Пытаясь сохранить чувство юмора, Одри дважды цокнула языком.
— В состоянии, сэр. Есть, сэр!
Лицо Джолли напряглось.
— Этелдред, я говорю серьезно. Вы должны все делать так, чтобы вас не застали врасплох. В том числе и одеваться. И быть готовой ко всему.
— К чему? — сердито спросила Одри. Она уже давно не ребенок, а Джолли обращается с ней, как с сопливой девчонкой. — Ради Бога, мы находимся в доме моего деда, а не в джунглях. Неужели этот несчастный старый заброшенный дом является для вас воплощением опасности? Потому что, если вы так думаете, я…
— Нет, черт побери, я не считаю этот дом воплощением опасности! Но опасность есть, в этом вы можете не сомневаться… — Спустя секунду его губы крепко прижались к губам Одри.
Жаркий поцелуй длился всего мгновение. Затем он отстранился, гневно посмотрел ей в глаза и наконец произнес:
— Иногда, Этелдред, вы чертовски пугаете меня.
Ее глаза слегка расширились.
— Иногда вы тоже пугаете меня, — ответила она.
И тут Джолли снова поцеловал ее, только уже не так злобно.
На этот раз Одри отстранилась первой и всмотрелась в его горящие глаза, пытаясь сообразить, что происходит. Поняв, что надо ковать железо пока горячо, она обвила руками его шею и заставила опустить голову. Когда она раскрыла губы, Джолли издал удивленный стон.
И тут обоих охватило такое лютое, беспощадное и откровенное желание, что сторожа чувств отступили и оставили их беззащитными.
Однако по прошествии нескольких секунд оба очнулись одновременно и отпрянули друг от друга, словно элементарные частицы с одноименным электрическим зарядом. Джолли разжал объятия; Одри скользнула по его телу и встала на ноги. Потом он повернулся и исчез во тьме. Она растерянно смотрела ему вслед.
Поступить по-другому он не мог.
Решив во что бы то ни стало взять себя в руки, Джолли сделал несколько длинных шагов и оказался позади дома. Там в одиночестве он ощутил твердую почву под ногами и мог забыть, что на короткое мгновение потерял голову и позволил себе плыть по течению. Потому что в это короткое мгновение он желал Одри и того спокойствия, которое она могла вселить в его душу. Желал сильнее, чем свободы.
Не сознавая, где он находится, Джолли оперся плечом о столб старой заброшенной беседки, оплетенной диким виноградом. Он сдвинул шляпу на затылок и полез в карман рубашки за сигаретами, забыв, что бросил курить еще десять лет назад. Потом он опомнился, чертыхнулся, тяжело вздохнул и изо всех сил пнул сосновую шишку, которая бесследно исчезла в темноте. Его длинные, беспокойные пальцы скользнули в задние карманы поношенных джинсов, и Джолли впервые после смерти Грэма уставился в звездное небо. Знает ли его друг, какую кашу он заварил? Затем он подумал об Одри. Что она испытывала в его объятиях несколько минут назад? Он все еще ощущал прикосновение ее нежных губ. Он сказал, что Одри пугает его. Но на самом деле он боялся вовсе не Одри, а самого себя. Оказываясь рядом с ней, он неизменно терял голову.
Он долго стоял так, засунув руки в задние карманы, глядя во тьму и борясь с собственными чувствами, которые выматывали душу. Впервые за долгое время он думал — по-настоящему думал — о жизни, смерти и одиночестве. К несчастью для него, эти мысли были вовсе не такими беспечными, как раньше. А мысль об одиночестве резала душу как нож. Джолли быстро отогнал одолевавшие его сомнения. В конце концов, одиночество — это всего лишь состояние ума. Быть одному и чувствовать себя одиноким — совершенно разные вещи. Одиноким себя чувствует лишь тот, кто сам хочет этого. Как ни странно, сия глубокая мысль помогла облегчить тупую боль в груди.
Когда Джолли наконец вышел из-за угла дома, он увидел, что Одри сидит в машине, повернувшись к нему спиной. Дверь была открыта, и Джолли заметил, что ее нога лежит на сиденье. Все ясно. Одри не собирается облегчать ему жизнь и снимать напряжение, возникшее между ними из-за этого проклятого поцелуя. Очевидно, она решила прибегнуть к обычаю всего женского пола и ответить ему холодным презрением. Что ж, пусть будет так, сказал себе Джолли. Сейчас, когда ему удалось взять себя в руки, он сумеет ответить ей тем же.
