Я оглянулся на ресторан и вздохнул.
— Нам пора пойти туда, так как ужин вот-вот начнется, и мне бы не хотелось привлекать к нам повышенное внимание.
— А ты не хочешь, чтобы я просто ушла? — спросила Одри. — Если я сейчас покину тебя, то она не сможет ничего сделать, не сможет причинить еще больше неприятностей. Я волнуюсь, Джеймс. Она может так низко пасть. Мне бы не хотелось, чтобы твоя семья узнала обо мне, и я не желаю, чтобы она находилась рядом с тобой, … ведь она может сделать все, что угодно, и это будет ужасно.
— Конечно, я не хочу, чтобы ты уходила. Не глупи.
Я осторожно поцеловал ее в лоб, чтобы не испортить макияж. Она выглядела превосходно. Одри так старательно подбирала одежду по такому случаю. Я наблюдал за тем, как она делала выбор украшений. Выбирая идеальные, с ее точки зрения, серьги, она хмурилась на свое отражение в зеркале, пока не определилась с выбором. Когда мы вместе проходили через двери церкви, я повернулся, чтобы взглянуть на нее, и мое сердце чуть не остановилось.
— У меня плохое предчувствие насчет всего этого, — она произнесла дрожащим голосом на выдохе. — Можешь ли ты представить, что скажет твоя мать, когда узнает?
— Мне плевать.
Я взял ее за руку, и мы направились на праздничный ужин. Мы отсутствовали достаточно долго, и я не хотел, чтобы моя мать суетилась, или, что еще хуже, проявляла любопытство. Мне не понравилось, как она общалась с Одри в церкви. Мне не стоило выставлять напоказ наши отношения с ней прошлым вечером, как я это сделал в Гарднеровском музее. Мне нужно защитить Одри от своей матери, заслонить ее.
Необходимо, чтобы и ее и моя мать отступились и оставили ее в покое.
Оставили нас в покое.
Одри в нерешительности остановилась прежде, чем мы вошли в ресторан.
— Я не хочу, чтобы ты пострадал, Джеймс. Я не хочу утянуть тебя и твою семью за собой вниз. Я считаю, что мне лучше уйти.
Она отстранилась от меня, как будто собиралась убежать.
— Нет. Остановись, — сказал я, крепко держа ее. Паника поднялась внутри меня. — Я тот, кто тебя нанял. Ты не можешь утянуть меня вниз, потому что мы увязли в этом оба, — сказал я и притянул ее к себе. — Мы разберемся с твоей матерью, и затем решим вопрос с моей. И как только мы перестанем паниковать, то мы сможем даже насладиться этим вечером. Я не хочу проходить через все это без тебя. Пожалуйста, не уходи. Даже не заикайся об этом снова.
Ее глаза изучали мое лицо.
— Ты хочешь, чтобы я осталась? Подумай об этом.
Я понимал, что она хотела этим сказать. Она думала, что таким образом она сможет оградить меня от проблем.
— Ты слышишь, что я тебе говорю?
Я чувствовал, что начинаю злиться, и изо всех сил старался контролировать себя. Я не хотел ранить ее сейчас еще больше. Ее мать проявила свою мерзость сегодня в достаточной мере. Кай отвез ее на квартиру, чтобы она не заявилась сюда снова в течение всего вечера, но я переживал, что она может исчезнуть к тому времени, когда я вернусь.
— Нет, я не хочу, чтобы ты уходила. Я хочу, чтобы ты была со мной, и чтобы мы прекратили этот разговор. Ты можешь это сделать для меня? Ты можешь надеть на лицо рабочую мину.
Какое-то время мы просто смотрели друг на друга
— Конечно, — наконец, ответила она, немного успокоившись.
Одри натянуто мне улыбнулась.
— Побольше естественности. Сделай над собой усилие, — сказал я.
Ее улыбка стала шире, актриса снова вернулась на свое место.
— Ты — хороший. Ты, правда, по-настоящему хороший.
Она судорожно вздохнула напоследок.
— Ты не так плох, как ты думаешь, — сказала она, приложив усилия, и широко мне улыбнулась.
Как бы там ни было, но Коул и Дженни присутствовали на репетиции ужина.
— Дри! — закричала Дженни, подойдя к нам и крепко обняв Одри. — Это место офигительно восхитительно!
Одри улыбнулась ей, но в улыбке читалось капля беспокойства.
— Оно великолепно. Как и ты, Дженни. Хорошо выглядишь.
Дженни тряхнула кудрями и продемонстрировала свое золотое платье из тонких металлических пластин.
