Генри Саттон - Эксгибиционистка. Любовь при свидетелях

— Она сейчас уйдет, — прошептала Элейн, но она скорее надеялась, чем была убеждена. — Не теперь, Мерри, — громко сказала она, но, услышав голос матери, девочка стала лупить по двери еще настойчивее и захныкала еще громче, прося разрешения войти.

— Мне очень жаль, — сказала Элейн.

Ему тоже было жаль. Жаль, черт побери, еще как жаль, черт бы вас всех побрал! Он вышел из Элейн, высвободился из ее объятий, встал с кровати и приблизился к двери.

— Не надо! — закричала Элейн, но он не обратил на ее мольбу никакого внимания.

Он распахнул дверь и заорал на ребенка:

— Ты что, не слышишь, что тебе мать говорит? Не теперь! Потом придешь. Пошла вон!

Он уже приготовился сказать ей еще пару ласковых слов, потому что девочка не двинулась с места и глядела на него во все глаза, Запуганная его криком и удивленная его наготой, а больше всего той штучкой, что свисала у него из волос ниже живота. Тут он услышал шумный вздох со стороны лестницы, взглянул туда и увидел Клару, тоже глядящую на него во все глаза и удивленную не меньше ребенка.

— Чего вылупилась? — заорал он на Клару. — Ты почему ее отпустила? Тебе что, за это платят? Какого хрена она тут воет и колотит в дверь? Что пялишься? Интересно?

— Д-д-да, — ответила она.

— Если бы ты хорошо справлялась со своими обязанностями и присматривала за ребенком, меня бы здесь не было. А если она рвется сюда со своими россказнями о какой-то белочке, то и нечего тебе глаза таращить, что я трясу своей белочкой… А, черт! Слушай, забирай-ка ее, а? Пойди поиграй с ней. А сама с собой можешь играть в свободное от работы время.

И он захлопнул дверь. Видимо, Клара, студентка-заочница Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, увела маленькую Мерри, потому что больше их никто не беспокоил и из холла перед спальней не доносилось никакого шума. Элейн лежала на кровати, не в силах вымолвить ни слова от потрясения. Или от страха. Он почувствовал даже некоторое удовлетворение от мысли, что она так боится его потерять и даже не выговорила ему за эту отвратительную сцену. Он улегся рядом. Но то, что случилось, все испортило. Ни он, ни она уже не хотели продолжать, но он убеждал себя, что только отделав Элейн как следует, сможет заставить ее поехать с ним, и поэтому он лег в постель и опять вошел в нее. Но ничего хорошего из этого не вышло. Она не испытала оргазма, а значит, ему так и не удастся ее уговорить.

— Черт! — сказал он, сев на край кровати и закурив сигарету. — Ты же хочешь поехать со мной в Мексику. Ты же хочешь. Почему же ты теперь отказываешься?

— Из-за Мерри, — ответила она.

— Да что с ней случится? Она уже большая. Почему бы ей не побыть немного без тебя.

— Я просто не могу оставить ее с Кларой. Я ведь эту Клару плохо знаю, почти совсем не знаю. Она и сама еще ребенок.

— Черт, — повторил Денвер. — Ладно, поеду утром, — решил он.

Но он не уехал. Они с Элейн оделись и спустились на кухню.

Он уже проголодался. Сегодня он не обедал, а было уже полпятого. В кухню вошла Клара с выражением полнейшего презрения на лице, чтобы немедленно потребовать расчет. Вот из-за этого-то все и сорвалось, подумал Денвер. Но он ошибся. Уже совершенно не думая ни о какой Мексике, Элейн опустилась на стул и, судорожно ломая руки, заговорила, что же она теперь будет делать, ведь одной ей с Мерри не справиться и она не может быть привязана к дому — никуда не выйти, никого не пригласить, ни к кому в гости не сходить. Ей надо было что-то предпринять, найти кого-то на замену Кларе. И тогда он, даже не надеясь, что она его услышит, посоветовал ей немного отдохнуть от Мерри. Но она услышала, согласилась и спросила, как ей это сделать.

— Отправить ее к отцу, — предложил он.

— Не могу.

— Перестань распускать нюни.

— Я не распускаю. Мне просто нужны деньги. Ведь я только и живу на те деньги, что он посылает мне на ребенка.

— Ну, тогда отдай ее на время в интернат.

— В интернат? Да ты смеешься! Ей же только три года. Она только-только научилась сама на горшок ходить.

— Все правильно. Но есть же интернаты для трехлетних.

Она обдумала его слова. И сказала:

— Ты имеешь в виду сиротский приют?

