— Он так и сказал? — воскликнула трактирщица и покраснела.
— Слово в слово! Да я полагаю, он не сказал и половины того, что думал. А теперь пора мне отдать вам долг…
С этими словами старый солдат поднялся и от души дважды поцеловал Югетту в каждую щеку. Потом он вновь сел за стол, поднял стакан и торжественно произнес:
— За ваше здоровье, прекрасная Югетта!
— Ах, сударь, — ответила восхищенная хозяйка, — я никогда не забуду добрые слова господина шевалье. Передайте ему это, очень прошу. И еще я хотела бы отблагодарить его, сказав несколько слов…
— Говорите же, дорогая…
— Хорошо! Передайте шевалье: она его любит… — произнесла Югетта и глубоко вздохнула.
— Кто «она»? — спросил удивленный Пардальян.
— Та красавица… Лоиза… Любит, в этом я уверена. А он так несчастен…
— Югетта, вы ангел!
— Да, он был так несчастен, что я не удержалась и сказала ему. Когда он женится на Лоизе, напомните ему мои слова. Пусть не забывает, что я первая сказала ему, что он любим!
— Да вы вообще приносите счастье, дорогая Югетта, а уж особенно шевалье. Черт побери, придется расцеловать вас еще раз!
Поцеловав милую хозяйку, Пардальян-старший вернулся к своему обеду. Но все имеет конец, даже прекрасный обед. Выпив до последней капли последнюю бутылку, старый вояка с довольным видом прицепил шпагу и, положив руку на кожаный пояс, в котором хранились три тысячи экю, позаимствованные в сундуке интенданта Жиля, позвал хозяина. Сияющий метр Ландри подлетел как на крыльях и развернул перед Пардальяном свиток длиной в целый локоть. Извиняясь за угрожающие размеры счета, хозяин поспешил сказать:
— Счет, конечно, длинноват, сударь, а я ведь еще не все внес…
— Так впишите все расходы, дорогой Ландри, — любезно позволил Пардальян.
— Если уж считать точно, будет ровно три тысячи экю…
Услышав сумму, старый вояка не дрогнул и начал расстегивать пояс. Сияющая физиономия Ландри просто запылала, так он разволновался.
— Наконец-то, — замирая, прошептал трактирщик. Но внезапно яростные вопли нарушили идиллию.
— Вот он! Держи его! — и три человека, ворвавшись в зал, обнажили шпаги и бросились на Пардальяна. Раздался грохот опрокидываемых стульев; рука Пардальяна, покоившаяся на кожаном поясе, тут же оказалась на рукояти шпаги, и в воздухе блеснул клинок. С лица Ландри сползла улыбка, и появилась гримаса ужаса и отчаяния. Пардальян ударом ноги свалил стол, посыпалась на пол посуда, и госпожа Югетта убежала, в кухню. А трое обезумевших от ярости нападавших наступали.
— На этот раз не будет тебе никакого залога! — орал один.
— Никакой пощады! — вторил другой.
Это были Келюс и Можирон. Третий нападавший молчал, но наносил удары с холодной яростью. Это был Моревер. В трактир они зашли на всякий случай, зная, что оба Пардальяна долго проживали в гостинице «У гадалки». Шевалье они не нашли, но, увидев Пардальяна-старшего, не раздумывая ринулись в бой.
Пардальян, хотя и не совсем оправился от ран, полученных в сражении на Монмартрской улице, тем не менее держал оборону. Но на него наступали трое, он отбивался, как мог, однако постепенно отступал в глубь зала. Дрались молча, нападавшие твердо решили прикончить старого вояку, а потом добраться и до сына. Они берегли силы, сохраняли хладнокровие и действовали согласованно, поджидая момент, чтобы нанести смертельный удар. Пардальян отступал. К несчастью, боевой порядок врагов прикрывал выход на улицу. Пардальяна оттесняли в дальний конец зала, к открытой двери в следующую комнату, в которой, как помнят наши читатели, когда-то состоялся банкет поэтов Плеяды. Нападавшие атаковали, и вытесненный из зала поэтов Пардальян отступил в заднюю комнату трактира.
— На этот раз не ускользнет! — проговорил сквозь зубы Моревер.
«Похоже, я умру, не увидев шевалье!» — пронеслось в голове у Пардальяна-старшего.
Внезапно он увидел распахнувшуюся дверь в темный чулан, где было два входа: один — в погреб, другой — в длинный коридор, выходивший на улицу. Не успели нападавшие опомниться, как дверь в чулан захлопнулась перед ними. Но это сделал не Пардальян, успевший юркнуть в чулан. Дверь захлопнула прекрасная госпожа Югетта. Когда хозяйка увидела, что дело принимает плохой оборот, она выбежала на улицу, обогнула гостиницу и отперла заднюю дверь. А убедившись, что старый солдат успел проскочить, захлопнула дверь с другой стороны и повернула ключ.