— Коул купил его для меня.
— Коул? — спросил я, подняв брови на моего друга. — Серьезно?
Он тяжело хлопнул меня по плечу.
— Серьезно, брат. Так что заткнись.
Он потащил меня к длинному столу, где сидела вся моя семья, вместе с семьей Иви, всякими кузенами и друзьями. Мой отец находился во главе стола, одетый в великолепно сидящий костюм, между ним и моей матерью была стена из многолетнего льда. Я оставил Одри с Коулом и Дженни на одном конце стола и направился к тому месту, где сидели Тод и Иви, выглядевшие такими счастливыми и радостными. Я схватил бокал шампанского у проходившего мимо официанта и поднял его.
Я хотел бы произнести тост, — сказала я.
Все глаза воззрились на меня кроме моей матери, которая наблюдала за Одри и Дженни с завуалированной гримасой отвращения на лице. В это время Одри смотрела на меня, и сейчас ее улыбка выглядела искренней. Она кивнула мне в знак поддержки.
На этот раз я хотел сделать что-нибудь приятное, так как устал от всей этой гадости, которая сегодня в избытке проникла во все самые уязвимые места. Я должен был быть положительным ... в виде исключения.
— Мой братик уже совсем взрослый, — сказал я и похлопал его по плечу. — И я счастлив сообщить, что он женится на женщине, которую любит. Иви, я знаю, что ты любишь моего брата. Я знаю. Наблюдение за вами двоими всю прошлую неделю стало источником моего вдохновения. Я жду, что в будущем у вас все будет замечательно.
Моя мать повернулась ко мне, и на ее лице была написана высшая степень удивления. Она, вероятно, сидела, как на иголках.
— Поэтому мне бы хотелось поднять тост за счастливую пару. Выпьем за вашу свадьбу, которая состоится завтра, и за то, чтобы вся ваша жизнь была наполнена счастьем.
Все зааплодировали, и я наклонился к Тоду.
— Я хочу сказать, — произнес я и схватил его за плечо. — Я рад за тебя.
Он удивленно улыбнулся мне.
— Остановись, — сказал он мне застенчиво.
— Не заставляй его расплакаться, — бросила Иви насмешливо. Она смотрела на Тода. — Он такой Альфа сегодня вечером.
Они начали целоваться, и я воспринял это как намек на то, что мне пора удалиться. Я сел рядом с Одри, обхватил ее лицо своими руками и притянул его к себе. Я подарил ей долгий, затяжной поцелуй, который длился некоторое время, не заботясь о том, что мы можем находиться под пристальным вниманием всех радаров Престонов в мире.
Может быть, моя мать увидит, что я впервые счастлив в своей жизни. Может быть, она смягчится относительно Одри.
Возможно, ... но, вероятнее всего, что нет.
«Надежда — это слово из семи букв», — подумал я, и все равно притянул Одри ближе к себе.
После ужина Коул потащил меня в бар. Девушки отправились в дамскую комнату.
— Мужик, — сказал Коул, заказав два бурбона.
— Да, мужик? — спросил я. — На самом деле, разве мы не слишком староваты для этого сейчас? Мы часто говорили об этом в Уортоне. Мне печально слышать то, что это сейчас слетает с моих уст. Я чувствую себя стариком.
— Стариком, который готов остепениться? — спросил Коул.
— Не пойти ли тебе кое-куда сегодня вечером, Коул?
— Да, сам иди, — ответил он добродушно и сделал глоток своего напитка. — А ты хотя бы знаешь, что на твоем лице написано, что у тебя эмоциональный стояк на эту девушку, не так ли?
— Эмоциональный стояк? Я не знал, что такое существует.
— Это похоже на то, что ты не можешь скрыть свои чувства, которые не оставляют тебя в покое, — сказал он, смеясь надо мной. — И при этом ты совершенно один.
— Она предложила мне крабовые котлетки сегодня, и я не стал их есть.
— Хотя ты трахал ее. Это я могу точно сказать. Похоже, раз пятьдесят на этой неделе, бьюсь об заклад.
Я пожал плечами.
— Не пятьдесят.
— Тогда я и Дженни выиграли у вас.
— Неужели ты забил на работу? — спросил я его, одновременно испытывая чувство отвращения и находясь под впечатлением.
Он, вероятно, преувеличивал. Возможно.
Коул пожал плечами.
— Не-а. У меня было селекторное совещание. А эта девушка, как наркотик для меня. Я не могу держать свой член вне ее.