Желая привлечь внимание Одри, Джолли откашлялся и произнес:
— Послушайте, давайте договоримся… То, что произошло между нами, больше не повторится. Это было глупо с моей стороны, а я не люблю чувствовать себя дураком. Так что забудем об этом и займемся делом…
Но захочет ли она забыть о случившемся? Джолли сделал паузу, ожидая ответа. Он был очень разочарован, когда Одри не только не сказала ни слова, но даже бровью не повела.
Однако Добсон был не из тех людей, которые быстро сдаются. Он снова откашлялся.
— Теперь, когда мы решили эту маленькую проблему, пора вернуться к делам. Итак… — он с досадой посмотрел в ее напряженную спину, — я достану из машины спальные мешки и инвентарь, а тем временем вы… — Джолли подошел к багажнику и стал вытаскивать оттуда содержимое, давая Одри время присоединиться к нему. Но, увидев, что высокомерная девица и пальцем не пошевелила, разозлился, схватил ее за талию, повернул лицом к себе и заставил посмотреть ему в глаза. — Мисс Говорли, перестаньте вести себя как ребенок и для вашей же собственной безопасности сию минуту наденьте ботинки! И не приставайте ко мне с дурацким вопросом «зачем», потому что я не в том настроении, чтобы отвечать вам!
Она боролась с искушением. Боролась изо всех сил. Простое слово из пяти букв вертелось у нее на кончике языка. Дурак! — вот что хотелось ей крикнуть. Ну же, давай! — твердил ей внутренний голос.
Одри открыла рот, но не смогла издать ни звука. Какого черта? — сказала она себе. Она тоже не в том настроении, чтобы устраивать перепалку. Вместо этого Одри взяла под козырек и выпалила:
— Да, мистер сержант! Есть, сэр!
Джолли улыбнулся.
— Ну вот, кажется, вы наконец меня поняли. Хорошая девочка. Давно пора.
— Идите вы к черту, Джолли Добсон! Кто дал вам право командовать мной?
— Думаю, ваш дед.
Она выпрыгнула из машины.
— Черта с два! Вы сами узурпировали это право!
— Вы всерьез считаете, что можете возглавить экспедицию?
— Ну… да. То есть нет.
Джолли фыркнул и подбоченился.
— Так да или нет?
— Сами знаете. Конечно, я не могу возглавить экспедицию. У меня нет вашего опыта.
— Значит, вы согласны, что командую я, верно?
Одри тяжело вздохнула.
— Да. Командуете вы.
— Вот и отлично. — Он отвернулся и начал копаться в ящике. Найдя то, что искал, Джолли поднял голову и сказал: — Вот, наденьте, пока какая-нибудь нутрия-переросток не тяпнула вас за ногу. И не снимайте, пока я не позволю.
— Но ведь скоро надо будет ложиться спать, — невинно заметила Одри.
Взгляд Джолли был твердым и решительным.
— Это роли не играет. Вы будете спать в ботинках.
— В ботинках? Но зачем? — воскликнула Одри, дрожа от ночного холода, от которого не спасала тонкая одежда. Она обхватила себя руками, чтобы согреться. Казалось, что температура упала сразу градусов на десять. Но когда она подняла глаза и увидела суровое лицо Джолли, перемена погоды показалась ей пустяком, не стоящим внимания.
— Зачем?
Вопрос вырвался сам собой. Видит Бог, Одри не хотела его раздражать.
Джолли со свистом втянул в себя морозный воздух.
— Затем, что если вы не наденете ботинки, то ваши нежные пальчики ночью замерзнут и отвалятся.
Одри широко улыбнулась.
— Ну вот, а вы боялись ответить!
— Тогда наденьте ботинки. Пожалуйста, — с нажимом добавил он.
— Надену, — ответила она, энергично кивнув.
В конце концов, она задала простой вопрос, и ей ответили. К чести Джолли, он выразился достаточно ясно. Одри сама не знала, что заставило ее заупрямиться. Может быть, желание сохранить независимость. И все же мерзнуть она не собиралась. Одри открыла прямоугольную коробку, которую передал ей Добсон, надела белые гимнастические носки и сунула ноги в новенькие туристские ботинки. Несколько минут ушло на шнуровку.
Тем временем ее мысли снова вернулись к погоде. Она не думала, что ночью будет так холодно. Во-первых, голова у нее была занята другим и ей было не до того, чтобы слушать прогноз. Вторая причина заключалась в том, что Одри никогда не испытывала холода и ей было трудно представить себе, что это значит. Нет, конечно, она знала, что такое минусовая температура. Но раньше при ней всегда были одеяла, обогреватели, камины и горячий шоколад, готовые обогреть ее озябшее тело. Истина заключалась в том, что ей ни разу не доводилось спать под открытым небом. Ни разу.