— Вы! — воскликнул изумленный Пардальян.
— Бегите же! — прошептала хорошенькая хозяйка, толкая его к двери в конце коридора.
— Ну нет! Сначала отблагодарю вас! — и Пардальян-старший, решительно обхватив госпожу Югетту за талию, влепил ей два поцелуя в обе щеки. — Один — за меня, другой — за шевалье!
После этого он бросился в конец коридора и через мгновение уже несся по улице Сен-Дени.
А нападавшие штурмовали запертую дверь.
— От нас не уйдешь! Поймаем! — орали Можирон и Келюс. Моревер побежал искать молоток, чтобы выбить замок.
Он вернулся в главный зал, где наткнулся на совершенно спокойную Югетту.
— Молоток! Мне нужен молоток! — закричал Моревер.
— Зачем же ломать? — улыбнулась Югетта. — Да я вам дверь ключом открою.
— Мы вас отблагодарим, — заметил Моревер.
Дверь открыли, но, увидев длинный коридор, трое убийц поняли, что старый лис ускользнул и на этот раз. Они бросились на улицу, но было поздно! Пардальян успел скрыться. Он кинулся в сторону Воровского квартала, но вовсе не для того, чтобы спрятаться — там он рассчитывал найти помощников, готовых сопровождать маршала де Монморанси при его отъезде из Парижа.
На улице Пардальяна догнал Пипо. Верный своим привычкам пес зажал в зубах колбасу, которую он в суматохе уволок из гостиницы «У гадалки».
После того как три драчливых гостя покинули гостиницу, Югетта вернулась в кухню, где и обнаружила своего мужа, кипевшего от возмущения.
— Господи Боже мой! — вопил метр Ландри. — Надеюсь, господин де Пардальян больше не явится сюда, чтобы заплатить долги!
— Да отчего же? — мечтательно улыбнулась хозяйка. — Пусть придет, заплатит, не так уж мы богаты, чтобы бросать деньги на ветер.
— Ну уж нет! — возмутился метр Ландри. — Каждый раз, стоит ему протянуть руку к кошельку, начинается драка и битье посуды в нашем заведении.
— Ну припишите это к его счету, — посоветовала Югетта. Метр Ландри тяжко вздохнул, присел к столу и приписал к длиннющему счету еще несколько строк:
— Далее: полный обед с вином — два экю и пять су; далее: бутылка старого бургундского — три экю; две бутылки сомюрского вина — два экю; разбитая посуда — двадцать ливров; колбаса, утащенная псом шевалье де Пардальяна, — пятнадцать су четыре денье.
— Давай уберу счет, — сказала Югетта, заглядывая через плечо мужа.
Ландри вручил счет жене и вернулся на кухню в состоянии самой черной меланхолии. А Югетта ниже общей суммы долга приписала на счете:
Получено от господина де Пардальяна два поцелуя, один от его имени, второй от имени господина шевалье, стоимостью тысяча пятьсот ливров каждый.
Она подвела черту и убрала счет в шкафчик в своей комнате.
Часов в шесть вечера Пардальян-старший возвратился во дворец Монморанси. Он довольно долго бродил по Воровскому кварталу, вел таинственные переговоры с некими мрачными личностями, которыми кишмя кишели эти подозрительные улицы. Во дворец он вернулся довольный, улыбался в усы и бормотал:
— Посмотрим, посмотрим, что из этой встречи получится… На какую встречу намекал старый вояка? Вспомним, читатель, прежде чем уйти из дворца Монморанси, Пардальян-старший зашел к сыну и объявил, что отправляется в Воровской квартал. Он попрощался, но через какое-то время вернулся в комнату шевалье, якобы за тем, чтобы взять на прогулку Пипо. Но дело в том, что, расставшись с Жаном в первый раз, Пардальян-старший отправился бродить по дворцу и встретил Лоизу.
— А я вас искал, — воскликнул Пардальян-старший. — Хотел попрощаться.
— Попрощаться! — эхом отозвалась Лоиза и побледнела.
— Да, мы с сыном уезжаем.
И старый лис начал словоохотливо повествовать о том, что сына, похоже, подтачивает какая-то неизлечимая болезнь, при этом Пардальян-отец незаметно вел Лоизу к дверям комнаты шевалье. Взволнованная девушка машинально следовала за ним: она была поражена известием о неожиданном отъезде, сердце ее сжалось от тоски. Пардальян-старший открыл дверь в комнату сына, и Лоиза услышала, как Жан разговаривал с Пипо. Отец окликнул собаку и отошел, оставив дверь открытой, а Лоиза так и осталась неподвижно стоять на пороге… Что чувствовала она в этот момент? Что происходило в душе девушки? Как бы там ни было, Лоиза вошла в комнату и, смотря прямо в глаза удивленному шевалье, спросила: