Бертрис Смолл - Экстаз

— Теперь он готов, — послышался голос Халиды.

Ноги Дагона свело судорогой от грызущего голода, терзавшего его тело. Женщины подтащили его к подножию алтаря и распластали на плоском камне. Публика восхищенно вопила при виде его исполинского любовного копья, отдававшего салют королеве. Голова Дагона кружилась от вина и безраздельной всепоглощающей похоти. Он уже не видел, как снимали с Халиды простое белое платье, но вдруг она оказалась на нем и, к величайшему облегчению Дагона, стала медленно втягивать его в свой горящий грот. Ее шепот немного успокоил Дагона:

— Смотри не излейся, пока я не велю, любовь моя. Если ты опозоришь меня, наше соединение не будет считаться законным.

Дагон глубоко втянул в себя чистый, целительный воздух и сжал груди возлюбленной.

— Скачи, моя королева, — приказал он, — я буду сильным, пока ты так хочешь!

Он нежно улыбнулся. Халида ответила такой же улыбкой и принялась двигаться, сначала медленно, поднимаясь и тут же ввинчиваясь в его чресла. Так продолжалось несколько минут, потом она стала раскачиваться все быстрее. Женщины, жадно наблюдавшие, как блестящий влагой отросток входит и выходит из королевы, поистине обезумели. Многие срывали одежду, начиная лихорадочно ублажать себя, пока вся арена не взорвалась истерическими воплями наслаждения.

— Сейчас! — крикнула Халида супругу, и их кипящий любовный нектар смешался, а последние, довольные стоны уже не были слышны за ревом толпы.

Но тут внезапно наступила тишина, прерванная громом аплодисментов.

— Теперь они навеки вместе! — восклицали женщины, благословляя новобрачных.

— Кажется, я не могу встать, — заметил Дагон, лукаво сверкнув глазами. — Ты отняла у меня все силы, моя королева.

Халида поднялась и легко спрыгнула с алтаря.

— Покажи женщинам, как ты могуч, любимый, — попросила она, — и сегодня я позволю тебе делать со мной все, что пожелаешь.

— Все, что пожелаю? — переспросил Дагон, поднимая брови.

— Все, — подтвердила Халида, и он с ухмылкой вскочил.

— Ах ты, коварный негодник! — рассмеялась она.

— Ты дала слово, — напомнил Дагон, — и за это обещаю тебе ночь такого безумного экстаза, моя королева, что ты не пожалеешь о решении отдать трон.

Они вместе покинули арену королев через ход позади ложи, который и привел их во дворец без необходимости показываться на глаза народу. Проводив Халиду до ее покоев, Дагон откланялся.

— Мне нужно срочно поговорить с Вернусом, если я хочу сдержать клятву, моя королева. Наша брачная ночь пройдет в другом месте, и ты запомнишь ее на всю жизнь, Халида.

— Я в твоих руках! — радостно откликнулась она.

Вернус был на седьмом небе, когда Дагон попросил его о помощи. Именно ему предстояло занять самое важное место в хозяйстве Халиды. Бедняге Зирасу останется заботиться лишь о финансах госпожи, но он, Вернус, будет царить в доме безраздельно, и консорт хозяйки уже оказывает ему почтение, подобающее столь высокому положению.

Вернус буквально таял от собственной доброты и благородства и, окинув Дагона сияющим взглядом, осведомился, чем может помочь принцу.

— Должен сказать, — добавил он, — что никогда еще не видел столь захватывающего зрелища, как сегодня. На арене.

— Не думал, что мужчинам позволено там присутствовать, — усмехнулся Дагон.

— Я подсматривал из подземного хода, — признался Вернус. — Никто меня не заметил, иначе я был бы наказан за дерзость. Эти женщины! Всегда так ревностно относятся к своим жалким церемониям! Столько шума из-за чепухи… но, конечно, в твоем случае… — Он восхищенно покачал головой. — Итак, дорогой мальчик, чем я могу тебе помочь?

Дагон коротко объяснил, что от него требуется. Вернус вытаращил глаза, но тут же энергично закивал.

— Это можно устроить? — спросил Дагон.

— Разумеется. Но почему именно там?

— Халида дала мне позволение делать с ней все, что захочу, в награду за мой сегодняшний подвиг на арене. И поскольку я хочу ввести ее в мир особенных наслаждений, предпочитаю, чтобы это произошло в уединенном месте, а не во дворце, где каждый может ворваться в комнату, особенно королевская стража, которая легко может принять крики страсти за призыв о помощи. — Дагон лукаво подмигнул Вернусу. — Кроме того, мне понадобится…

Он снова понизил голос. Глаза Вернуса почти вылезли из орбит, но все же он восхищенно хлопнул в ладоши.

