строения. До утра, пока Петр командовал тушением пожара, а потом долго смотрел, как растаскивали угли и горелые бревна, Екатерина успела родить сына, а Шкурин увезти мальчика в корзине для белья к заранее подобранной кормилице.
Екатерина щедро отблагодарила Шкурина, а позже взяла его дочь к себе во фрейлины. Но Маша Шкурина в отличие от отца сыграла совсем другую роль в ее судьбе, именно она помогла подруге Дарье Щербатовой отбить у Екатерины любовника — Мамонова-Дмитриева…. Но это много позже, а тогда Маши и на свете-то не было.
Этот мальчик не просто выживет, он себя еще покажет. Это граф Алексей Бобринский, которого Екатерина будет опекать много лет, да и Орловы тоже.
Он удался внешностью больше в мать, а вот нравом в отца, а потому доставил много трудных минут Екатерине-императрице, вынужденной то выплачивать за него долги чести (карточные) в Париже, то воевать против его решения жениться на ком попало, то заставлять хоть как-то заняться делом… Но это тоже позже…
Петр вернулся во дворец уже утром, весь в саже, но довольный и возбужденный. Ночное происшествие заставило его забыть о поездке в Шлиссельбург и заключенном в крепости Иоанне Антоновиче. У императора была новая идея: он должен отвоевать у Дании когда-то отобранные ею земли Голштинии!
— Решено: война с Данией! И немедленно!
Он смотрел на супругу, одетую, как обычно, а не в широкое черное платье, и не мог понять, что изменилось. Первой сообразила Воронцова:
— О, переоделась!
— Переезжаем в Ораниенбаум! Павла оставишь с Паниным в Петербурге.
Хотелось крикнуть, чтобы ехал один, но Екатерина благоразумно промолчала. В Ораниенбауме ей будет проще держаться от него подальше.
— Жить будешь в Петергофе в Монплезире!
— Но в моих покоях моя мебель…
— Мне твоя мебель не нужна! Ты слышала? Не нужна! — И вдруг объявил: — Дядя Георг Голштинский приезжает!
Как в эту минуту Екатерина порадовалась, что уже родила… Георг давным-давно был в нее влюблен, именно с Георгом Фрикен узнала, что такое первый поцелуй. Если честно, то видеть кого-либо из родственников ей вовсе не хотелось, слишком откровенно унижал ее муж. Она не знала, что дядя в нужный момент сумеет ее спасти…
Екатерина из тех женщин, которых беременность и роды красят. У нее не выпадали волосы. Не крошились зубы, не темнела кожа… А уж после родов она обычно немыслимо хорошела. Так и в этот раз, тем более обошлось без осложнений. И Шкурин сообщал, что малыш чувствует себя хорошо.
Примчавшийся в Петергоф Орлов радовался, как дитя:
— Катиш, ты стала просто красавицей!
— А была?
— Я так соскучился…
Она отвела его руку:
— Нельзя, Гриша, пока нельзя… Еще раз скрыть беременность мне не удастся.
Как ни был взбалмошен Григорий, опасность понял даже он, только вздохнул:
— Долго?
Она пожала плечами.
— Катя, давай мы его сбросим?
— Вокруг императора полно войск, он собирает армию ради возвращения себе Шлезвига. Не время.
— Ждать, ждать, ждать! Терпеть не могу ждать!
Екатерине очень хотелось сказать, что это главное, чем она до сих пор занималась, вдруг подумалось, что Орлов может быть прав, как бы не оказалось поздно… Но пока нужны были деньги, а получить их можно только у иностранцев, свои, русские, не дадут, побоятся.
У кого? Попыталась намекнуть французам, но посланник Людовика XV барон де Бретель оказался нерешителен, к тому же он не верил в ее решимость и удачу заговора, в котором участвовали такие бузотеры, как Орловы… Англичане были понятливей, нужные деньги нашлись. В результате у Екатерины появилась симпатия к англичанам и неприязнь к французам, которые еще долго будут сказываться. Через много лет она сумеет переступить через прошлые обиды, и французский посланник Сегюр будет одним из ее лучших друзей.
Георг Голштинский был всячески обласкан императором России Петром III, но более всего его впечатлила, конечно, императрица, вернее, отношения между супругами.
— Фрикен… ты так изменилась!
В глазах бывшего возлюбленного восторг, тоненькая девочка, едва-едва во времена его влюбленности переходившая из состояния тощего гусенка в женское обличье, превратилась в настоящую красавицу. Конечно, были женщины и красивее лицом, и тоньше в талии, но цветущий вид Екатерины столь контрастировал с болезненным видом ее супруга, что Георг даже поразился. А уж о фаворитке и говорить не стоило. Как мог Петер предпочесть своей красавице и умнице жене эту грубую, отвратительную бабу?! Конечно, сердцу не прикажешь, любят и уродов, но когда рядом столько красавиц…