— Ну, в общем, конечно, есть там и сироты, но не все же. Да и не навечно же ты ее отдашь. Так, на неделю, другую. И там ей будет лучше, чем тут одной с Кларой. Ты же сама говоришь, что Клара плохо с ней справляется.

Она и это обдумала и решила, что, может, и правда, стоит поехать посмотреть один из этих интернатов, и он тоже передумал, решив, что вот он, его шанс, и что теперь она точно поедет с ним, и проболтался в доме еще целый день.

Утром они позвонили в справочную, узнали адреса нескольких интернатов и поехали на разведку. Они оставили Мерри в первом же месте — школе для девочек «Крествью», и потом, заехав домой взять кое-какие вещи Элейн, укатили в Мексику.

По взаимной договоренности с Элейн, Мередит имел право забирать дочь каждую среду с часу дня до четырех и каждый второй уик-энд с девяти вечера в субботу до шести вечера воскресенья. Он не часто приезжал по средам, потому что его визиты могли нарушить послеобеденный сон Мерри и к тому же он обычно был в это время занят на съемках и не мог постоянно отпрашиваться днем. Один день съемок стоил от десяти до тридцати тысяч долларов, так что вряд ли стоило тратить полдня на визит к дочке, которую, вполне вероятно, он застанет спящей. Но через два дня после отъезда Элейн и Денвера в Мексику Мередит начал работать над картиной, которая снималась в пустыне Моджейв — как раз неподалеку от Лос-Анджелеса, и что самое невероятное, — хотя, конечно, такое случается везде, даже в пустынях, — вдруг начались затяжные дожди. После недолгих консультаций главный оператор, режиссер, ассистент режиссера, продюсер, помощник продюсера и директор картины пришли к общему решению — позвонить на киностудию и выяснить их мнение. Там приняли окончательное решение: «как это так, дождь в пустыне! — но черт с вами, сделайте перерыв на один день!» И без двадцати одиннадцать в среду Мередит оказался совершенно свободным. Он сел в машину и поехал в Лос-Анджелес, но когда он мчался по высокогорному шоссе к городу-гиганту, ему в голову пришла мысль хотя бы часок-другой провести с Мерри. У него ведь машина, и они могут поехать покататься, съесть чего-нибудь по пути и вернуться домой как раз ко времени ее сна. А, к черту сон! Ему так хотелось подольше побыть с Мерри — и он поехал с твердым намерением так и сделать.

Он свернул с бульвара Уилшир, миновал пять улиц до следующего поворота, повернул и припарковал машину у тротуара. Он подошел к входной двери, нажал кнопку звонка и стал ждать. Ждал он долго. Он звонил снова и снова, потом стал стучать в дверь. Он терялся в догадках. Куда они могли деться в среду? Может быть, Мерри заболела? Или Элейн? Или что-то случилось? Он обошел дом вокруг, сам не зная, зачем — просто посмотреть. И обнаружил записку, которую Элейн оставила молочнику:

Он удивился, но не забеспокоился. Может, она уехала на пару дней? Это предположение его рассердило: она должна была ему сообщить. Он имел полное право навещать Мерри по средам. Но, сохраняя благоразумие, решил, что Элейн вряд ли ожидала его приезда сегодня. Она же знала, что он на съемках, значит, просто решила, что он не приедет в любом случае. Так что если он не собирался приезжать к Мерри, Элейн могла делать все, что ей заблагорассудится. Он стал мысленно перебирать, куда бы они могли поехать. Ему даже в голову не могло прийти, что Элейн уехала без Мерри.

Он вернулся сюда поздно вечером, просто чтобы проехать мимо дома. Свет в окнах не горел. Значит, она все-таки уехала. Он еще не знал, надо ли бить тревогу, но потом решил, что пока не стоит. Пусть все остается, как есть.

Он позвонил в четверг, но телефон не отвечал. Он позвонил в субботу, и опять никто не подошел. В понедельник, когда Мередит опять позвонил и опять безрезультатно, он начал волноваться. Он позвонил Артуру Уэммику в Лос-Анджелес — Уэммик был партнером Джеггерса, — и рассказал ему о случившемся. Уэммик пообещал заняться этим делом и позвонить, когда что-нибудь разузнает. Уэммик позвонил только вечером во вторник, и Мередит был сильно раздражен тем, что он так долго не звонил. Но его раздражение тут же улетучилось, когда, во-первых, он подумал, что Уэммик все это время, должно быть, сидел на телефоне, и, во-вторых, потому что его обуяли гнев и горе, когда он услышал новость: Элейн уехала куда-то в Мексику, а его дочь находится в сиротском приюте в Санта-Монике. Он записал адрес и тотчас помчался туда.