— Конечно, дорогой мальчик, я раздобуду все, что тебе требуется. Какой же ты изобретательный! Просто восхитительно! Я лично за всем прослежу, и королева будет там в назначенный час!

Он поспешил прочь, что-то мурлыча себе под нос. Да, планы Дагона весьма обширны, но согласится ли Халида? Время покажет…

Через час после заката Дагон пересек пустынную площадь, направляясь к дому Халиды, где ей предстояло жить после отречения. По пути он никого не встретил, но днем успел изучить маршрут и настолько хорошо знал дорогу, что мог бы добраться с завязанными глазами. Войдя в темный дом, он зашагал к спальне Халиды. Только тут горело множество свечей, но комната была пуста, если не считать деревянного возвышения, на котором лежала перина. На полу стояли корзина с предметами, которые он потребовал от Вернуса, кувшин с вином и несколько кубков.

Сама Халида была прикована за руки и за ноги между двумя мраморными колоннами. Глаза ее завязали черной шелковой лентой, в рот воткнули кляп. Она была совершенно обнажена. Рядом молча сидел молодой раб Адон, тоже голый. Дагон вынул кляп.

— К-кто з-здесь? — прошептала Халида.

— Молчи, девушка! — резко бросил Дагон. — Тебя принесли, чтобы дарить нам наслаждение и в свою очередь наслаждаться, и не смей задавать глупые вопросы.

Сбросив набедренную повязку, он порылся в корзине, вынул длинное белое перо с заостренным кончиком, уселся на пол подле Халиды и медленно провел пером по длинной щели, бегущей от пухлого треугольника к ягодицам. Халида удивленно охнула, не в силах понять, что с ней делают, но, не чувствуя боли, немного успокоилась. Перо несколько минут продолжало скользить по соблазнительным розовым складкам. Скоро Халида начала извиваться, а нижние губки набухли и приоткрылись, влажно блестя. Дагон продолжал искусно действовать пером, убыстряя движения, пока не сумел протиснуться к тугому, налитому желанием бутону.

— О-о-о! — взвизгнула Халида, когда кончик пера нашел цель, и попыталась вырваться. Кто держит перо? Дагон? Должно быть, он!

Теперь она уже почти жалела, что дала ему такую свободу над собой, но если отречется от своего обещания, наверняка покажется жалкой трусихой.

— Дагон! — простонала она, но он не ответил. Перо неумолимо гладило и ласкало ее, пока перед глазами Халиды не замелькали искры. Заветная точка неожиданно взорвалась наслаждением, и Халида судорожно запрокинула голову.

Перо в последний раз прошлось по внутренней поверхности бедер и исчезло. Халидо снова взвизгнула, когда чей-то язык принялся жадно лизать ее любовные соки, опять воспламеняя, разжигая, искушая. Халида напряглась, стараясь освободиться. Чьи-то руки ласкали ее, но она не могла определить, сколько их и кому принадлежат. Пальцы скользили по ногам, проникали во все отверстия, возбуждая, доводя до исступления. Халида сознавала, что совсем не боится, просто безумно желает новых ласк. Подумать только, она нагая, ослепленная, связанная, полностью отданная на милость… но кого? Дагона? Кого еще?

Руки продолжали нежно пощипывать ее бедра и ягодицы, живот и спину. Пальцы грубо повернули ее голову, и губы прижались к губам, язык проник в рот, захватив в плен кончик ее языка.

Халида почувствовала, что теряет разум. Кто-то стиснул ее груди, зарылся носом между холмиками, облизывая соски. Потом начал сосать, посылая по телу крохотные молнии. Зубы слегка прикусывали чувствительную плоть, и Халида тихо застонала. Но тут ее быстро развязали и сняли ленту. Халида несколько раз недоуменно моргнула, пока глаза привыкали к свету. При виде своего супруга она счастливо улыбнулась, но тут же заметила Адона и удивленно ахнула.

— Ты ужасно плохая, — печально заметил Дагон. — Мы столько трудились, чтобы ублажить тебя, и даже не получили никакой благодарности. Придется научить тебя хорошим манерам, Халида.

Он сжал ее тонкое запястье и потащил через всю комнату к постели, перегнул через колено и отвесил первый шлепок по белоснежным ягодицам.

— Ты очень нехорошая девочка, Халида, верно?